Какой можно сделать вывод из этой не очень-то убедительной речи, хотя Сталин как раз-то и славился простыми, убедительными, логично выстроенными речами. Тут ничего этого нет. Вывод можно сделать такой: каким бы ни был Блюхер, у него есть главное качество: он предан делу Сталина, а потому Сталин его защищает. И тот, кто будет и впредь нападать на Блюхера, тем самым выступит против Сталина, а те, кто до сих пор продолжали свои нападки на Блюхера, вызывают у Сталина серьезные подозрения в их преданности сталинской генеральной линии, преданности делу партии.

Надо полагать, именно так поняло большинство членов Высшего Военного Совета выступление Сталина. Никто не решился поддержать «антисталинскую» позицию, и Блюхера оставили на его посту. Сторонники снятия Блюхера доказывали, что дальневосточное направление военных действий является приоритетным, а потому нуждается в укреплении. Но Сталин настаивал на том, что приоритетным остается западное направление, где Советскому Союзу угрожает Германия, тогда как на Дальнем Востоке Япония всерьез и надолго завязла в Китае.

Можно, безусловно, усомниться в том, что на Совете велась такая сложная политическая игра. Разве не могли Гамарник, Путна и другие искренне верить в необходимость укрепления дальневосточного направления безо всяких политических подтекстов? Могли, конечно. И у Гамарника как главного политработника в армии могли быть вполне обоснованные претензии к Блюхеру.

И все-таки, пожалуй, во всей этой истории с Блюхером подспудно велась политическая борьба. Не зря же Гамарник покончил жизнь самоубийством, когда понял, что будет арестован и судим. Поставить на место Блюхера Уборевича это было бы немалой победой заговорщиков. К тому же это назначение показало бы, что Уборевич и Гамарник находятся вне всяких подозрений. С этой надеждой пришлось расстаться после выступления Сталина в защиту Блюхера.

С апреля по июнь 1936 года в вооруженных силах СССР произошли некоторые загадочные и подозрительные события. В номере «Красной Звезды» от 6 апреля были помещены сразу два некролога: скоропостижно скончались высокопоставленные авиационные военачальники: Наумов, зам. начальника ВВС РККА, и Павлов, зам. инспектора ВВС, прославленный советский летчик, герой Гражданской войны. В мае неожиданно сняли с должности начальника штаба Московского военного округа Степанова, который столь же неожиданно умер. В июне смерть вырвала из рядов Красной армии одного из высших руководителей ВВС Лавиновского и начальника автобронетанковых войск Ленинградского военного округа Шаумяна.

Трудно поверить, что произошло случайное совпадение смертей этих нестарых или даже сравнительно молодых (скажем, Шаумяну было 36 лет) и крепких людей. Но кто и почему мог их тайно убить? Или кто-то из них покончил жизнь самоубийством?

«Эти смерти, — считает С.Т. Минаков, — не могли быть случайны и, как мне представляется, находились в связи с обострившимися отношениями и внутренней борьбой в высшем комсоставе РККА и между армейской элитой, с одной стороны, и И. Сталиным и К. Ворошиловым, с другой».

Однако сама по себе подобная внутренняя борьба между различными группировками в армии вряд ли может быть смертельной. Снятие с должности, перевод на другое место работы или в другую группу войск — вот основные методы такой борьбы, но уж никак не убийства. Иное дело, если эти люди так или иначе были связаны с заговором или знали о нем. Тогда от них следовало избавиться. И это вряд ли могло быть в интересах Сталина и Ворошилова: ведь им было бы очень важно и полезно допросить, а не уничтожать подобных свидетелей. А вот Ягода, к примеру, был бы кровно заинтересован в устранении ненадежных участников заговора или тех, кто знал о нем и отказался в нем участвовать. Ведь успешный военный переворот, как он ясно понимал, должен спасти его жизнь. А то, что она в опасности, он понимал уже достаточно давно.

