На завтра, в воскресенье, они были приглашены на дачу к Ивану Федосеевичу. Он что-то затевал, но что именно утаивал, лишь загадочно улыбался. За Дроздовымидолжна была приехать машина.

Анна Дмитриевна появилась еще вечером в субботу. Только она, пожалуй, знала, что им понадобится за городом, поэтому сборы проходили под ее бдительным оком. И Же­ня, и Борис охотно ей подчинялись. Выполняя ее указания, они будто соревновались друг с другом. Может быть, и не делали бы этого, если б не видели, какое это удовольствие доставляет Анне Дмитриевне — «бабе-няне», как ее звал Андрейка.

Ровно в девять часов в воскресенье «Победа» уже сто­яла у подъезда. Борис вышел на балкон и крикнул шоферу, с которым был знаком:

—  Гриша, не поможете погрузиться?

—  Поднимаюсь, Борис Андреич.

Управились не так уж и быстро, как предполагал Борис. Но вот наконец покатили. Вырвались на шоссе Энтузиас­тов. Эта поездка самое большое впечатление производила на Андрейку. Ему было уже почти два года. Он только что неожиданно освоил букву «р». Будто удивляясь, что трудная буква так легко ему дается, он снова и снова ее пробовал, доставляя удовольствие и себе, а еще больше бабе-няне и родителям. Малыш вертел головой во все сторо­ны и сыпал, сыпал своим раскатистым и каким-то тройным «р». О чем-либо поговорить между собой было почти не­возможно, да, право же, и не очень хотелось.

В забаве с Андрейкой и пролетел весь путь до Салты­ковки и Кучино. Когда въехали в лесную чащобу, Андрейка притих, опешил перед такими огромными деревьями. Щекой он прижался к лицу матери, а руками крепко держался за ее шею. На всякий случай.

Лесная дорога была скверной, на колдобинах машину подбрасывало, раскачивало из стороны в сторону, но чем больше трясло, тем восторженней чувствовал себя Анд­рейка. Он заливался звонко-ликующим смехом, пытался и маму и бабу-няню раскачивать еще больше, но это им, к неудовольствию малыша, почему-то не нравилось. На его круглой розовой мордашке читалось: хорошо-то как!..

Но вот резко свернули вправо и едва не ударили бам­пером машины в ворота. Шофер посигналил. Однако ворота долго не открывались. Стали выгружаться. Когда в маши­не осталась лишь Анна Дмитриевна, створки ворот наконец поползли в разные стороны. Открывал их сам Иван Федо­сеевич. Был он в необычном одеянии, неизвестно откуда им выкопанном: серая льняная косоворотка, вышитая петушками и крестиками, шелковый крученый пояс малинового цвета с бахромой на концах… Широченные малиновые ша­рова ры под сечевика-запорожца были заправлены в хромовые сапоги с голенищами гармошкой.

Андрейка сначала ошарашенно рассматривал это серо-малиновое чудище, узнавая и не очень пока его признавая, но стоило Ивану Федосеевичу укоризненным тоном произ­нести: «Андрейка, что же ты!..» — как он заковылял к нему с криком:

— Де-да-а! — и с разбегу упал на подставленные руки. Навозившись с малышом, Иван Федосеевич начал шумно приветствовать мать, Женю и Бориса. Иван Федосеевич всех по очереди расцеловал, Женю ласково погладил по спине, Бориса одобряюще встряхнул за плечо, а матери сказал с веселой ласковостью после трехкратного лобызания:

– Бегаешь, достопочтенная Анна Дмитриевна?

– Ох, бегаю, сынок!..

— И распрекрасно, душа моя. Подружки-товарки, поди, от зависти проходу тебе не дают?

Анна Дмитриевна тоненько и торжествующе залилась смехом.

– Ох, не говори, Иванушка. Так и зыркают! Так и зыркают! Кто, да что, да чей?

