— Нет, под нашими ногами была твердая земля! — заметил Рундквист.
Вследствие краткости дня подняли немедленно лодку и начали с помощью дрега {6} ощупывать дно.
Рундквист указал точно место, где лежал гроб, потому что он в воде видел морской свет. Один раз за другим бросали и вытягивали дрег, но ничего не появлялось на поверхности воды, кроме длинных морских водорослей с раковинами. Так вылавливали до вечера, но без результата.
Люди устали и были недовольны. Некоторые отправились на берег, чтобы выпить водки, поесть хлеба с маслом, сварить себе кофе.
Наконец Густав пришел к тому заключению, что ничего не оставалось делать, так как, вероятно, течение снесло гроб в глубину.
Так как никому не было дела до того, чтобы поднять тело, и, строго говоря, это близко никого не касалось, то для всех было облегчением, что можно было не показаться бесчувственным перед чужим горем.
Чтобы по возможности освятить этот печальный конец, подошел пастор к Флоду и предложил ему прочесть по старухе молитву. Служебник был при нем, а пропеть что полагается сумеет всякий наизусть. Густав с благодарностью принял предложение и сообщил об этом остальным.
Солнце близилось к окончанию своего пути, и островок осветился светло-красным светом, когда собрались на берег люди, чтобы присутствовать при подобающем обстоятельствам погребении. Пастор вошел в сопровождении Густава в одну из лодок, встал на ахтерштевень, достал требник, взял в левую руку носовой платок и обнажил голову; на берегу все также сняли шапки.
— Споемте: «Я гость на земле». Знаете вы это наизусть? — спросил пастор.
— Да! — послышался ответ с берега.
Затем раздалось пение; голоса дрожали сначала от холода, потом от волнения, вследствие необычности службы и трогательных звуков старой церковной песни, проводивших уже стольких в место последнего упокоения.
Прозвучали последние слова, и эхо снова повторило их над водой против шхер в ясном воздухе. Наступила пауза, и слышно было только, как ветер журчал в иглах морских сосен, как волны плескались о камни, как кричали чайки и как лодки ударялись о берег. Пастор повернул свое седоволосое, внушающее страх лицо к морю. Солнце осветило его обнаженную голову, серые пряди волос которой развевались ветром, как ветки висячего на старой сосне мха.
— «Из земли ты вышел и в землю вернешься! Иисус Христос, наш Искупитель, воскресит тебя в радостное утро! Помолимся!» — начал он своим густым голосом, который, чтобы быть услышанным, боролся против ветра и волн.
Погребение кончилось чтением «Отче наш». После благословения пастор простер руку над водой, как бы для последнего прости.
Люди надели шапки. Густав пожал пастору руку и благодарил его, но казалось, что у него еще что-то на душе.
— Господин пастор, мне, однако, кажется… надо бы помолиться и за Карлсона.
— Мы молились за обоих, сын мой! Во всяком случае хорошо, что ты вспомнил о нем,— ответил старик, который был более взволнован, чем хотел бы казаться.
Солнце зашло; надо было расставаться, чтобы как можно скорей ехать по домам.
Но всем хотелось оказать Флоду последний знак внимания. С ним простились, все сели в лодки, потом поехали все немного за ним, затем все лодки стали в ряд, как при ловле рыбы, салютовали веслами и крикнули:
— Прощай!
Это было в честь покойницы, но и в честь юноши, которого теперь принимали в ряды зрелых мужей.
Сидя на руле своей собственной лодки, он, имея на веслах своих работников, поплыл к дому, чтобы с этого дня направлять свое собственное судно по бурным водам и зеленеющим проливам трудной и своенравной жизни.
Общий комментарий
(Libens)
Воспроизводится по: С т р и н д б е р г Юхан Август. Собрание сочинений : В 5 т. Т. 2. — М.: Книжный Клуб Книговек, 2010. Это издание основано на переводе романа «Жители острова Хемсё», выполненном А. Владимировой и вышедшем в 1910 г. под названием «Островитяне» в десятом томе 12-томного «Полного собрания сочинений» А. Стриндберга (М., изд. В. М. Саблина).
