Абакумова расстреляют в 1954-м. В том же 1954-м с Вадиса сорвут генеральские погоны, изгонят отовсюду «как дискредитировавшего себя за время работы в органах…».
Жуков на этих калёных ветрах устоит.
Именно тогда, в Берлине, Русланова начала называть маршала Победы Георгием Победоносцем. Впервые это прозвучало из её уст то ли на том знаменитом концерте с орденом, то ли на одном из официальных или полуофициальных приёмов в Потсдаме. Живая, искренняя, эмоциональная — что на уме, то и на языке — она выразила в этих двух словах то, что твердили и о чём думали в эти дни миллионы советских людей.
По всей вероятности, эти проявления комплиментарности великой певицы к великому воину, а также информация о том, что чета Крюковых близка к маршалу Жукову, входит в круг его друзей, стали предметом беспокойства Сталина. Война закончилась, и не только солдаты, но и генералы и маршалы становились для власти проблемой.
А первый из них — Георгий Победоносец — в глазах Сталина явно зарывался. Да что там зарывался, Жуков буквально угрожал Верховному своими шумными победами и успехами.
В апреле 1946 года Жукова отзывают из Группы оккупационных войск в Москву. Там его ждёт новая должность — главнокомандующий Сухопутными войсками. Из первых заместителей он становится просто заместителем наркома обороны и теперь подчиняется Николаю Булганину, партийному чиновнику, слабо разбирающемуся в военном деле, рабски несамостоятельному — которому, однако, Сталин вскоре присвоит маршальское звание. Подобными методами партийцы после Победы «сбивали спесь» с усилившихся за годы войны генералов и маршалов, указывали им место.
В декабре 1945 года генерала Крюкова направили в распоряжение командующего кавалерией Сухопутных войск. В мае 1946 года назначили начальником Высшей офицерской кавалерийской школы им. С. М. Будённого. Но через год вновь направили в распоряжение главнокомандующего Сухопутными войсками. Вскоре он был назначен заместителем командира 36-го гвардейского стрелкового корпуса.
Летом 1946 года в опалу попал Жуков. На заседании Высшего военного совета Сталин и несколько военачальников обвинили его в зазнайстве, бонапартизме, в том, что он «ведёт вредную, обособленную линию, т. е. сколачивает людей вокруг себя, приближает их к себе» с неясными целями. Однако маршалы Конев, Рокоссовский, Рыбалко, генерал армии Хрулёв встали на защиту Жукова, отвергли самые тяжкие обвинения и фактически спасли своего боевого товарища от расправы. Тем не менее Жуков был освобождён от должности главкома Сухопутных войск и направлен в Одессу командовать небольшим, но одним из самых неспокойных военных округов.
Чтобы окончательно унизить Жукова, а заодно и дать понять военным, чтобы сидели и помалкивали — у всех рыльце в трофеях! — Сталин приказал генералу Абакумову раскручивать самое актуальное в тот момент и перспективное «трофейное дело».
В августе того же 1946 года на стол Сталина легла докладная записка Булганина. Не зря Хрущёв потом назовёт его «стукачом Сталина» и снимет маршальские погоны, которые партаппаратчику были явно не к лицу.
«В Ягодинской таможне (вблизи г. Ковеля) задержано 7 вагонов, в которых находилось 85 ящиков с мебелью.
При проверке документации выяснилось, что мебель принадлежит Маршалу Жукову.
Установлено, что и.о. начальника тыла Группы Советских Оккупационных Войск в Германии для провоза мебели была выдана такая справка: „Выдана Маршалу Советского Союза тов. Жукову Г. К. в том, что нижепоименованная мебель, им лично заказанная на мебельной фабрике в Германии ‘Альбин Май’, приобретена за наличный расчёт и Военным Советом Группы СОВ в Германии разрешён вывоз в Советский Союз. Указанная мебель направлена в Одесский Военный округ с сопровождающим капитаном тов. Ягельским. Транспорт № 158/8431“».
В сущности — никакого криминала.