– Ну, а ты?

—    А что я? Хвастаюсь. Мой, говорю, чей же еще?

—    Ну и молодчага ты у меня. Так и впредь держать.

—    Вот и держу!

Непонятный этот разговор для непосвященных означал вот что: Анна Дмитриевна пыталась поначалу выдать мальчонку за своего правнука, уверяя, что Женя ее внучка, чему, правда, никто не верил. Но хотя и не верили востро­глазые старушки, но подозрение затаили: а вдруг все-таки — «генеральский внук»? Словом, для Анны Дмитриевны стала самая благодатная пора для таинственных легких

интриг и секретных намеков. Утолила свое давнее желание потетешкаться с внуком-правнуком… Пусть и не кровное, а милое, все-таки — родное чадо, потому что появилось вовремя.

Говорят, все о человеке — хочет он того или нет — ска­жут его глаза… Так то, что за человек Софья Галактионовна и как себя чувствует среди этих, родных ей людей — можно было понять сразу, заглянув в ее тихие, будто светящиеся глаза. Да она и не хотела скрывать, как счастлива.

Во время прогулки по лесу нагуляли, по словам Ивана Федосеевича, «зверский аппетит». А накрытый Анной Дмитриевной стол уже давно ожидал их на веранде.

Налив в рюмки, Иван Федосеевич раскрыл какую-то папку, вытащил из нее несколько листков, сколотых скреп­кой, и подал их Борису.

—  Что здесь? — удивленно спросил тот.

—  Разрешение заместителя министра высшего образо­вания Ивана Ивановича Зеленкова получить экстерном дополнительное образование по той специальности, в кото­рой у тебя многолетняя практика.

Софья Галактионовна удивленно всплеснула руками:

—  Когда же ты успел?

Вальцов махнул рукой, не стал вдаваться в подробности.

Бориса, чувствовалось, застали врасплох. Он крутил бумаги, переданные ему Иваном Федосеевичем, не зная, куда их деть и что с ними делать…

—  Я разве просил об этом?

—  Нет, не просил. Но помнишь наш с тобой разговор, когда решался вопрос с экстернатом?

—  Действительно, был такой разговор. Экстернаты раз­решены только в филологических и экономических ву­зах.

—  А к техническим нет подступа. А тебе хотелось…

—  Так что же изменилось с той поры? — удивился Борис.

—  Собственно говоря, ничего. Тут перечислены лишь экзамены, связанные с техникой. Был специальный запрос Зеленкова к ректору и профессору Резникову. У них мне­ние о тебе высокое. Но знаешь, что заставило решить в министерстве вопрос в твою пользу? Твоя статья в «Проб­лемах экономики» о моральном износе. Он также считал, что ее писал ученый, Борис Алексеевич. И был удивлен, что автором оказался ты.

Борис помолчал, о чем-то раздумывая.

—  Странно все-таки,— наконец отозвался он.— Сколь­ко людей занимаются самообразованием. Объявлен мас­совый поход в науку, к знаниям. Это ведь государственная политика…

—  Но не всем доступны глубины, Борис.— Вальцов ру­кой накрыл ладонь Дроздова.— Ты знаешь, я тоже кое-чего добился в жизни. Но вуз сельскохозяйственный, откровенно тебе скажу, одолел с большим трудом. Наука мне не по плечу. Я — организатор и — не без дара божьего, если уж на то пошло.

—        Однако бог не одарил тебя скромностью,— заметила, с улыбкой Софья Галактионовна.

Борис тоже улыбнулся, но оказалось — своим же мыслям.

—        Влипну я в историю из-за дипломной жадности.

Вальцов, однако, уже был сама серьезность…

—                Слушай. Если хочешь знать… не я один решал о твоeм техническом вузе. Встретил вашего бывшего секретаря райкома партии Смирнова… Да, да, Алексея Георгиевича. Онсейчас в горкоме партии.