Далее мы увидим, как происходило угасание политической свободы в годы правления Путина, как шло движения России от анархии к авторитаризму и как этот процесс успешно продолжается.

Определения самого понятия демократии настолько разнообразны, что практически бессмысленны, но основа настоящей свободы — это правосудие. Для всякого злоупотребления и коррупции, которые уродуют развитые индустриальные страны Запада, находятся неподкупные судьи и правовые процедуры, представляющие собой окончательное торжество закона, которое превыше политики. Но не в России. Несмотря на некоторые хаотичные реформы, система правосудия остается под контролем Кремля. Российские суды могут вершить справедливый суд, но только когда справедливость не пересекается с интересами сильных мира сего. Иначе они лишь покорно утверждают вердикт власти. Проблема не только в нечестных судьях и в бесцеремонных бюрократах, она начинается сверху. До тех пор пока сам Кремль выше закона, правосудие в отношении всех остальных — это только обман. Международная ассоциация юристов (МАЮ), Американский государственный департамент и международная организация по борьбе с коррупцией Transparency International выразили беспокойство о судьбе правовой системы при Путине. Независимые судьи уволены, коррупция свирепствует.

Самая ущербная часть правовой системы — это даже не сами суды, с которыми немногие россияне сталкиваются и еще меньше им доверяют, а прокуратура. Этот нереформированный пережиток сталинской системы — главное орудие государственного произвола. Обвинители могут заморозить банковский счет, сделав его владельца банкротом, они могут бросить вас в кишащую паразитами тюрьму, сфабриковать любое «доказательство», которое обеспечит вам десятки лет заключения, запугать свидетеля, адвоката и даже судью, который попытается их остановить. За немногими героическими исключениями, прокуратура — лучший друг авторитарного бюрократа и имеющего хорошие связи бандита. Но самая позорная их тактика — запугивание защитников, таких, как Борис Кузнецов, чьи клиенты значатся в кремлевском списке врагов и жертв. Он представлял интересы семьи Политковской, родственников членов экипажа «Курска», Сутягина (ученого, отбывающего наказание по обвинению в шпионаже) и многих других. В середине 2007 г. он покинул Россию в целях собственной безопасности, после того как был обвинен в разглашении государственной тайны. Его «преступление» заключалось в подаче жалобы в Конституционный суд на то, что ФСБ незаконно прослушивает телефонные разговоры его подзащитного.

Другие адвокаты, ведущие аналогичные громкие дела, говорят, что они подвергаются преследованиям, подобно тому, как в советские времена — защитники диссидентов. Генеральная прокуратура просила Адвокатскую коллегию Москвы лишить адвокатского статуса Карину Москаленко, защитницу Ходорковского, которая выиграла 27 дел в Европейском суде по правам человека.

Запугивание адвокатов, готовых и способных защищать дела в международном суде, — это угрожающая тенденция. В настоящее время россияне имеют гораздо больше шансов добиться правосудия не в собственных судах, а за границей; больше всего исков в Страсбург поступает из России. Неудивительно, что Россия отказалась от предложений, которые поддержали практически все страны, упростить процедуру рассмотрения дел в Страсбургском суде и облегчить гражданам подачу исков.

Личная популярность Путина является, несомненно, наиболее важной чертой российской политики. Высокая с самого начала, она с тех пор такой и осталась. Ни один российский политический деятель не наслаждался такой большой общественной поддержкой столь долго. На фоне печальных демографических стандартов страны (средняя продолжительность жизни мужского населения составляет 59 лет) президент, которому в октябре 2007 г. исполнилось 55 лет, находится в прекрасной форме и всегда готов продемонстрировать свой подтянутый обнаженный торс на фотографиях с уикендов, покрасоваться в военной форме или в мужественном спортивном, к примеру, лыжном костюме. В отличие от большинства российских мужчин, он ведет умеренный образ жизни и очень любит свою жену. В 2002 г. у одной российской девичьей поп-группы «Поющие вместе» был хит с весьма характерным текстом:

Культ его личности распространяется, но он при этом едва уловим и как бы не поощряется официально. Путин выдает себя за демократа, сравнивая себя, как будто без доли иронии, с Махатмой Ганди. Путин, пожалуй, похож на индийского лидера, но лишь умением наслаждаться своей популярностью с показной скромностью. На этом сходство заканчивается. С момента обретения независимости индийская политическая система не только внешне отказалась от вековых устоев, последовав, к примеру, принципу беспристрастного подсчета голосов в свободных состязательных выборах, но и провела глубокие преобразования институтов и норм, которые делают страну правовой, а ее правительство — ответственным. Попытки России создать нечто подобное, напротив, превратились в пародию на демократию. Система не является напрямую диктаторской. Оппозиционные партии имеют право на существование, но лишь на периферии политической системы. Они не могут выступать открыто. Они не имеют значительного доступа к СМИ. В свободной правовой стране исполнительная власть контролируется и регулируется со всех сторон: избранными представителями, СМИ, общественными организациями и судебной властью. Но в России все это — практически все, что может ограничивать власть Кремля — сломлено или же поглощено им. В таком же положении главные свободы — свобода слова и собраний. Они гарантированы российской конституцией и процветали в 90-х, но при Путине зачахли.

Самым мощным оружием кремлевского арсенала является обвинение в «экстремизме». Как пародия на страны, где царит закон, Россия планомерно расширяет юридические основания для государственного насилия. Что входит в понятие «экстремизма»? Под этим понятием в данном случае подразумевается «осуществление массовых беспорядков, хулиганских действий и актов вандализма»; кроме того, создание и распространение «экстремистских» материалов также являются уголовными преступлениями. Так же характеризуется «публичная клевета в отношении лица, занимающего государственную должность Российской Федерации», «воспрепятствование законной деятельности органов государственной власти» и «унижение национального достоинства». Это полезный инструмент для того, чтобы заставить молчать и отдельных лиц, и СМИ, которые освещают их действия. После двукратного нарушения закона об экстремизме «преступное» СМИ лишается лицензии. Новая версия закона от 2007 г. расставила еще более широкие сети «нарушителям», включив пункт о преступлениях, совершенных по мотивам «идеологической, политической и социальной ненависти». Если какая-либо организация названа в соответствии с данным законом «экстремистской», СМИ не имеют права даже упоминать ее без указания на то, что она запрещена судом. А тем, кто подозревается в экстремизме, запрещено баллотироваться на выборах любого уровня.

Просторы, открывающиеся перед властями, желающими запугать критиков Кремля, огромны. Несмотря на то, что радиостанция «Эхо Москвы» принадлежит «Газпрому», она сохранила свой дерзкий журналистский тон. Ее главный редактор, Алексей Венедиктов, грозит уволить любого сотрудника, если заметит, что тот ограничивает себя самоцензурой. На «Эхе» передаются интервью с такими непопулярными в России фигурами, как Томас Хендрик Ильвес, президент Эстонии и выходец из США, а также лидер оппозиции Каспаров. Это убежище для журналистов с независимыми взглядами, таких как Евгения Альбац, Юлия Латынина, которые едва ли получили бы эфирное время в других СМИ. Но вот за два месяца в 2007 г. «Эхо Москвы» получило 15 писем из прокуратуры и других органов власти со ссылками на закон об экстремизме. Почему это в эфире радиостанции дают интервью такие провокационные фигуры? Почему комментарии Латыниной столь дерзкие? Даже бесстрашный редактор Венедиктов, хипповского вида трудоголик с горячей верой в свободу СМИ, может не выдержать такого бесконечно долгого давления.