— Всю жизнь мечтал познакомиться с депутатом Государственной думы, — сказал он.

* * *

Все было, как обычно: бешеная гонка по пустынному шоссе, визг покрышек, опасный поворот юзом, а потом неторопливый путь туда, где поджидал в своем белом "форде" гаишник с желтым лицом, привычный обмен с ним ничего не значащими репликами... И этот взгляд в небо, вдох полной грудью, долгий выдох:

— Ах, хорошо...

Гаишники забрали грузовики и отбыли. Из джипа, экипаж которого терпеливо дожидался, пока патрон окончательно придет в себя, кряхтя, выбрался Вартан.

— Я так понимаю, у тебя были веские основания навестить меня, — сухо приветствовал его Аркадий. — Опять какое-нибудь говно принес?

— Напротив. Вчера ночью звонил наш народный избранник. Папка готова. Как только у них закончатся летние каникулы, ее станут обсуждать на комиссии.

— Надеюсь, им будет что обсудить. С этим материалом хорошо поработали?

— Нормально. Девяносто процентов того, что накопал помощник Геннадия, заменили туфтой.

— А остальные десять?

— Вы же сами говорили... Три фирмы пришлось сдать.

— Не обеднеем... Скупой платит дважды. Тебе, Вартан Ашотович, приходилось платить дважды?

Вартан потупился и глухо отозвался:

— Приходилось.

— Да что ты говоришь? — притворно изумился Аркадий. — И по какому случаю?

Вартан молчал, хмуро разглядывая носки своих ботинок.

— Вы сами знаете по какому... Когда-то давно у меня была торговля на Полянке, неподалеку от магазина "Детский мир"...

— Ах, вон ты о чем. Ну так мы вроде квиты. Я подвинул тебя с бойкого места, ты спалил мои ларьки. Боевая ничья. Ну, довольно об этом, не отвлекайся. Давай-ка пройдемся. Тебе надо больше двигаться, ты стал толстоват. — Взяв Вартана под локоть, Аркадий провел его по обочине. — Я все об этой папке беспокоюсь... Вызови мне нашего народного трибуна.

Вартан протянул ему пенал мобильника. Аркадий поднес к уху телефон и несколько секунд ждал ответа на вызов.

— Геннадий Петрович, дорогой! Как ваше здоровье? Что говорите? Нормально здоровье? А мне сдается, что нет, голос у вас какой-то больной и прононс насморочный. Я отправляю вас на больничный... Полежите в постели, отдохните. Попейте успокоительное, На худой конец поставьте себе клизму. Да-да, я слушаю...

С минуту Аркадий терпеливо выслушивал собеседника. На лице его стояла неподвижная улыбка.

— Все сказал? — Улыбка мгновенно испарилась. — А теперь, мудила, слушай сюда. Ты заболел, понял? Сиди дома и не кашляй. Что — банкет? Какой еще банкет? Деловой, говоришь? Ничего, перебьешься. Пусть помощник твой туда съездит, он это заслужил. Все. Все, я сказал!

Он вернул Вартану аппарат, тот спрятал его в карман, вынул платок, промокнул лоб.

— А что поделывает твой крестник? — спросил Аркадий. — Куда-нибудь нас вывел?

— Пока нет. Сидит со своей бабой на даче.

— Не нажимайте на него. Пусть человек спокойно работает. Я чувствую, он нас куда-нибудь да приведет. Ты веришь в предчувствия?

— Нет.

— Напрасно.

* * *

Легли спать они с рассветом, поднялись часов в десять, прибрались в каминной, заперли баню и поехали в Москву. Б. О. мрачно рулил, щурил красноватые от недосыпа глаза, Бася дремала, привалившись плечом к дверце.

Сквозь дрему она услышала его голос. Смысла реплики не разобрала и, подавив зевок, переспросила:

— Что ты сказал?

— Я сказал... — он дождался, пока в правом встречном ряду не образовалось свободное пространство, достаточное, чтобы можно было вынырнуть с боковой дороги на трассу, — сказал, что за такого рода письма не убивают.

— Ты имеешь в виду его письмо в банк?

— Да. Это не повод для таких разборок. — Он надавил педаль газа, машина, свистя шинами, вписалась в поток, следовавший в направлении города. — А что, собственно, произошло страшного? Ну лажанулись ребята с кредитом... Бывает. Это не смертельно. Хотя, конечно, этот факт, стань он достоянием гласности, нанес бы фирме кое-какой ущерб.

