Капитан приказал готовиться в путь.

В конце апреля команда прорубила в гавани лёд и вывела шлюп в Авачинскую губу. Четвёртого мая «Диана» покинула Камчатку…

Только теперь для Головнина наступал тот желанный период исследований и открытий, о котором он столько мечтал.

Уходя на Курилы, Головнин знал, что это плавание не обещает быть безопасным. Ещё совсем недавно русские морские офицеры Хвостов и Давыдов были вынуждены силой оружия отстаивать исконные русские права на Южный Сахалин и Курильские острова, где японские браконьеры не только уничтожали ценного пушного зверя, ловили рыбу, вырубали леса, но и строили крепости и держали под ружьём целые гарнизоны.

Какие события произошли на южных Курильских островах после отважного похода Хвостова и Давыдова в мае 1807 года? Возможно, японские захватчики снова возвратились?

Рейс «Дианы» имел, однако, самый мирный характер. Головнин решил ни в коем случае не вступать в споры с японцами, даже в том случае, если те опять осмеливаются селиться и промышлять на русской земле — Курильских островах. Он думал только об успешном выполнении большого и важного для науки задания. Немало знаменитых мореходов уже пытались положить на карту всю Курильскую цепь. Из-за туманов, шторма и сильных течений никому из них — ни Лаперузу, ни Гору, ни Сарычеву, ни Браутону, ни Крузенштерну — полностью осуществить это не удалось. Карты Курил попрежнему были путаны и противоречивы. Моряки «Дианы» должны были окончательно и точно определить положение всей цепи.

Шлюп медленно блуждал меж рифов и скал, в проливах, похожих на ущелья, боролся с могучими течениями, с холодными шквалами, внезапно налетавшими с Охотского моря, или долгими часами осторожно пробирался в тумане, где ему поминутно грозила опасность разбиться на камнях.

Один за другим ложились в чётких очертаниях на карту острова Расшуа, Ушисир, Кетой, Симусир, Чирпой…

Курилы приветливо встречали русских моряков, подносили им подарки.

Вскоре «Диана» приблизилась к острову Итуруп. Головнин решил пополнить здесь запасы продовольствия и приобрести дрова.

На берегу виднелись какие-то строения и байдары. Они принадлежали, конечно, курилам. Встреча с этими людьми могла быть очень полезной. Курилы подробно рассказали бы об острове. Уже вблизи берега Головнин приказал отдать якорь. Он кликнул штурманского помощника Новицкого и, указав на берег, приказал спустить шлюпку.

— На всякий случай возьмите с собой четверых вооружённых матросов. Но при встрече избегайте малейшей грубости. По возможности подробно расспросите у курилов об острове.

Неожиданно появился мичман Мур. После побега из Саймонстауна он всячески старался заслужить доверие капитана, даже прислужничал и лебезил, и Головнин уже собирался было списать его в Петропавловске со шлюпа, но Мур показался таким растерянным и жалким, так слёзно упрашивал, что Василий Михайлович переменил решение.

— Хорошо, — сказал он. — Я постараюсь проверить вас на серьёзных заданиях.

Мур поговаривал иногда, будто он с нетерпением ждёт этих серьёзных заданий. Теперь он заметно взволнованный стоял перед Головниным.

— Посмею обратиться, господин флота капитан… и просить вашего разрешения отправиться вместе со штурманским помощником Новицким в эту разведку…

— А что же? Пожалуй… — согласился Головнин.

Шлюпка отвалила от борта «Дианы» и быстро понеслась к селению. На низком берегу, видно было, засуетились люди. Они сдвинули на воду большую байдарку и отправились наперерез шлюпке.

— Или это приветливая встреча, — в раздумье заметил Рикорд, — или опасность.

— Спустить ещё одну шлюпку! — приказал Головнин. — Мичман Якушкин, вы отправляетесь со мной. С нами — четыре вооруженных гребца.

— Разрешите мне… — отозвался Рикорд.

— Нет, вы замещаете на шлюпе командира.

Берег, казавшийся близким, по мере движения шлюпки как будто все время отдалялся. Оглянувшись на корабль, Головнин увидел, что «Диана» выбрала якорь и осторожно следовала вглубь залива.

