Иные критики, рассуждая о Руслановой, говорят порой: вот, мол, самородок самородком, а ведь нигде не училась, образования так и не получила. Известная история: вначале выдавили из аудитории, а потом стали пальцем показывать и пенять — мол, недоучка…
Но образование-то получить она успела. Всё, что нужно, получила. У профессора Михаила Ефимовича Медведева и получила. Медведев сам был прекрасным певцом, и всё, что мог, своей ученице, по её же признанию, дал. А то, что формально полного курса консерватории не окончила и диплома не получила, так что из того? Он ей и не нужен был. Не диплом поёт — певец. Кто помнит о тех, кто учился вместе с Руслановой и получил диплом об окончании полного курса Саратовской Алексеевской консерватории? Ей и звание народной артистки потом не дадут. Ну и что? Чиновничество, которое в те годы заведовало культурой в СССР, просто-напросто продемонстрировало своё невежество, а по сути дела отсутствие культуры как таковой.
Русланова училась много. Всю жизнь. И всякую науку постигала быстро, сокращённым курсом. А начала свою учёбу в пять-шесть лет. С перемётной сумой в саратовских дворах петь на морозе — это что, не учёба? А в церковном хоре, когда её, Сироту, слушал весь Саратов? А концерты в пыли и смоге мебельной фабрики?.. Жизнь протащила её через такие университеты, после которых любая академия может показаться пресной и отвлечённой наукой.
Однако ж — два курса консерватории у профессора Медведева. Потом — уроки у оперной певицы, солистки Большого театра Евгении Ивановны Збруевой. Как рассказывала сама Русланова, пришла она к Збруевой, поклонилась низко: «Научите…» Брала уроки и у других певцов и педагогов. Училась всю жизнь.
Саратовский период жизни и песенного творчества нашей героини заканчивался. Но лишь формально. Потому что родина, родной край, мелодия местного говорка, неповторимые речевые и языковые интонации волгарей, свет родных лиц земляков будут светить ей всегда, до последнего часа. И земляки тоже будут платить ей своей искренней и трогательной любовью.
Некогда блиставшая на сцене танцовщица Антонина Ревельс[6] в своих воспоминаниях рассказывает об одном любопытном эпизоде: «Как-то… мы приехали в Саратов. Когда выпало свободное время, Лидия Андреевна пригласила несколько человек из тех, с кем дружила, прогуляться по городу.
— Дети мои, — сказала она, — пойдёмте посмотрим на приют, где я воспитывалась.
Мы ходили по городу, и она старалась припомнить места, где когда-то бывала… Долго ходили, она всё приглядывалась, а по дороге рассказывала нам о том, как жила в приюте. Никто ее не навещал, и только бабка одна, которая ходила к своим внукам, одаривала её иногда гостинцем. Зимой она приносила ей кисель… в платке. Он был замёрзший, а пока она его развязывала, снова расплывался.
— И всё-таки я успевала его съесть, — ещё и теперь радовалась Русланова, — и как же он был вкусен!
Когда мы поняли, что самостоятельно ничего не найдём, решили спросить у кого-нибудь из прохожих.
— А где здесь был когда-то приют? — обратилась Русланова к женщине средних лет.
Женщина начала объяснять, но мы никак не могли уяснить, как туда пройти.
— Как же всё-таки дойти туда, я не поняла? — ещё раз спросила Русланова.
— Какая же ты бестолковая, — подосадовала женщина.
— В моём возрасте это бывает, голубушка, — виновато-шутливо оправдывалась Русланова. — Когда-нибудь и с вами то же будет.
Женщина объяснила ещё раз, и мы пошли в указанном ею направлении. Но было обидно, что женщина так неприветливо говорила с Лидией Андреевной. Я догнала её и сказала, что не следовало бы так грубо говорить, ведь это же Русланова.
— Что вы! — всплеснула руками женщина. — Как же я её не узнала! — И бросилась было почему-то мне целовать руки. А потом подбежала к Руслановой, встала перед ней на колени, поцеловала её пальто и всё приговаривала: — Ты наша гордость! Ты наша гордость!
И довела нас до нужного дома».
Глава четвёртая
СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ
«Забыл он клятву вековую, когда другую полюбил…»
Замуж наша героиня вышла рано, ей тогда и семнадцати не исполнилось.