Но все это остается в области предположений и домыслов. «Клубок» слишком сложно запутан, в нем переплетаются множество нитей, и не всегда можно отличить подлинные, «естественные» нити от искусственно «приплетенных» — вольно и невольно — теми, кто проводил расследования. Ведь тот же Ягода мог, заметая следы реального заговора, направлять следствие по ложным путям.

«Для осуществления этого переворота нужны будут все средства: и вооруженное выступление, и провокация, и даже яды, — говорил Ягода Буланову. — Иногда бывают моменты, когда нужно действовать медленно и чрезвычайно осторожно, а бывают моменты, когда нужно действовать и быстро и внезапно» (М. Сейерс и А. Кан. Тайная война против Советской России. М., 1947. С. 288–289).

Как мы знаем, он старался действовать разнообразно и, вдобавок, готовил как пути к отступлению, так и материалы на тот случай, если покушение на Сталина удастся. Можно только удивляться, что при всем этом ему, ловкому и предусмотрительному злоумышленнику, злодею и провокатору, не удалось осуществить своих замыслов и спасти свою шкуру.

Можно возразить: да не было у него никаких особых злодейских замыслов, ему их приписали, а он наговорил на себя и на других напраслину.

Но нет, оказывается, даже у этого беспринципного деятеля был свой «кодекс чести». Когда на суде его объявили иностранным шпионом и организатором убийства Кирова, он отверг эти обвинения (хотя прекрасно знал, что и без того его приговорят к высшей мере):

«Нет, в этом я не признаю себя виновным. Если бы я был шпионом, то, уверяю вас, что десятки государств вынуждены были бы распустить свои разведки…

Неверно не только то, что я являюсь организатором, но неверно и то, что я являюсь соучастником убийства Кирова».

(Отметим, что если верить этим словам, сказанным незадолго до смерти, то надо бы вновь обдумать версии убийства Кирова.)

Когда пытаешься распутать «Клубок» — казалось бы, всего лишь одно уголовно-политическое дело о заговоре, попутно возникает множество других вопросов и проблем, не говоря уж о том, что все это происходило на фоне множества событий, и, скажем, Сталин не был занят только распутыванием или запутыванием этого клубка интриг. В действительности страна и мир жили совсем иными интересами, свершались знаменательные события во внешнеполитической, экономической, культурной сферах. Обо всем этом придется упомянуть чуть позже.

Даже в теме «заговора военных» приходится отходить от хронологического описания, возвращаясь к событиям прошлого и упоминая о том, что выяснилось значительно позже. Приходится лишь вскользь упоминать об особенностях личности и карьеры того или иного советского маршала или генерала той поры, хотя такой анализ многое может объяснить. Например, то, что своим положением и невероятно быстрым взлетом по служебной лестнице — буквально через три-пять ступенек, они обязаны были чаще всего сумятице Гражданской войны и своему политическому чутью и происхождению, умению выявить, а то и выпятить свои достоинства и достижения.

Почти наверняка они не смогли бы противостоять немецким командирам в Великую Отечественную войну (хотя, конечно, об этом приходится судить в сослагательном наклонении), потому что в большинстве своем, как мы уже говорили, не имели не только высшего военного образования (чего не было и у таких прославленных полководцев как Жуков и Рокоссовский), но и достойного практического опыта. Неудивительно, что один из них, И.П. Уборевич, побывавший на маневрах в Германии, писал в отчете от 13 января 1929 года:

«Немецкие специалисты, в том числе и военного дела, стоят неизмеримо выше нас. Мне кажется, что мы должны покупать этих специалистов, привлекать умело к себе, чтобы поскорее догнать в том, в чем мы отстаем. Я не думаю, чтобы немецкие специалисты оказались бы хуже политически, или более опасными, чем наши русские специалисты».

Суждение более или менее справедливое в первой своей части (тем более, что он подразумевал свой уровень знаний и опыта), но очень сомнительное или даже ложное — во второй.