Однако дальнейшие события развивались вовсе не так оперативно, как это требовалось для решения задач Уранового проекта. Управление армейского вооружения медлило с выдачей заказа на приобретение тяжелой воды у «Норск-Гидро» и не давало поручения на расширение ее производства.

Военно-хозяйственный штаб Норвегии (доктор Шредер), не имея приказа главного командования армии о заготовке тяжелой воды, не давал разрешения на ее отправку. Имперский комиссариат (доктор Вольф), действующий параллельно с военно-хозяйственным штабом, также не давал разрешения на ввоз тяжелой воды в Германию. Оказалась под угрозой поставка даже тех небольших количеств тяжелой воды, о которых немецкие промышленники и ученые уже договорились с генеральным директором «Норск-Гидро» доктором Аубертом. Виртц, выехавший в Норвегию, оказался бессилен перед неповоротливостью и бюрократизмом собственного вермахта. Его ссылки на важнейшие военные исследования и разработку оружия не помогли преодолеть тупого следования приказам со стороны немецких военных чиновников в Норвегии. Выход из положения был найден представителями концерна «ИГ Фарбениндустри». Они не стали доказывать военным властям необходимость тяжелой воды для нужд «великой Германии». Концерн просто упаковывал тяжелую воду в обычные посылки и направлял ее как груз большой скорости на поездах в нейтральную Швецию до города Треллеборга, откуда они направлялись в Германию по адресу ««ИГ Фарбенидустри АР», склад ИГ, Берлин-Лихтенберг, Хауптштрассе, 9-13». По этому же адресу шли почтовые извещения об отправке, а получение каждой посылки подтверждалось телеграммами.

Переговоры Виртца с Аубертом закончились тем, что последний выдал Виртцу в феврале 1941 г. письменное свидетельство:

Руководство «Норск-Гидро» действительно вело себя лояльно по отношению к немецким покупателям. Ауберт, знавший о действительном назначении своей продукции, сказал Виртцу, что он был бы благодарен, если бы официальные немецкие службы смогли дать приказ о передаче хотя бы небольшого количества тяжелой воды непосредственно научному институту для зашифровки военной направленности производства. После этих переговоров производство тяжелой воды в Норвегии увеличилось, и в 1941 г. Германия получила 500 кг этого важнейшего продукта.

Фирмы «Ауэргезелыпафт» и «Дегусса» в 1940 и 1941 гг. еще не освоили производства металлического литого урана, но уже смогли дать металлический уран в порошке, который был более пригоден для опытов, чем окись урана. Существенно шагнула вперед к этому времени очистка урана от вредных примесей.

Получив новый уран и тяжелую воду, немецкие ученые продолжили эксперименты по созданию реакторов. И вот в серии опытов, проведенных в августе — сентябре 1941 г. в Лейпциге, Гейзенберг, Вайцзеккер и Дёпель добились положительного результата размножения нейтронов, что служило доказательством протекавшей в массе урана цепной реакции. Эта реакция еще не была самоподдерживавшейся, но опытное подтверждение реальности цепной реакции стало фактом.

Давая позже оценку лейпцигскому опыту, Гейзенберг писал: «В сентябре 1941 г. перед нами открылся путь — он вел нас к атомной бомбе».

Это был кульминационный пункт развития Уранового проекта. Первое свидетельство цепной реакции было получено уже 25 августа, и Гейзенберг, принимая поздравления сотрудников, торжественно пригласил всех на традиционный «вторничный семинар». Он не удержался от искушения и позвонил в Берлин в Управление армейского вооружения Дибнеру, который продолжал совмещать должность директора Физического института со своими старыми обязанностями в управлении. Дибнер поздравил Гейзенберга довольно сухо и, сказав, что имеется новая информация, попросил Вайцзеккера срочно приехать к нему. Семинар отложили.

