— Хорошо. Разрешаю остаться, — сказал Коцебу. И, указав на островитян, добавил: — Скажите им об этом.

Каду подошёл к перилам, поднял руку и звучным голосом торжественно произнёс несколько слов. Стало очень тихо. Потом все островитяне внезапно закричали, и в этом заунывном крике слышались и просьбы, и угрозы, и страх. Но Каду стоял невозмутимый и радостно улыбался, показывая, что теперь — это его корабль.

Островитяне с жаром что-то говорили Каду. А он только смеялся. По трапу торопливо взбежал на палубу соплеменник и друг Каду — Эдок. Этот уже не просил, а приказывал, но все безрезультатно. В отчаянии он схватил товарища за руку, пытаясь насильно увести его с корабля, но Каду оказался сильнее и даже не двинулся с места.

С громкими, печальными воплями островитяне уплыли к берегу.

Бриг продолжал лавировать среди неизвестных островов и через несколько дней, когда была закончена опись всей группы, снова бросил якорь у Аура. Вскоре на судно прибыл Эдок с многочисленным отрядом островитян. Теперь он не кричал, не приказывал, только плакал и нежно обнимал друга, прося его вернуться на берег. Каду тоже не смог удержать слезы, но его решение было непреклонно. Он отдал товарищу подарки, полученные на корабле, и силой вырвался из его объятий.

Все это казалось удивительным: пользуясь уважением островитян, нежно любя своего друга, он все же решил их покинуть, уходя на неизвестном, чужом корабле.

Позже, немного научившись русскому языку, Каду говорил, что хочет увидеть как можно больше земель, морей и народов.

Слушая рассказы о далёком Петербурге, он мечтал побывать в этом невиданном городе.

Через некоторое время Каду уже мог рассказать подробно, как очутился на острове Аур. Он родился на Каролинских островах, в 1500 милях на запад от группы Аур, в семье рыбака. С детства выезжал на лов, а юношей славился, как отличный водолаз-ныряльщик. Не раз доводилось Каду сражаться с акулами, и он всегда выходил победителем. Однажды он с тремя товарищами вышел на рыбную ловлю очень далеко от островов. Рыбаки не заметили надвигавшегося шторма. Подхваченные грозным бураном, они вскоре потеряли из виду родные острова.

В течение восьми месяцев странствовали юноши по океану на маленькой лодке. Питались только рыбой, пили дождевую воду, собранную в обрывке паруса, а когда нехватало дождевой воды, Каду нырял в глубину со скорлупой кокосового ореха, в которой было проделано маленькое отверстие. На глубине океана вода менее солёная, и это спасало рыбаков от смерти.

К исходу восьмого месяца никто из них не мог держаться на ногах. Парус, в клочья изорванный ветром, был потерян. Лодка бессильно металась на гребнях волн. Четыре путника в молчании ждали смерти. Они не поверили, что берег, показавшийся на горизонте, действительно существует. В бреду их так часто обманывали миражи!

Предводитель племени — Тигедиен — спас жизнь Каду и его спутникам. Островитяне хотели их убить, чтобы завладеть имуществом. Тигедиен сказал, что казнит любого, кто посмеет обидеть этих чужестранцев в беде.

Так они остались на Ауре, где прожили уже четыре года и стали равноправными среди островитян.

Появление «Рюрика», невиданно большого корабля, привело в смятение все племя. Давно уже здесь передавалась легенда, что где-то далеко на западе живут злобные и хищные белые люди, разбойники, поедающие чёрных людей. Занесённая неведомо кем, эта легенда по-своему отражала правду. Европейские захватчики, колонизаторы, миссионеры безжалостно истребляли на вновь открытых островах населявшие их народы.

Позже в своём дневнике Коцебу записал: «…Во времена Кука на Отагейти считалось жителей до 80 тысяч, теперь же их только 8 тысяч. Отчего произошла эта ужасная разность? Где на островах Южного моря поселится европеец, там опустошительная смерть, сопутствуя ему, истребляет целые племена…»

Следует ли удивляться, что на островах Аур первобытное племя считало европейских захватчиков людоедами?

Этому верил и Каду. Тем более удивительными были его отвага и решимость. Островитяне ему говорили, что как только на корабле закончится провизия, очередь будет за ним. Он был несказанно рад, увидев открытую бочку с говяжьей солониной, и смущённо признался Шишмареву, что с трепетом ждал решения своей судьбы.

Тридцать два острова группы Аура, острова Арно и Милле, обширная цепь островов Айлу и ещё большая цепь — Ралик, — такими огромными открытиями увенчался тропический рейс «Рюрика» на этот раз.

Страстная мечта Каду увидеть столицу России не сбылась. Когда на пути из Берингова моря в Кронштадт «Рюрик» снова навестил открытые им острова Румянцева, Каду передали, что его маленький сын, оставленный на острове Аура, не спит по ночам и все ищет в лесу отца. Это известие глубоко тронуло островитянина и заставило его сойти с палубы «Рюрика».

В прощальную ночь на берегу долго пылали костры. Все племя — от малых детей до древних стариков — не спало. Люди недвижно и молча сидели у костров, глядя на пламя.

К спущенному трапу брига от берега поминутно сновали маленькие лодки островитян. Каждый из них считал своим долгом оставить команде какую-то память о себе, хотя бы скромный подарок. Они приносили редкостные ветви кораллов, кокосовые орехи и, довольные сделанным, молча покидали корабль.

Не спалось в эту ночь и командиру брига. Он стоял на палубе и смотрел на близкий, как будто уже много лет знакомый берег, на стройные пальмы, за которыми сиял, неуловимо сливающийся с небом, весь в лунном мареве океан.

С острова донеслась негромкая песня. Прислушиваясь, он стал различать слова; в грустном напеве уловил своё имя. Оно повторялось несколько раз, и повторялись имена Шишмарева, Храмченко, Петрова… Славные дети океана знали и помнили имена своих друзей.

И командир подумал, что в бескрайних этих просторах осталось немало русских имён, которые с радостью, в память дружбы, приняли островитяне. Пусть пронесутся годы и десятилетия, пусть будут растеряны скромные подарки, оставленные «Рюриком» на островах, но русские имена здесь сохранятся: они перейдут от отцов к сыновьям, и от сыновей к внукам, и, может быть, со временем какой-нибудь путешественник, что ступит на эти острова, изумится здесь памяти о России…

Наступило утро, и над кораблём взлетели паруса.

Сквозь зори рассветов и звёздные ночи, сквозь штормы и шквалы бриг уходил в далёкий Кронштадт с радостным рапортом о новых открытиях в океане.