Шла Первая мировая война. Народ воевал за царя и отечество. Но и царь, и родимое отечество народную жертву принимали снисходительно. И народ это в конце концов почувствовал…
Лида, как и многие русские девушки, охваченные патриотическим порывом и христианским состраданием к ближнему, записалась сестрой милосердия в санитарный поезд.
Что такое санитарный поезд…
Четвёртого декабря 1876 года вышел императорский указ о формировании четырнадцати санитарных поездов «на случай войны». В соответствии с указом такой «поезд состоял из: 17 шестиколёсных или 12 восьмиколёсных санитарных вагонов, двух пассажирских — для медицинского персонала и прислуги и трёх товарных: кухонного, вагона-кладовой и вагона для грязного белья и умерших в пути». За 40 лет со времени окончания Русско-турецкой войны (1877–1878) в структуре санитарных поездов мало что изменилось. Они и во время Великой Отечественной войны были почти такими же. Вывозили раненых и больных с передовой в тыл, тут же, принимая пострадавших, в вагонах-операционных и в вагонах-перевязочных оказывали им медицинскую помощь. Во время Русско-японской войны санитарные поезда вывезли в тыл 87 тысяч раненых. Большинство из них выжили, хотя многие стали калеками. Среди выживших был и отец Лидии, «тятя», как она его называла.
В 1916–1917 годах Лидия служила в одном из таких поездов сестрой милосердия.
Сёстры милосердия в русской армии появились во время Крымской войны в период обороны Севастополя в 1854–1855 годах. У истоков этой миссии, полной не только благородного романтизма, но и кровавыми буднями и всеми остальными тяготами войны, стоял знаменитый русский хирург Николай Иванович Пирогов. «Белые голубки» — так называли этих женщин и девушек, которые ухаживали за ранеными, следили за их состоянием после проведённых операций, помогали им вставать на ноги. Среди них были дочь петербургского губернатора Екатерина Бакунина, баронесса Юлия Вревская, кавалер двух георгиевских крестов Генриетта Сорокина, старшие дочери императора Николая 11 великие княжны Ольга и Татьяна. Но одно дело быть сестрой милосердия в тылу, а совсем другое — в санитарном поезде, который время от времени ездит за ранеными к фронту.
О том, как она, такая юная, попала в команду санитарного поезда, Русланова рассказала сама: «Вскоре моя жизнь резко изменилась. Началась империалистическая война. И как-то, провожая солдат, — мне так их было жалко! — я подошла и сказала: „Дяденька, возьмите меня с собой“. — „Да чего ж тебя с собой брать, что ты там делать будешь, девчонка?“ Я говорю: „Да кому водички подам попить, кому песенку спою, кому ласковое слово скажу, да мало ли чего можно сделать людям приятного“. — „Да-а, — сказал солдат, — пожалуй, поедем“. И взяли меня с собой. Приехала я на фронт, и действительно, кому водички подам, кому ласковое слово скажу. И песни стала петь. Песни всем очень понравились. Меня часто просили петь».
О том, что и её отец где-то здесь, на фронте, она тогда не знала.
О своей службе в команде санитарного поезде Русланова оставила очень лаконичные воспоминания: «В 1916 году поехала на фронт сестрой милосердия и до октября 1917 года служила в санитарном поезде. В этот период познакомилась и сошлась с неким Степановым Виталием Николаевичем, от которого в мае 1917 года у меня родился ребенок. В 1918 году Степанов от меня уехал, и я стала жить одна».
За этими сухими словами, столь нехарактерными для Руслановой, любившей рассказывать о прожитом и умевшей рассказывать, скрыт, как можно предположить, целый роман. Перелистать его страницы мы теперь, по прошествии многих лет, когда умерли все его герои, а также действующие лица второго плана и свидетели, к сожалению, не можем.
6
Антонина Сергеевна Ревельс (1919–1997) — советская танцовщица, исполнительница модных тогда акробатических танцев. В 1940 году окончила Киевскую балетную школу. Артистка Львовского театра миниатюр. Затем вместе со своим мужем артистом В. К. Новицким была солисткой балета Хабаровского театра музыкальной комедии. С 1943 по 1974 год — солистка и исполнительница акробатических танцев в эстрадном оркестре под руководством Леонида Утёсова. Вторая и последняя жена Л. Утёсова. Автор книги «Воспоминания об Утёсове».