Интересно, каким образом даже под напором партии и под воздействием Сталина он собирался обломать ресурсами бока любой стране?

О его способности менять убеждение в угоду целесообразности говорит отзыв о нем ответственного сотрудника штаба сухопутных войск рейхсвера полковника Х. Миттельбергера: «Он является коммунистом исключительно по соображениям карьеры. Он может переходить с одной стороны на другую, если это будет отвечать его интересам. Здесь отдают себе отчет в том, что у него хватит мужества, способности и решимости пойти на риск разрыва с коммунизмом, если в ходе дальнейшего развития событий ему это покажется целесообразным».

Можно было сказать кратко: беспринципный карьерист.

Его умение нравиться начальству — даже иностранной армии — отметил в своих воспоминаниях немецкий генерал К. Шпальке. И в то же время, по его словам: «Менее приятное впечатление он, видимо, оставил у общавшихся с ним немецких офицеров более низкого ранга. Мой многолетний сотрудник… полковник Мирчински описывал Тухачевского как чрезвычайно тщеславного и высокомерного позера, человека, на которого ни в коем случае нельзя было положиться».

…Подчеркнем еще раз: у тех советских военачальников и партийных деятелей, которые замышляли произвести государственный переворот, не было единой прочной идеологической основы. Их объединяло более всего недовольство генеральной линией сталинского Политбюро, и, вероятно, вообще партийным руководством. Некоторые, прежде всего Тухачевский, лелеяли честолюбивые мечты. Другие не верили в то, что Сталин сможет удержаться у власти под объединенным напором оппозиционеров. Третьи стремились установить военную диктатуру и начать завоевание других, более слабых государств. Четвертые продолжали верить своему бывшему вождю Троцкому…

После 1933 года их решимость все более слабела из-за опасений, что даже если удастся произвести «дворцовый переворот», их не поддержит подавляющее большинство партийцев и трудящихся вообще, уже свыкшихся с культами Ленина, советского строя и лично товарища Сталина. Но на этот счет у заговорщиков имелись свои разработки.

В 1956 году оставшийся на Западе резидент разведки НКВД А. Орлов выступил с сенсационной статьей, в которой утверждал, что Сталин был до революции агентом царской охранки. Будто бы в ведомстве Ягоды была обнаружена папка со сталинскими донесениями жандармскому полковнику Виссарионову.

По утверждению этого перебежчика, данная папка была передана Якиру, который ознакомил с ней Гамарника и других высших военных руководителей. Возмущенные столь грязным прошлым генсека и вождя, эти люди решили устроить антисталинский заговор.

В таком случае понятна и та ярость, с которой обрушился Сталин на почти всех военных руководителей, стремясь уничтожить всех, кто хотя бы знал о существовании такого документа.

Эта тема в свое время (которое подозрительно точно совпадает с активными выступлениями Хрущева и его сторонников против культа личности Сталина) рассматривалась достаточно детально в отечественной и зарубежной прессе, публицистике, исследованиях. Мнения высказывались разные, но ясно одно: ни тогда, ни сейчас нет достоверных улик, подтверждающих провокаторскую деятельность Сталина до революции и его сотрудничество с царской охранкой.

Не исключено, конечно, что, как это водится с предателями, А. Орлов «запустил» дезинформацию в угоду своим новым хозяевам, чтобы как можно сильнее унизить бывшего руководителя СССР, а заодно и тех, кто считал его великим человеком. Мало того, что так и не были предоставлены соответствующие документы, но и находившиеся под судом и следствием крупные советские военачальники ни словом как будто не обмолвились о существовании неких материалов, которые подвигли их на такой заговор.

Однако многие авторы сходятся на том, что эта загадочная папка действительно существовала или даже существует до сих пор. Последнее кажется маловероятным, ибо с начала «перестройки» разного рода политики и публицисты, писатели и некоторые ученые постарались так густо очернить Сталина, что они бы непременно привели столь выигрышные для них документы, тем более что очернение шло с самых верхов партийного руководства, которые обладали всеми возможностями для открытия таких документов.

