В сочинениях «Драматическая галиматья», «Опыт о нравах», «Век Людовика XIV», «Простодушный» и др. Вольтер до небес превозносил Срединное государство, где его «ученики», «товарищи» и «мастера» по заданию римского «ЦК» в основном закончили, видимо, работу над «китайской» историей, а Вольтер их труды «пиарил».
«”Китайцы цивилизовались едва ли не прежде всех других народов, - читал Иакинф, - ни у одного народа нет таких достоверных летописей, как у китайцев… Тогда как другие народы сочиняли аллегорические басни, китайцы писали свою историю с пером и с астролябией в руках, и притом с такою простотой, примера которой нет во всей остальной Азии…» Иакинф отложил книгу. “Вот поприще для меня на долгие годы, - думал он. - Изучить эти летописи, перевести, обработать их, сделать достоянием всего мира. Ведь до сих пор ничего этого нет по-русски. Сколько средств быть полезным отечеству!”»[96].
В библиотеке архиепископа о. Иакинф нашёл книгу англичанина Даниэля Дефо «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, рассказанные им самим». В третьей и четвёртой частях этой книги много страниц посвящено Китаю. Не состоящий в масонах Д. Дефо, в отличие от Вольтера, никогда не бывавшего в Китае, даёт противоположную картину. В пересказе Кривцова она такова:
«Совсем другими красками рисовал англичанин Срединную империю. Народ её он изображал, как жалкую толпу невежественных рабов, подчиняющихся правительству, которое только таким народом и способно управлять. Вольтер писал, что лишь одна религия не запачкана фанатизмом и суевериями - это религия китайских мудрецов, а английский сочинитель, наоборот, доказывал, что китайцы - один из самых суеверных народов, что они абсолютно невежественны и барахтаются в самой грязи и отбросах идолопоклонства»[97].
О. Иакинф прочёл и «Дагио, или великая наука, заключающая в себе высокую китайскую философию» - книгу, переведённую с французского российским масоном и писателем-сатириком Д.И. Фонвизиным (1744-1792), который в 1777-78 гг. жил во Франции, а в 1784-85 гг. - в Германии и Италии.
Чтение этих книг подогрело присутствовавший в молодом священнике якобы и ранее интерес к Китаю.
В Санкт-Петербурге о. Иакинфу покровительствовал обер-прокурор Священного Синода князь А. Голицын, добивавшийся снятия с него наказания. Помогла также благожелательная характеристика тобольского владыки, посланная в столицу.
10 мая 1806г. из Синода в Тобольск пришёл указ, в котором сообщалось, что «…обер-прокурор Святейшего Синода Князь Александр Голицын имел щастие докладывать Государю о разрешении священнослужения бывшему ректору Иркутской семинарии архимандриту Иакинфу, и Его Величество изъявил Высочайшее соизволение на мнение Синода и повелел отправить его, Иакинфа, к Пекинской Духовной Миссии для занятия там вакансии Архимандрита».
Вернувшись в Иркутск, о. Иакинф вскоре присоединился к посольской группе российских чиновников, направлявшихся в Пекин…
2.
На жизненном пути чуваша Никиты Бичурина, уничтожившего с подачи авторов «китайских» хроник славянский палеоэтнографический образ наших зауральских территорий, и мордвина Никиты Минова - будущего всесильного патриарха московского Никона (1605-1681), устроившего в 1666 г. страшный раскол в Российской Греко-Православной церкви (РГПЦ), - усматривается много общего.
У обоих Никит - высокопоставленные покровители, повязанные, в свою очередь, на зарубежье, через которых оба «таланта» из русской глубинки в зрелые годы оказываются удачно пристроенными на «правильном» направлении, причём - в столице. В становлении и того, и другого в какой-то момент принимают участие цари Романовы. У того, и у другого в час «X» оказываются под руками ещё пахнущие свежей полиграфией «нужные» книги.
