В среду 13 августа в девять тридцать утра мы наконец были готовы покинуть обретенную с таким трудом стоянку на поверхности океана вблизи Северного полюса. Это было утро четвертых суток нашего пребывания под паковыми льдами. Хотя мы все еще не чувствовали себя как дома, но нам было уже не так страшно.
Оказалось, что погрузиться значительно легче, чем всплыть. Опускаться можно было намного быстрее, чем подниматься. Когда «Скейт» начал погружаться, я взглянул на ледяные торосы и мысленно спросил себя, отважусь ли я еще раз всплыть в такой узкой полынье? Вскоре зеленовато-голубой и черный оттенки ледяных стен сменились лазурным цветом арктической воды. Мы вышли из объятий льда и снова легли на курс, ведущий к дрейфующей полярной станции «Альфа».
Пока мы шли к Северному полюсу, наш эхолот регистрировал большие глубины Северного Евразийского бассейна, которые колебались в среднем в пределах трех-четырех тысяч метров. Для получения представления о том, как «Скейт» выглядит в этом огромном бассейне, вообразите себе обыкновенную спичку, висящую на расстоянии пяти сантиметров от потолка в комнате высотой в три метра. Потолок — это лед, пол — дно океана, а малюсенькая спичка — наша лодка. Такая картина напоминает нам о том, насколько сам человек и то, что им создано, ничтожны по сравнению с огромными пространствами океанов Как только мы прошли полюс, эхолот начал фиксировать постепенное уменьшение глубин. Это говорило о том, что мы выходили из Евразийского бассейна и находились теперь над подножием подводного хребта Ломоносова. К моменту, когда «Скейт» всплыл во второй половине дня 12 августа, глубины достигли двух тысяч метров.
Теперь, когда мы возобновили движение к станции «Альфа», перья регистрирующего прибора эхолота начали вычерчивать контуры подводного горного хребта. На бумажной ленте шириной около шестидесяти сантиметров стали появляться остроконечные вершины и впадины.
По мере продвижения «Скейта» над хребтом мы получали все более четкое представление о находящейся под нами величественной горной цепи. Она была прекрасна и в то же время внушала благоговейный трепет. Наша лодка представляла собой ничтожную стальную скорлупку, движущуюся над этими гигантскими остроконечными горными вершинами.
Как был бы великолепен этот горный хребет на поверхности земли! Его длина более тысячи миль. Некоторые горы устремляются вверх от подножия на высоту до трех тысяч метров. По своим размерам и очертаниям гор этот хребет можно было бы сравнить с величественной горной цепью Анд в Южной Америке. Однако ледяные просторы Арктики и воды Северного Ледовитого океана скрывают от человека эту прелесть. Только благодаря умным приборам человек узнал о существовании этого хребта и получил представление о его очертаниях.
Глава 12
Если наша навигационная система действовала исправно и если штурманы «Альфы» не допустили грубых ошибок в счислении своего места, то утром в четверг мы находились от станции приблизительно в тридцати милях. Уменьшив скорость хода, мы начали поиски пригодной для всплытия полыньи. Лед в этом районе был менее плотным, чем у Северного полюса. В восемь тридцать «Скейт» уже маневрировал под довольно большим разводьем.
Мы находились теперь где-то посредине между Северным полюсом и Аляской — в другой половине земного шара. Это была та часть Арктики, которую Вильялмур Стефансон назвал «зоной относительной недоступности», потому что проникнуть в нее значительно труднее, чем к Северному полюсу. Насколько мне известно, этого района не достигало ни одно судно, даже дрейфующее во льдах.
Осторожно маневрируя под разводьем, я поднял перископ и осмотрелся. Здесь не было ледяных ущелий и свисающих пик. Полынья очень походила на ту, в которой мы всплыли первый раз; лед был обычной толщины.
Через несколько минут перископ уже вышел на поверхность. Я приказал Биллу Коухиллу продуть балласт, и «Скейт» быстро всплыл. Поднимаясь на мостик, я почувствовал, как в лицо мне ударил свежий влажный воздух. До самой линии горизонта вокруг нас простиралось бесконечное ледяное поле. Итак, «Скейт» находился в «зоне недоступности».
