Боярство крупных городов всегда с большим недоверием относилось к княжеским авантюрам и потому редко поддерживало опасные предприятия князей. Оно предпочитало накапливать свои богатства дома в своих родовых гнездах, отлично сознавая, что война — дело рискованное. Князья могли рассчитывать на поддержку бояр лишь в тех случаях, когда те верили в успех задуманного предприятия. Поэтому Рюриковичи были вынуждены мириться с инертностью боярства и обращаться за помощью к младшим дружинникам. Отроки, уные, детские, надеявшиеся в случае успеха их князя разбогатеть и возвыситься, часто сами толкали Рюриковичей на захваты чужих территорий и всегда были готовы выступить с ними в военные походы. Именно их можно считать главной пружиной княжеской мобильности.

В 1167 г. князь Владимир Мстиславич решил лишить великокняжеского стола своего племянника Мстислава Изяславича. Он обратился к старшим, дружинникам, призывая их совершить поход на Киев. Однако те ему ответили отказом: «О собе оси, княже, замыслил, а не едем по тобе, мы того не ведали». Тогда, по словам летописца, «Володимир же рече, възрев на дьцкыя: „А се будут мои бояре“»^{12}. В данной сцене очень ярко отразились взаимоотношения князей с их дружинниками, существовавшие на Руси в XII–XIII вв.

Мобильность князей и часто связанные с ней княжеские междоусобицы приносили огромный вред Руси. Эти явления были порождены общественным строем древней Руси и бороться с ними было чрезвычайно трудно.

Глава 11

Великокняжеские и княжеские домениальные владения

Области, в которых княжили Рюриковичи, имели очень сложные структуры. Часть территорий, входивших в них, представляла собой домениальные земли, находившиеся в личном владении князей. Они включали в себя волости, замки, погосты, села, поля, лесные, охотничьи и рыболовные угодья. Население домена было пестрым по социальному составу. Здесь проживали придворная челядь, члены княжеской администрации, крестьяне различных категорий, имевшие собственные земельные наделы, ремесленники и торговцы, чьи мастерские и дома также располагались на княжеской земле. Производительное население домена приносило князьям ренту в виде натурального и денежного оброков или в виде отработок (например, закупы). Оно выплачивало князьям многочисленные налоги. Б. Ф. Поршнев убедительно обосновал положение, согласно которому налоги тоже представляли собой реализацию земельной собственности феодалами. Он писал: «Среди доходов любого феодала немалую долю составляли те поборы и „права“, которые он брал с населения не прямо как земельный собственник, а как государь данной территории. Таковы, например, пошлины и поборы за проезд по его территории, пошлины, собираемые на рынках и ярмарках, и т. д. Многие феодальные барщинные повинности, например строительство замков, укреплений, дорог, мостов и многие поборы продуктами или деньгами, мотивировались военно-оборонительными нуждами и тем самым выступали как непосредственные государственные службы населения, как налоги в широком смысле. Однако все это было по существу феодальной рентой»^{1}.

Наряду с домениальными владениями князей внутри княжеств существовали домениальные владения бояр и церковников. Церковные и монастырские владения, очевидно, не приносили князьям никаких материальных доходов. Напротив, князья сами давали церквам дотации в виде десятины, собиравшейся со всех земель, входивших в состав княжеств, и налогов от суда и торговли. Церковники имели право судить не только священнослужителей и людей, находившихся под покровительством церкви (вдовиц, калек, прощеников), но и остальных жителей русских областей за преступления особого рода (умыкание, пошибание и др.).

Бояре часто выступают в источниках в качестве временных держателей отдельных волостей, данных им князьями; доходы с этих держаний делились в определенных пропорциях между боярами, их военными слугами и князьями, давшими им земли^{2}. В эпоху феодальной раздробленности, по-видимому, многие бояре превратили свои условные временные держания в безусловные, с которых они по выплачивали никаких податей.

Хорошо прослеживается княжеский статус в Новгородской земле по трем договорным грамотам Новгорода с великим князем Ярославом Ярославичем. Хотя эти грамоты датируются 60-ми годами XIII в., однако в каждой из пих имеется оговорка, свидетельствующая о том, что нормами, указанными в документах, князья руководствовались в Новгородской земле с давних пор. В конце текста второй грамоты прямо говорится: «Тако, княже господине, пошло от дед и от отець и от твоих и от наших, и от твоего отчя Ярослава»^{3}.

По данным грамотам Новгородская земля была разделена на 13 волостей. Став новгородским князем, Ярослав Ярославич получил в качестве домениальных земель половину Волоцкой волости и часть волости Новоторжской, в которых он имел право держать своих тиунов-управителей. Ему были отведены и специальные охотничьи угодья в районе погоста Озвадо, расположенного при впадении Ловати в Ильмень. Его осетрник и медовар имели право ездить в Ладогу, вероятпо, с целью сбора податей рыбой и медом. Самому князю разрешалось «на третюю зиму» съездить в Русу, где производилась разработка соли. Очевидно, данная поездка также была связана с получением им определенных натуральных поборов с населения. Князь выступал в Новгороде в роли верховного судьи. Некоторые княжеские люди также производили суд в Новгородской земле. Доходы от судебных процессов поступали в княжескую казну.

11 новгородских волостей, а также половина Волоцкой и часть Новоторжской находились в держании новгородских мужей-бояр. Князь имел право назначать держателей волостей с согласия посадника — доверенного лица Новгородской республики. Дать волость в держание он мог новгородцу и ни в коем случае — своему человеку. Князь имел также право лишить волостителя держания, но только при условии, что тот совершил какое-то преступление, а не по собственному произволу. Со всех волостей в княжескую казну поступали доходы в виде «дара». «А дар имати тобе от тех волостей», — говорится во второй грамоте^{4}. Эта же фраза с некоторыми модификациями повторяется и в других грамотах^{5}.

Князю, его жене и его дружинникам (боярам и дворянам) категорически запрещалось принимать закладников, выводить людей из волостей, держать, покупать или принимать в качестве дара села, а также основывать слободы на территории Новгородской земли. Во время княжения в Новгороде Александра Невского, по-видимому, происходило расширение княжеского домена. Александр отнял у новгородцев какие-то пожни. Принимая к себе Ярослава Ярославича, новгородцы поставили такое условие: «А что твои брат отъял был пожне у Новагорода, а того ти, княже, отступитися; что новгородцев, то новгородцем; а что пошло князю, а то княже»^{6}.

Князю полагалось также взимать в свою пользу торговые и проездные пошлины — «мыта»^{7}.

Таким образом, доходы новгородских князей, по всей видимости, были немалыми, и складывались они из разнообразных поступлений. Быть может, князья из-за частой их смены новгородцами не успевали обзавестись барской запашкой, и домен они эксплуатировали посредством полюдья — самого древнего способа эксплуатации подвластного населения. Княжеское полюдье существовало в Новгородской земле уже в 20-е годы XII в., о чем свидетельствует грамота Мстислава Великого и его сына Всеволода новгородскому Юрьеву монастырю^{8}.