И действительно, жалованье офицерам в Группе войск положили более чем солидное. Генерал, к примеру, получал 50 тысяч рейхсмарок, которые какое-то время были в ходу в восточной оккупационной зоне. Очень большие деньги. Немецкие генералы столько не получали. Потратить рейхсмарки можно было только здесь, в Германии. Вот их и тратили на всё, что уцелело после боёв, на то, что на восстановленных или уцелевших заводах и заводиках начали производить предприимчивые немцы, что хранилось на складах и в тайниках, а потом поступило в свободную торговлю.
И всё же «материалы „трофейного дела“ свидетельствуют о том, что Жуковым из Германии было вывезено значительное количество мебели, произведений искусства и другого трофейного имущества в своё личное пользование. При обыске у Жукова было изъято 17 золотых часов и 3, украшенных драгоценными камнями, 15 золотых кулонов, свыше 4000 метров ткани, 323 меховых шкурки, 44 ковра и гобелена, 55 картин, 55 ящиков посуды, 20 охотничьих ружей и т. д. Имущество было вывезено из дворцов Германии».
Об этом пишут и биографы Жукова.
А вот что написал сам Жуков в объяснительной записке на имя секретаря ЦК ВКП(б) Жданова: «Я признаю себя очень виновным в том, что не сдал всё это ненужное мне барахло куда-либо на склад, надеясь на то, что оно никому не нужно. Я даю крепкую клятву большевика — не допускать подобных ошибок и глупостей. Я уверен, что я ещё нужен буду Родине, великому вождю т. Сталину и партии».
Когда следователи будут допрашивать генерала Крюкова, тот наговорит и не такое: «Все мы старались перещеголять друг друга, на все лады восхваляя Жукова, называя его новым Суворовым, Кутузовым, — и Жуков принимал это как должное. Но особенно ему нравилось то, что Русланова прилюдно стала его называть Георгием Победоносцем». Стиль «признаний», разумеется, принадлежит следователям.
При обыске сотрудники МГБ изъяли у генерала Крюкова и Руслановой: два «мерседеса» и «хорьх-951» (на «хорьхах» этой модели ездили Розенберг и тонкий ценитель хороших и дорогих вещей Геринг), 107 килограммов серебряных изделий, 35 старинных ковров, гобелены, антикварные сервизы, меха, мраморные и бронзовые скульптуры и статуэтки, 312 пар обуви, 87 костюмов, а также 78 оконных шпингалетов, 16 дверных замков и 44 велосипедных насоса, 140 кусков мыла, 47 банок гуталина, 50 пар шнурков…
Что касается бриллиантов и коллекции картин, то это — тема особая.
Взятие трофеев было узаконено приказом Сталина от 9 июня 1945 года. Солдатам разрешили отправлять домой определённое количество посылок, а также иметь ручную кладь при выезде к месту жительства после демобилизации. Генералам — бесплатно по «мерседесу» или «опелю», офицерам — по мотоциклу или велосипеду. Офицерам продавали по низким ценам ковры, меха, сервизы, фотоаппараты. Полковники могли купить автомобиль.
Трофейная лихорадка захватывала армию-победительницу, как заразная болезнь. Разъедала дисциплину и дух, разлагала особо прочные, казалось бы, её звенья — офицерство.
Самые стойкие, для кого суворовские заветы были превыше всего, пытались лечить «больных» порохом и свинцом. Известны жестокие меры командующего 1-м Украинским фронтом маршала Конева, который приказывал расстреливать насильников и мародёров перед строем. И эти меры имели действие. Конев вспоминал, что, когда однажды заглянул в «тридцатьчетвёрку» одного из своих гвардейских корпусов, то из-за барахла не увидел в боевой машине танкистов. В бой идти в таких машинах было нельзя, и он тут же приказал командиру корпуса привести технику и вооружение в боевое состояние.
Александр Твардовский позже напишет:
И уже если обратились к поэту, то и доверимся ему. Вот что дальше в этой же главе «Книги про бойца» пишет проницательный поэт. Напомню: солдаты идут по немецкой земле, к Берлину, и встречают соотечественницу, женщину, солдатскую мать.