Нос всплывшего в полынье «Скейта» касается кромки ледяного поля, на котором видны водоемы, образовавшиеся в результате таяния снега, и узкие трещины во льду
В августе ледяные поля Арктики покрыты множеством темных пятен: это небольшие водоемы, образующиеся в результате таяния снега и льда под воздействием слабых лучей арктического солнца. Диаметр таких водоемов колеблется от нескольких метров до нескольких сотен метров, а глубина — от нескольких сантиметров до одного-двух метров. (Летом 1894 года экспедиция Нансена обнаружила недалеко от затертого льдами «Фрама» водоем, размеры которого оказались достаточными для плавания в нем судового катера.) Вода в таких водоемах удивительно чистая, и ее можно употреблять в пищу. Зеленовато-голубой цвет воды напоминает блеск драгоценного камня.
Стоя в это утро на мостике, я наблюдал, как на белоснежной скатерти ледяных полей сверкают изумрудным блеском многочисленные озера. Недалеко от нас было видно несколько полыней, выделявшихся темным цветом на фоне яркой лазури озер.
Температура была около нуля градусов, скорость ветра не более трех метров в секунду. Солнце было скрыто почти сплошной облачностью, но белизна и голубоватый оттенок пустынных ледяных полей казались от этого еще ярче. Я отдал распоряжение открыть палубные люки и разрешил команде выйти на верхнюю палубу.
На лицах матросов написана радость. Они с удивлением рассматривают сверкающую голубизной воду полыньи, и я чувствую, как напряжение и тревоги подледного плавания исчезают почти на глазах. Старшина рулевых Джон Медалья, коренастый смуглый молодой человек, обладающий исключительным обаянием и заразительным юмором, не заставил себя ждать; повернувшись в сторону мостика и обращаясь ко мне, он весело крикнул:
— Здесь, пожалуй, можно дать команду купаться, командир!
— Давайте, вы будете первым, — не замедлил я с ответом.
Четыре матроса без лишних слов подхватили Джона за руки и за ноги и начали раскачивать, как будто собираясь бросить его в воду. Послышались протестующие крики Медальи. К счастью для него, благоразумие взяло верх; матросы решили не наказывать Джона за неосторожную шутку и, весело смеясь, поставили его на. ноги.
Только успех может залечить глубокие раны разочарования. Мне вспомнилось то место из книги Пири[22] «Северный полюс», где он описывает, с какой бодростью он и его спутники возвращались по неровному и изломанному льду после того, как достигли Северного полюса: «Мы возвратились с полюса на мыс Колумбия всего за шестнадцать суток… Радость успеха — окрылила нас, и мы не чувствовали усталости».
Спускаясь по трапу в кают-компанию, я тоже почувствовал какую-то бодрость во всем теле. Над разложенной на столе огромной картой работал Николсон. Уолт Уитмен и Дейв Бойд заглядывали через его плечо. От маленькой точки, обозначавшей место «Скейта», по карте тянулась тонкая линия длиной около двадцати пяти сантиметров.
— Я без особого труда получил пеленг на «Альфу», — доложил мне Николсон. — Вот, смотрите, — добавил он, указывая на вычерченную карандашом тонкую линию на карте. — Между прочим, ее позывные «I–C-E»[23]. Здорово, правда?
— Да, — улыбнулся я, — но на каком расстоянии от нас она находится по этому пеленгу?
— А что, если нам пройти отсюда миль двадцать под прямым углом к пеленгу, — предложил Дейв Бойд, — затем всплыть и взять второй радиопеленг и определить таким образом точное место станции?
— Это, пожалуй, лучшее, что мы можем сделать, — согласился я с ним. — Мне только хотелось, чтобы это не отняло у нас много времени. В квадратной миле может встретиться пять полыней, и, может быть, только одна из них окажется пригодной для всплытия.