Но куда же делись Новицкий, Мур и четыре сопровождавших матроса? Шлюпка их лежала на берегу, а моряков не было видно.

Головнин направил шлюпку в узенькую бухточку и первым ступил на берег.

Поднявшись на вал гравия, нагромождённого прибоем, Головнин увидел на пологом откосе лагерь матерчатых палаток. Новицкий и четыре матроса стояли на плоском выступе каменной плиты, держа оружие под руками, видимо, готовые к бою. Неподалёку от лагеря, у самого вала, капитан увидел мичмана Мура. Прямо перед ним на расстоянии в три шага стоял маленький бронзоволицый японец в длинном халате, с двумя кривыми саблями. Около двух десятков японских солдат, защищённых латами и вооружённых саблями, держали ружья на изготовку, словно ждали команды своего начальника. В воздухе чувствовался острый запах серы… В руках японских солдат дымились зажжённые фитили.

Летом 1810 года с тринадцатого Курильского острова — Расшуа — к Итурупу вышла большая байдара, на которой находилось пятнадцать человек — семеро мужчин, шесть женщин и двое детей.

Груз на байдаре был невелик: несколько десятков шкур морской выдры, нерпичьи и тюленьи кожи, небольшой свёрток лисьего меха и бережно упакованные орлиные крылья и хвосты.

Это была группа охотников-курилов, русских подданных, и плыли они на юг в надежде встретить на каком-либо из островов японское селение, чтобы променять свои товары на рис, халаты, табак…

Особенно ценным товаром курилов были орлиные хвосты и крылья, — щёголи-самураи украшали этими перьями свои стрелы.

Японские селения на гряде то возникали, то исчезали; прочно и надолго японцы здесь не обосновывались, — они отлично знали, что самовольничали на чужой земле.

Небольшое такое селение охотники заметили в заливе на острове Итуруп. Курилы ещё издали стали показывать свои товары. Потом уже безбоязненно они высадились на берег.

Около сотни японских солдат с ружьями и обнажёнными саблями в руках, рассыпавшись цепью, окружили охотников, отрезав им путь к морю. Маленький японский офицер приказал отвести курилов в тюрьму. Из крикливой речи японца охотники поняли только одно: они — русские подданные, поэтому офицер считает себя вправе казнить их или миловать, отпустить на волю или держать в тюрьме.

Целый год охотники вместе с женщинами и детьми находились в тёмном сыром бараке, получая в пищу солдатские объедки.

Примерно раз в неделю офицер вызывал кого-нибудь из пленников и задавал одни и те же вопросы:

— Вы — русские разведчики? Вы пришли на остров, чтобы донести о нас русским? Вы взяли с собой женщин и детей, чтобы не вызвать наших подозрений? А где находятся русские морские офицеры Давыдов и Хвостов? Этого вы не знаете? Ну что же, можете умирать медленной смертью, если не хотите отвечать.

От холода, голода и цинги умерло уже трое мужчин и три жёнщины.

Наконец офицер вызвал всех пленников из барака, велел им стать на колени и сказал:

— Я не могу оживить тех, что умерли. Такова их судьба. Я не могу возвратить вам ваших товаров, — они давно уже проданы. Такова судьба этих товаров. Но я дарю вам свободу, возвращаю байдару и ещё дарю мешок рису. Ступайте домой и благодарите судьбу…

В океане бушевал шторм. Курилы сидели на берегу на чёрных холодных камнях, с надеждой вглядываясь в морскую даль. Временами ветер стихал, но тогда над океаном ложился плотный туман. Так проходили дни.

Утром в середине июня проглянуло солнце, и с первыми признаками долгожданной погоды над ясной линией горизонта курилы увидели силуэт корабля…

…Вопросы мичмана Мура японскому офицеру и его ответы переводил курил Алексей. Головнин не сразу увидел переводчика. Курил стоял на коленях, не решаясь поднять головы, запылённый и чёрный, как камень.

— Прикажите этому человеку подняться, — сказал Головнин. — Где видано такое, чтобы переводчик стоял на коленях?

Мичман резко обернулся, выпрямился, козырнул. Японский офицер понял, что перед ним командир корабля. Он поднял правую руку ко лбу и медленно поклонился, сгибая поясницу. Капитан тоже ответил поклоном. Мичман докладывал громко, взволнованно: