—  

Докатились. Словесная разминка, как в КВН, закончена, Ермил Кузьмич. Вам известен гражданин под кличкой Чабан?..

 — Вы его взяли?.. Он указал на меня?

Жуков кипел от возмущения: этот вор в законе играет в поддавки!..

—  

Разминка кончилась!

—  

Хорошо. Хорошо. Не отрицаю. Приметил его в магазине. Слава, деньги, женщины, вино — подавай!.. Думаю себе: пригодится. Художник немного — тоже ладно. Пенсия не украшает человека. И душевно ограни­чивает. Перебиваешься с хлеба на воду. А кому не хочется масла!..

—  

Отвлеклись, гражданин Дудников. Кто еще вошел в преступную группу?

—   

Кому приходится доверять!... Мне, вору в законе!.. Эх, старость! Немощь моя проклятая!.. Девка одна. Полагаю, Фимка назвал ее.

—  

Кто такой Фимка?

—  

Евгений Васильевич!.. За что обижаете старика?..

Я чистосердечно, по своей воле... Солуянова будто не знаете?..

—  

Довольно, Дудников, уклоняться.

—  

Мы по овощам, на базе, само собой. Хотели ее кладовщиком. Грамотешка у нее подходящая. Разбитная на вид. Фыркнула — пахнет гадко!.. Марафет, безделье за счет ближнего, кутежи на весь свет — вот ее бог!.. И, знаете, Евгений Васильевич, слепилась пара, как близ­нецы. Потянули возок!

—  

Технология и идея, конечно ваши, Дудников?

—  

Девочке хотелось на море, в круиз по Европе, роскоши, шикарной жизни... А где сармак? Виноват, пети-мети то есть? — Дудников потер пальцами, собранными в щепоть. — Должности приличной к т. В торговле не прижилась. На пиво не взяли. С овощами — ногти нужно обрезать. А тут — езди за любо-дорого, собирай у проста­ков билеты. Немного нахальства, чуточку химии. В день — полсотка, если с умом да старанием, само собой. Делай они билеты на общие места в проходящие поезда — век бы ходили в королях!..

—  

Преувеличиваете, Ермил Кузьмич!... Значит, в груп­пу входили Чабан, Пигалева и вы?..

—  

Стоит ли отрицать, зная вашу, Евгений Васильевич, дотошность и проницательность? Они у вас уже, в КПЗ?..

—  

И вы запросто, из блатного братства, выдали им идею?

Солнце дошло до стула, где сидел Дудников, он прикрывал глаза шляпой.

—   

Насчет братства вы преувеличиваете! Рационализа­торское предложение оплачивается?.. По закону! А здесь — идея! За какой-то червонец в день. На пенсию ноги протянешь.

—  

И давно работает преступная группа?

—  

А сморкачи скромничают? Не назвали дату своего рождения? Виноват, здесь вопросы задаете вы. Память дырявая. Не месяц, не два — само собой. Чужих денег не считаю. Размер мошенничества — доказывайте, доиски­вайтесь. В этом, пардон, вам не помощник. — Дудников шумно чихнул, высморкался и, благостно жмурясь, ожидал вопросов.

—  

Куда вы собрались ехать? Среди ночи? Из города? И почему именно сегодня?

—  

Резонно заметили. На старые места потянуло. В отпуске!

—  

Несерьезно! — У Жукова накапливалось раздраже­ние, и ему стоило большого труда сдерживать себя. — На овощной базе нет приказа об отпуске. Лично проверил. Нелегальный отпуск?.. Потому утром директриса искала вас. Неувязочка!

—  

Узнаю почерк Шерлока Холмса! Восхищен — школа!

—  

Кончайте балаган! .

—  

Слушаюсь!.. Думаю себе: шухер полыхает. Не обгореть бы. Смывайся, Ермилка! Ну, боялся, признать­ся... Билет вот ваш лейтенант попросил у меня.

Жуков улыбнулся, услышав изысканность выражения мошенника.

—  

Брали бы на первый проходящий, а то — до Читы.

—  

Ваш лейтенант испортил дело. Вижу — Фимка. Считаю, «хвост» рядом. И верно — стреканул лейтенант за Фимкой. Думаю себе: уноси ноги, Ермилка! Отложил всю затею на утро. Ночь. Слякоть. По свету способнее. На авиацию надеялся.

—  

Зачем вернулись домой?

—  

Кое-что взять с собой. Немолодой начинать с нуля. И не поспел. Ноги и грудь — старость! Лейтенант проворнее меня оказался — молодость!

—  

Где расстались с сообщниками? Где они теперь?

— 

А у вас их нет? — Рассмеялся Дудников, распря­мился, опираясь подбородком на трость. — Я ведь от всего на суде отопрусь, Евгений Васильевич. Доказательств моего участия в подделке билетов у вас — тю-тю-тю! Улетели пташки!..

Зазвонил внутренний телефон. Жуков нервно поднял трубку. Он понимал, что проигрывает, что напрасно поторопился с допросом, не собрав веских улик против Дудникова, не изловив Чабана и Пигалеву, не задержав Фимку. И все потому, что навалились два уголовных дела. И еще, скорее всего, утрачена гибкость поиска, замедлена реакция — неумолимая старость! Полковник Яковлев немилосердно, но реально оценил пригодность его, Жуко­ва, к дальнейшему несению службы... Услышав в трубке голос Бардышева, обрадовался. Тот просился на прием.

—  

Лады. — Жуков положил трубку, вызвал охрану.

Дудникова увели. Он церемонно откланялся.

Бардышев докладывал с видом победителя. Частенько улыбался, поламывал тонкие, нервные пальцы. Солнце падало ему в лицо, он счастливо жмурился, готовый расхохотаться. Жуков тем временем читал показания продавщицы, пробежал взором опись вещей, снятых с погибшей Кузиной, сличал его со списком обнаруженно­го на квартире Дудникова.

—  

Как я понял, Знакомый макнул руки в кровь? — спросил он полуутвердительно. Чувство облегчения захва­тило его. Ему становилось понятно поведение Дудникова. Прикидывался, морочил голову.

—  

Еще раз проверьте, Владимир Львович, перекрыты ли наблюдением вокзалы? Курумоч. Смышляевка. Речной порт. Автовокзалы. Предупредите посты ГАИ. Доложите срочно прокурору. А я — к полковнику! Вот и «самодея­тельная забота»!..

Часа через два, когда солнце перевалило за полдень, допрос Дудникова продолжили. Ермил Кузьмич пообедал. Его побрили. Он выглядел менее дряхлым, чем утром. В кабинет пришел без трости, лишь припадал на искале­ченную ногу. Армейский китель был распахнут на груди, открывая татуировку, выглядывавшую из-под сиреневой майки.

—  

Кормят ваши прилично. Вполне прилично! — благодушно говорил он, умащиваясь на стуле.

—  

На допросе присутствует следователь, лейтенант Бардышев Владимир Львович. — Жуков нажал кнопку магнитофона. — Допрос фиксируется на пленку.

— 

Это ваши часы, гражданин Дудников? — Бардышев вынул из стола и положил перед стариком ручные женские часы марки «Луч». Лучи солнца заиграли на их золотых гранях.

Дудников потер рукавом часы, отвел их от глаз, прищуренно полюбовался.

—  

Красивая вещица! Взяты у меня при обыске.

Бардышев насторожился. Ответ ускальзывающий, позволяющий толковать его вкривь и вкось.

— 

Точнее, Дудников! — вмешался Жуков. — Ваши часы?

—  

Были мои, а теперь у вас...

—  

Не крутите, Дудников! — Жуков пристукнул ла­донью по столу. — Повторяю вопрос: где вы приобрели часы марки «Луч»?

Дудников пожевывал бескровные губы. Лицо его посуровело. В глазах отражалось напряжение. Он догадался, что у Жукова появились веские причины требовать точности ответов. И он искал в своем поведении просчеты, вспоминал слова, сказанные в этом кабинете прежде.

—  

Вчера вечером Томка-фикса продала...

Бардышев не удовлетворился ответом.

— 

Тамара Федоровна Пигалева. Так? А у нее они откуда?

—  

Спросите что-либо полегче. Чужое не считаю. За тридцатку спустила часики. Он попробовал торговаться...

—  

Кто он?

—  

Известно — Чабан. Гераськин Сенька. А сам обру­чальное кольцо за полсотку загнал.

— 

Обручальное кольцо пробы пятьсот восемьдесят три вам принес Гераськин Семен Петрович, и вы купили его за пятьдесят рублей. Подтверждаете?

—  

Подтверждаю. — Беспокойство Дудникова достиг­ло предела. Он понял: следователи узнали про Кузину! — Сознались сморкачи! Во молодежь пошла!