Вайцзеккер вернулся от Дибнера через два дня встревоженный. Дибнер доверительно сообщил ему, что ассигнования на Урановый проект в ближайшее время могут быть сокращены, что уже сокращены ассигнования на разработку ракет и виной всему — успешное продвижение немецких армий на востоке. Гитлер и высшее военное руководство считают победу над Россией делом решенным и не хотят тратить деньги на разработку нового оружия. Дибнер добавил, что положение осложняется усилившейся конкуренцией между Управлением армейского вооружения и Управлением вооружения ВВС в Пенемюнде. Этот центр строился для обоих управлений, и армия разрабатывала там свою ракету А-4. Но руководство ВВС постоянно требовало передачи этой ракеты в ведение авиации и сейчас усилило нападки, приняв от фирм «Аргус» и «Физелер» проект крылатой ракеты с дальностью действия 250 км и, что особенно важно, более дешевой. На декабрь планируется обсуждение дел Уранового проекта. Слушать будет, по всей вероятности, сам Фромм, руководитель вооружения армии.

— Закрывать Урановый проект сейчас, когда достигнут первый настоящий успех — это невозможно! — воскликнул Гейзенберг. — Надо доказать Фромму и всем, кому потребуется, что ядерное оружие — это оружие стратегическое, оно нужно не для какой-то кратковременной кампании. Хорошо, с Россией покончено. Но Англия? Америка? Я уверен, что в Штатах тоже работают над атомной бомбой и нам нельзя оставаться неподготовленными. Независимо от того, желаем мы победы Гитлеру или нет, мы не можем желать поражения нашему народу. Надо что-то делать.

Вайцзеккер улыбнулся.

— Я рад, что мы с тобой думаем одинаково, — сказал он. — И я уже написал Дибнеру по его просьбе маленькую записку о возможном практическом применении наших исследований.

Гейзенберг внимательно прочитал копию записки Вайцзеккера.

— Предложение о нашей установке, как о двигателе для больших транспортных средств, очень хорошо, — сказал он. — Это могут быть крейсера, и ты правильно пишешь, что они будут обладать чрезвычайно большим радиусом действия. Но вот предложение об атомном ракетном двигателе… В принципе это возможно, но малые размеры вызовут столько практических трудностей…

— Совершенно верно, — перебил Гейзенберга Вайцзеккер. — И как видишь, я сделал в этом месте записки много оговорок. Кстати, Дибнеру это место особенно понравилось. Он рассчитывает убить двух зайцев, и мы, возможно, скоро доедем в Пенемюнде.

— Ты пишешь о взрывчатом веществе, — продолжал Гейзенберг, — но рассчитываешь все-таки на оба варианта: и на получение урана-235, и па образование в реакторе «элемента 94», как это доказано в твоей патентной заявке. Я много думал по этому поводу и все больше сомневаюсь в реальности получения 235-го урана. Пожалуй, нам надо надеяться только на «элемент 94». Но мы это еще подробно обдумаем после.

— Записка отправлена?

— Да, вчера.

— Есть еще какие-нибудь новости?

— Новостей больше нет, а предложение есть. Тебе надо встретиться с Бором.

— Не понимаю, для чего.

— Расскажу после, а пока назначай семинар, и обязательно на вторник!

Идею встречи Гейзенберга с Бором Вайцзеккер вынашивал давно, с самого начала 1941 г. В марте он сам съездил в Копенгаген «на разведку» и еще больше укрепился в мнении о необходимости встречи двух гигантов современной физики. Мартовская поездка Вайцзеккера проводилась под предлогом чтения докладов «Конечен ли мир во времени и пространстве» и «Отношение квантовой механики к философии Канта». Вайцзеккер выступал перед Немецко-датским обществом 1916 г., Астрономическим обществом и Объединением физиков. На самом же деле поездка была организована Управлением армейского вооружения и преследовала совершенно определенные практические цели. В секретном отчете в верховное командование армии, представленном 26 марта 1941 г., Вайцзеккер писал: