Не нашёлся тогда настырный человек, который подтолкнул бы нерискового казака к двери Советского консульства на Гиринской улице Харбина…

Иван Спиридонович одёрнул куртку, убеждаясь, что брезентовые рукавицы за кушаком, направился к выходу. Ему хотелось петь, но в голове мутилось, с языка срывались одинокие слова о последнем нонешнем денечке…

Дверь фанзы захлопнулась позади, как выстрелила.

— Баиньки, Ваня… гули-гули, Ваня… — бормотал он, держа направление на Нахаловку.

В августе 1944 года дальние гольцы побелели, словно вымазали их известью. От Селенги утрами тянуло холодом. Раннюю зиму сулили местные знатоки климата.

Военные строители нажимали: до заморозков нужно было выйти из нулевого цикла. Из земли, то есть. Заложить фундаменты, вырыть котлованы. А они — ого-о! В две смены чертоломили солдаты — пот солью инеел на гимнастёрках! Скрытые казематы, многоярусные хранилища снарядов и мин, помещения для интендантов и конторы, навесы и площадки на подъездах, контрольные участки оружейников. И всё это — «объект». Сперва это — кубометры перелопаченного грунта. Тысячи «кубиков» гравия, песка, мелкого камня, глины!

Фёдоров обходил фронт работ. Свежая земля пахла вкусно, напоминала ему прежнюю службу межевщика. И удовлетворение селилось в душе: должны поспеть к зиме! Присматривался к землекопам, шоферам, повозочным, плотникам. Встревал с ними в разговоры накоротке — тянут лямку безропотно. Рапорты с просьбой отправить на фронт командование части запретило: сдать «объект» в срок — вот вам, добровольцы, боевая операция! И солдаты трудились с ожесточением, полуголодные, на пределе физических сил, стремились чем-то помочь тем, кто громит фашистов на Западе.

В гуще строителей Фёдоров чётче обозначил свою роль: упредить врага, чтобы не помешал он этим терпеливцам доделать начатое. Втайне капитан полагал: обойдётся без вражеских помех! Но при очередной встрече в Чите майор Васин, словно развенчивая его надежду, дал понять: в Харбине интересуются строителями! Есть утечка сведений из Распадковой. Фёдоров, шагая по лесной дороге, мысленно не соглашался с майором:

«Если в Харбине интересуются, значит, там уже знают про стройку в Распадковой. Скрыть от неприятеля «объект» не удалось. Чего ж пороть горячку? Он будто бы услышал наяву распекающий голос Васина: «Эшелоны когда прибыли на станцию? Средь бела дня. По секрету — всему свету! По графику курьерского мчались!» Майор Васин точно скопировал слова Фёдорова указанные им при первой встрече со здешним особистом Голощёковым. Фёдоров брезгливо сплюнул: «Очкарик стукнул в Читу!». Иронически осудил коллег: «Овощехранилище! Военторговские базы!».

Слева дымила труба стекольного завода — «стеколки», по-здешнему. С первых пятилеток коптит. Рассчитывали на местный песок, а оказалось — не технологичен! Завозят теперь по Селенге, где-то на берегу Байкала добывают. Мысль о непредусмотрительности планировщиков вернула Фёдорова к собственным заботам. Нужно было задержать эшелоны на узловой станции до ночи — не тянулась бы теперь цепочка упрёков. «В нашем деле скоро вовсе не однозначно быстро, товарищ капитан!» — слышались Фёдорову поучения майора. Выходит, не хватило умишка! Когда-то, после увольнения из милиции, он начинал в Самаре, считай, с нуля, — таскал рейку за геодезистом, забивал колья, копал ямки, проверял реперы — опять копал грунт. Брал полезное на ум и вскоре стал младшим землемерным помощником. Сам, своим трудом и упорством. А тут — не межевое ведомство. Майор Васин в органах военной контрразведки не один год, и то ездит в Москву за советом… «Ты, капитан, не обижайся. Подумай сам: завозим боевое снаряжение на новую базу. Для чего? Готовимся к боевым действиям. А против кого? То-то! У нас с соседями пакт о нейтралитете. Для них иметь зацепку — праздник сердца! Нам на два фронта — нож острый. Вам ясно?» — «Я понятливый, товарищ майор!» — «Это — хорошо демонстрируете, капитан!» Фёдоров не считал себя полным олухом. У него была странная особенность восприятия чужих речей: если нудные и пустые, он тотчас отключался и думал совсем о постороннем. Его подмывало спросить: «Зуб вылечили салом, товарищ майор?». И стеснялся прерывать общие рассуждения Васина: начальник!..

Из-за сосен показались красно-кирпичные казармы и Семён Макарович прибавил шагу. Усталость давила плечи — километров пятнадцать отмахал! Хотелось есть. И оправдание дальнего перехода: «Вдруг письмо от Людмилы!». Сердце тревожно холодело: снайпер всегда ближе всех к врагу!

— Пляши, Макарыч! — Маргарита Павловна встретила с конвертом в руке. Фёдоров потоптался по-медвежьи — ни плясать, ни танцевать не умел.

Охватив голову руками, Фёдоров будто застыл. Согнулся над столом в шинели, грязных сапогах. «Людка-верблюдка» — шутливое прозвище в семье. А если не просто задело? Приписка рукой тестя:

— Чё, неладное? — Хозяйка тронула его за плечо.

— Людмилу ранило…

— Эх, мнеченьки! Сильно?

— Если правда в письме, не очень.

— Вытребуй Анику-воина домой — вся правда! Не кровяни сердце, Макарыч. Так и отпиши: ступай, мол, домой скоренько, баба!

Фёдоров был недоволен собою: «Здоровый мужик рассоплился!». Майор не так глянул! Голощёков не так поступил! Межевщик, хандру — в сторону! Придёт время, будешь мерить усадьбы, очерчивать границы угодий, копаться в огороде. Никто тебя не упрекнёт в промашке!

Семён Макарович заставил себя подняться и улыбнуться:

— Всё в норме, как два на два — восемь, Маргарита Павловна!

Вечером принялся за письмо Людмиле. Стук в окно: посыльный из штаба! А там — шифровка из Читы:

К кому идёт непрошеный гость? С какой целью? В какую сторону направляется? В какую личину вырядится? Кто его хозяева? Есть ли сообщники? Кто они? Где у него застолблена «крыша»?..

Мелкие и крупные вопросы пока повисают в воздухе — это проигрыш чекистов. Но есть и плюсы: они имеют время для встречи лазутчика. Перекрыть наблюдением дороги и тропинки, взять под контроль предполагаемые квартиры, облюбованные заранее противником, не спускать глаз с подозреваемых, потенциальных помощников врага. Не утратить бы эти плюсы! Чужой агент знает, что его ищут, о себе заботится. Заметает следы, пытается затеряться в народе…

Фёдорову представлялось, что настрой людей такой, что агенту ни в какую не спрятаться! Люди схватят врага!

Оставшись с глазу на глаз с начальником стройки, пожилым инженером-полковником, Семён Макарович сообщил о полученной ориентировке. Наметили упреждающие меры: ужесточить пропускной режим в охраняемой зоне, прекратить увольнение офицеров и рядовых из расположения части.

— Каждый новый человек неизбежно должен попасть в поле зрения наших людей, — говорил Фёдоров.

Полковник устало потянулся, потёр ладонь о ладонь. Доверительно скосил глаза на Фёдорова.

— Семён Макарович, вы мне по душе. Разрешите быть откровенным?.. Расположение базы засекли. Как и кто — ваше дело. Теперь же, как мне представляется, сюда нужны батареи зенитной артиллерии для прикрытия с воздуха хранилища. А из-за какого-то мерзавца лишать людей маленьких радостей, извините, не по-человечески. Может, я и ошибаюсь, не понимаю вашей службы…

Трезвые слова умудрённого жизнью человека легли на сердце Фёдорова. Он был полностью согласен с полковником. Разделял его соображения как офицер, как землемер. Но он был из органа карательного, охранительного, отвечающего за безопасность страны — не имел права по долгу службы соглашаться с выводами доброго по натуре командира. Всё это легко читалось во взгляде Фёдорова и полковник сник, погасив в своих глазах теплоту доверия.