По сравнению с саблинским издание 2010 г. содержит ряд мелких редакционных правок. Например, «мина действительнее» заменено на «мина эффективнее», «гармония» — на «гармонику», «куль тарелок» — на «стопу тарелок», «выглядел как выдутое яйцо» — на «выглядел сильно изможденным», «бросить на поле соседа „пастушью сумку“» — на «привлечь на поле соседа сорные травы» и т. д.
Вместе с тем переиздание не только унаследовало некоторые ошибки и неисправности предшественника, но и пополнило их число. В частности, не устранен (а иногда и увеличен) разнобой в написании топонимов. Так, кроме стандартного написания название местечка Даларё встречается «Деларё» и «Доларё», Свиннокер (Svinnockarn) пишется то как «Свинокер», то как «Свенокар» (а в изд. 1910 г. — еще и «Свиннокар», «Сваннокар»), остров Trollskar именуется как «Троленшхера», так и «Тролшхера» и т. п. В подобных случаях проведена стандартизация переводных названий со сверкой их написаний в подлиннике.
В целом, фрагментарное сравнение текста А. Владимировой с подлинником указывает на многочисленные вольности перевода. Отчасти это объясняется наличием многочисленных диалектных слов и неологизмов в тексте оригинала, которое отмечают исследователи творчества Стриндберга.
Роман в свое время был подвергнут критике за натурализм,— в частности, за сцену сексуального контакта в церкви (гл. V). С этим, по-видимому, связана и обнаруженная в гл. V (сцена свадьбы) цензурированная купюра после слов: «На полу стоял фонарь и освещал их обоих», передающая подслушанный Карлсоном диалог профессора и пастора Нордстрёма (привожу в собственном, несовершенном переводе по научному изд.: A u g u s t S t r i n d b e r g s Samlade Verk. Nationalupplaga : 72 v. V. 24. Stockholm, 2012. S. 97):
«— Нет,— невнятно бормотал пастор,— увидеть моего братца можно один раз в неделю.— Карлсон подумал, что они пьют на пару.— Один раз в неделю, это мой régime. Не больше, не меньше.
— Ну, хорошо, хорошо, это — вправлять, но если…
— „Штукатурить“ так или эдак — один раз в неделю, я говорю, и не более! Так говорит Гуфеланд. Чаще моего братца не увидеть, и это мой régime».
Приведенный фрагмент отсутствует не только в русскоязычных переводах, но, например, и в издании романа, вошедшем в собрание сочинений стокгольмского изд. 1912—1921 гг. (Samlade skrifter av A u g u s t S t r i n d b e r g : 55 v. V. 21).
В т. 24 указанного 72-томного издания к этому фрагменту дано следующее примечание:
«Кристоф Вильгельм Гуфеланд (1762—1836) — немецкий врач, опубликовавший, в частности, книгу „Искусство жить долго“ (шведский пер. 1797—1798) и „Искусство продления человеческой жизни“ (шведский пер. 1804). «Штукатурить» (т. е. покрывать вязким составом.— L.) здесь, вероятно, означает совершать половой акт».
Роман в переводе А. Владимировой имеет иную, нежели в упомянутых изданиях на языке оригинала, разбивку на главы (которая, возможно, унаследована от предшествовавшей журнальной публикации перевода): дополнительному делению оказались подвергнуты заключительные, шестая и седьмая главы (в результате чего в русском перевод всего их 13, причем первые пять глав составляют ¾ объема текста). В этой электронной версии восстановлена оригинальная структура романа.
Комментарии
(Libens)
1
Прикрыт — лютик.
2
Карнеол — сердолик.
3
Бернс-салон — всемирно известный ресторан, отель и ночной клуб в центре Стокгольма.