— Думаешь?

— Скорее всего... У нас, где многое, в финансовой сфере в том числе, стоит на дутых величинах и рекламных кампаниях, имидж значит очень много... — Б. О. сбросил скорость у автобусной остановки, чтобы не окатить из лужи какую-то старуху. — Но ведь это была сугубо внутренняя, конфиденциальная информация. Твой муж, кажется, вовсе не собирался выносить ее за стены фирмы. — Он помолчал. — Нет, тут что-то другое. Эти ребята должны были иметь веские основания для того, чтобы устранить его. Очень веские. И они такие основания, судя по всему, имели.

— Да ну! — отмахнулась она. — У нас за сотню рублей могут отправить случайного прохожего на тот свет... — Она всплеснула руками. — Ой, забыла! Притормози у какого-нибудь магазина. Дома холодильник пустой.

Б. О. свернул на стоянку перед универсамом. Бася вернулась минут через двадцать с огромным полиэтиленовым пакетом, бросила его на сиденье.

— Вечером у нас будет курица по-техасски, — доложила она, вытаскивая из пакета плоскую, обтянутую серебристой фольгой упаковку. — Очень удобно. Сунул в духовку — и готово. И вкусно, я пробовала: это кусочки курицы, обжаренные в масле с красным перцем. Ты любишь острое?

— Люблю. От острого кровь быстрей бежит по жилам. И повышается половая потенция.

На ее лице появилась лукавая кошачья улыбка, рука опустилась на его колено и медленно поползла вверх, достигла тугого, упругого бугорка и ласково сдавила его; навалившись грудью на плечо Б. О., она шепнула:

— Так что нам мешает?

— Довольно... — процедил он сквозь зубы. — А то нам придется заняться этим прямо сейчас и прямо здесь.

— Ну и что? — весело отозвалась она. — Чего стесняться-то? Мы же теперь, насколько я понимаю, вольные степные люди с большой дороги — где приспичит, там друг друга и любим.

— Сначала давай съедим твою курицу с красным перцем. — Он плавно тронул автомобиль с места и выехал со стоянки.

Ванночка с аппетитным блюдом так и не добралась до духовки, потому что сначала они легли в постель и занялись тем, о чем оба подумали еще на стоянке перед универсамом, потом спали часов до трех дня, потом пили кофе на кухне, а потом Б. О. потянулся к телефону.

— Сегодня суббота, — напомнила она.

— Ничего. — Он набрал по памяти номер, обозначенный в адресной шапке Митиных факсов. — Говорят, они там у себя на Охотном Ряду думают круглосуточно и без выходных.

— Пойду залягу в ванну.

Она лежала в теплой бархатной лене, погрузившись в блаженное состояние совершенного безмыслия, которое было вдруг нарушено щелчком дверного замка.

— Ты не голодна? — поинтересовался Б. О., подошел к зеркалу и, округлив рот, ощупал лицо — этим жестом мужчины предваряют процедуру бритья. Затем он скинул рубашку, выдавил на помазок гусеничку крема и тщательно взбил на щеках пышную мыльную пену.

— К чему ты насчет аппетита? — спросила она.

— К тому, что мы идем в ресторан.

Я дозвонился, рассказал он. К счастью, аппарат был отключен от факсового режима. Самого этого мужика, правда, на месте не оказалось, ответил женский голос, типично секретарский: Геннадия Петровича уже сегодня не будет на месте, но если вам срочно нужно с ним связаться, то его можно после пяти вечера застать в "Эльдорадо", там устраивается скромный банкет.

— Вообще-то, насколько я знаю, — сказал Б. О., водя станком по щеке, — это клубный кабак с ограниченным доступом. Ничего, попробуем прорваться. Если не все места будут заняты, у нас есть шанс. Надо одеться поприличней.

— О-о-о, — мечтательно протянула она. — Сто лет не надевала вечернего платья. Прошлой зимой, когда на лыжах каталась, привезла из Франции — самый писк. Знаешь, весь верх из полупрозрачной ткани, из муаровой такой, дымчатой. И сзади клин вставлен. Хорошо... Лифчик не надо надевать. Да и трусики тоже.,