Не исключено, что Сталин действительно имитировал сотрудничество с царской охранкой с благословения своих товарищей по революционной борьбе: надо же было внедриться в стан противника. Но наиболее вероятно, что компромат на Сталина существовал, хотя, видимо, был сфабрикован соответствующими специалистами.

«В конце концов, это не столь важно — достоверны они или фальшивка, высказал свое мнение С.Т. Минаков. — Важно, что эти документы должны были скомпрометировать И. Сталина. Эти документы могли хранить в качестве компромата на И. Сталина у себя В. Менжинский и Г. Ягода…»

И вполне возможно, что наличие этой «папки» ускорило смерть В. Менжинского в мае 1934 г., виновником которой на бухаринском процессе 1938 г. публично признал себя Г. Ягода.

Впрочем, это маловероятно: В. Менжинский давно и тяжело болел, и смерть его ожидалась, а Г. Ягода фактически выполнял функции главы ОГПУ еще с 1932 г.

Вряд ли «папку Виссарионова» как оружие против И. Сталина мог держать у себя В. Менжинский.

«Вероятнее всего, заинтересованность в антисталинском компромате была у Г. Ягоды. Именно Г. Ягода уже давным-давно мог разыскать в своей резиденции столь опасную для И. Сталина «папку Виссарионова» или, если таковой в природе не существовало, — изготовить, а в нужный момент, когда представится возможность…»случайно» обнаружить эту папку, в расчете на последующую вскоре после этого атаку против И. Сталина бывших «сталинцев», возмутившихся дореволюционными «преступлениями» И. Сталина против партии и революции».

Если данная папка действительно была сфабрикована (или распространялись слухи о ее существовании), то этот вариант с папкой призван был, судя по всему, скомпрометировать не живого генерального секретаря и вождя, а мертвого.

Вот что показал в 1937 году Н.Н. Кузьмин, который с конца 1929 по конец 1930-го был генеральным консулом СССР в Париже:

«1 ноября 1930 года был в Ленинграде на квартире.

М. Тухачевского и обедал у него. Эту дату я помню хорошо…

Беседуя с ним, я информировал его о встречах с Суварином в Париже. Я прямо сказал ему, что Суварин в беседах со мной просил передать ему привет от Троцкого и его личный, что он проинформирован о том, что группа наиболее талантливых военных во главе с ним находятся в опале, что пора перейти к активной борьбе, что провал сталинской политики ведет страну к гибели, что кризис переживает не только партия в СССР, но и компартии заграницей.

Тухачевский на это мне ответил, что те методы и формы борьбы, которые применяли троцкисты, ничего реального, кроме разгона по тюрьмам, дать не могут».

Приведя эти слова, Минаков добавляет, что по имеющимся сведениям Кузьмин «действительно встречался с Б. Суварином — одним из лидеров французской компартии, ярым сторонником Троцкого».

Что имел в виду Тухачевский, критикуя методы, применявшиеся в то время троцкистами? Это была открытая (хотя бы частично) и подпольная оппозиционная идеологическая борьба против сталинской генеральной линии, его руководства страной. А что можно было противопоставить этому? Если не восстание, то по меньшей мере «дворцовый переворот» и ликвидацию Сталина и наиболее активных его сторонников.

Чем можно было оправдать в глазах общественности убийство Сталина? Самое простое, удобное и надежное — уличить его в каких-то серьезных преступлениях, направленных против партии большевиков или Ленина. После 1917 года вся жизнь Сталина проходила, можно сказать, на виду, и даже его конфликт с Лениным (в связи с женой Крупской) носил мелочный характер и наиболее убедительно объяснялся болезненным состоянием Ильича.

Другое дело — дореволюционная работа Сталина как революционера и экспроприатора на Кавказе. Здесь можно было отыскать правдоподобные детали, подобрать некоторые факты таким образом, чтобы представить Сталина-Кобу-Джугашвили двурушником, а отсутствующие «неопровержимые» документы сфабриковать.