Во всём этом хорошо просматривается слаженность действий иностранных разведок и идеологических диверсантов, опиравшихся в России на «пятую колонну» Запада и формировавших её.
Наконец, и тот, и другой - служащие РГПЦ. Почему заниматься историей и письменностью Китая поручили не светскому чиновнику, а человеку в рясе?
Причина в том, что «историки» и РГПЦ давно действуют в одной связке, вдалбливая в сознание народа примитивную байку Миллера-Шлёцера-Байера-Карамзина. В этом ключе современная РПЦ, например, ежегодно проводит «Дни славянской письменности и культуры», подаренные нам якобы вместе с крещением 988 года.
Недопустима была бы потеря авторитета Церкви, как в случае утечки из Китая опасной для неё и царствующей семьи Романовых исторической информации (а вдруг такая там была!), так и вследствии рассогласованности в писаниях иезуитов в Российской академии наук и иезуитов, орудовавших в это время в китайском «спецхране».
РГПЦ это закрытая структура, иерархи которой, как и члены масонских лож, приучены держать язык за зубами. О. Иакинф и был таким иерархом. Кроме того, над ним висел дамоклов меч тяжёлой «аморалки», которой человека всегда можно согнуть. И до, и после «мальчика-служки» у архимандрита были захватывающие душу и тело приключения.
Так что, принцип отбора кадров по негативному признаку в официальные по форме, но уголовно-преступные по своей глубинной сути структуры, а также масонские ложи применялся не только в КПССно-советские времена! Особо ценными всегда считались «хорошо» попавшиеся на сексуальной почве или на нетрадиционной половой ориентации талантливые адепты.
Цели христианских миссионеров в Пекине, как православных, так и католических, объективно совпадали. О. Иакинфу предстояло, как я думаю, установление «рабочего контакта» с иезуитами Ватикана, действовавшими в Пекине.
Естественно, в книге Кривцова рассчитываешь увидеть правдивое и яркое описание жизни православного подвижника в Пекине: встречался ли он с иезуитами, как, без словарей и без переводчиков, с нуля начиная, вышел он на вершины синологии, как сложились его отношения с сановниками-мандаринами загадочной страны и мн. др.?
Увы! Первая книга «Путь к Великой стене» заканчивается на стр. 252 словами: «…и отец Иакинф въехал в Пекин, неведомый город его будущего». А начало второй книги «Время собирать камни» такое: «Из Москвы в Петербург ехал он в дилижансе», т.е., возвращаясь после длительной командировки, о. Иакинф приближался к родному дому.
Таким образом, четырнадцатилетний период становления синолога мирового уровня походя проскакивается. Удалось выудить лишь немногое.
О. Иакинф, был, оказывается, заядлым курильщиком.
В Пекине он долго просиживал над переводами китайских книг. Где просиживал и у кого их брал?
Каждый день записывал китайские слова.
«Вот и поставил я себе за правило возвращаться всякий раз с прогулки по городу с запасом новых слов. И чтобы не ошибиться, я их толкование у всех встречных спрашивал. Так за четыре первых года и составился у меня словарь наиболее употребительных слов с русским переводом. А потом принялся я переводить с китайского языка по изъяснению своих учителей, записывал значение каждого встретившегося нового иероглифа и, таким образом, при упражнении в переводах купно и словари составлял»[98].
Это вкладывается в уста Бичурина автором книги. Насчёт наличия у о. Иоакинфа учителей в Китае - это важная проговорка, зафиксированная В.Н. Кривцовым. Значит, в своих переводах с китайского Бичурин следовал «по изъяснению своих учителей». Но ведь по возможной вольности перевода, иероглифических текстов китайскому языку нет равных в мире. Даже в слове, состоящем из одних согласных, как, например, в древнееврейском, не так много вариантов прочтения. А учителя, как известно, помогают не только с переводами… Кем же они были? Ответа нет.