Мерлин Д. Таттл, ведущий американский специалист по летучим мышам и основатель благотворительного Международного общества защиты летучих мышей, пересказывает историю, описанную в журнале The New Yorker в 1988 году. Представители общественного здравоохранения в Техасе сказали одному фермеру, что если он не убьет летучих мышей, живущих в пещере на его земле, то ему, его родственникам и его скоту грозит серьезная опасность заражения бешенством. Действуя в соответствии с их указаниями, фермер залил пещеру керосином и поджег ее.
В огне погибло около четверти миллиона летучих мышей. Когда позже Таттл беседовал с этим фермером, он спросил его, сколько времени его семья владеет этим участком. Примерно сто лет, ответил фермер.
— И за все это время, — продолжал Таттл, — никто из вас не болел бешенством?
— Нет, — ответил фермер.
«Когда я объяснил ему ценность летучих мышей и последствия его действий, он сильно расстроился и даже заплакал, — вспоминает Таттл. — На самом деле больше людей ежегодно погибает на церковных пикниках, чем погибло за всю историю человечества из-за контакта с летучими мышами».
Сегодня летучие мыши, как мало кто другой в мире животных, подвержены риску вымирания. Примерно четверть видов летучих мышей находится в списке исчезающих видов — это поразительная и, разумеется, пугающе высокая цифра для таких живучих и плодовитых существ; свыше сорока видов балансируют на грани полного уничтожения.
Так как летучие мыши очень скрытны и их нелегко наблюдать, нам трудно получить достоверную информацию об их численности. К примеру, в Британии не знают, сколько видов летучих мышей осталось в стране — семнадцать или шестнадцать. У специалистов нет доказательств, которые позволили бы однозначно считать большую ночницу полностью вымершей или просто исчезающей.
Множество существ так непритязательны и при этом так мало изучены, что мы почти не замечаем, когда они начинают вымирать. В XX веке Британия потеряла двадцать видов бабочек и, кажется, не слишком переживает по этому поводу. Популяции примерно 75 % видов британских бабочек сильно сократились. Среди вероятных причин — интенсификация сельского хозяйства и использование мощных пестицидов, но точной динамики не знает никто. Это может привести к катастрофическим последствиям, ведь птицы часто сильно зависят от количества здоровых мотыльков и бабочек. Одним лишь синицам требуется 15 000 гусениц в сезон. Поэтому снижение популяций насекомых означает снижение популяций птиц.
Стоит отметить, что популяции могут не только сокращаться, но и увеличиваться. Иногда они увеличиваются катастрофически — и это подчас меняет ход истории. В 1873 году фермеры западных штатов США и долин Канады пережили чрезвычайно опустошительное нашествие. Буквально ниоткуда явились полчища саранчи (эту разновидность называли «кобылка Скалистых гор») — огромные копошащиеся массы голодных энергичных насекомых, которые затмевали солнце и сжирали все на своем пути.
Там, где эти полчища приземлялись, последствия были ужасающими. Они дочиста объели поля и фруктовые сады; саранча ела кожу и брезент, висящее на веревках постиранное белье, шерсть на спинах живых овец, даже рукоятки деревянных инструментов. Один пораженный свидетель рассказал, что гигантская стая саранчи, приземлившись, затушила большой костер. По словам большинства очевидцев, все это напоминало конец света, тем более что шум стоял оглушающий.
Одна стая растянулась на 1800 миль в длину и примерно на 110 миль в ширину. Чтобы она пролетела, потребовалось пять дней. Считается, что в стае было как минимум 10 миллиардов особей саранчи, однако есть и другие подсчеты, согласно которым эта цифра равнялась 12,5 триллиона, а общая масса всей стаи составила 27,5 миллиона тонн. Это было, пожалуй, самое крупное сборище живых существ, когда-либо виданное в истории. Саранчу ничто не могло остановить. Когда встречались две стаи, они просто пролетали одна через другую и как ни в чем не бывало продолжали пожирать все, что видели. Люди пытались сбить саранчу лопатами, поливали ее пестицидами, но никакого ощутимого результата не наблюдалось.
Как раз в это время люди активно переселялись на запад Соединенных Штатов и Канады, чтобы создать там новый «пшеничный пояс», который протянется через Великие Равнины. За одно поколение население Небраски выросло с 28 000 до более чем миллиона человек.
После гражданской войны в США к западу от Миссисипи было создано четыре миллиона новых фермерских хозяйств, и многие новые фермеры взяли большие ипотечные кредиты на покупку домов и земельных участков, а также ссуды на приобретение нового оборудования — жаток, молотилок, уборочных комбайнов и прочего необходимого для ведения хозяйства на промышленном уровне. Сотни тысяч других инвестировали огромные суммы в железные дороги, зерновой силос и иные подобные предприятия для того, чтобы поддержать сильно разрастающееся население Запада.
К концу лета саранча исчезла, и у людей появилась первая робкая надежда на восстановление разрушенного. Но оптимизм оказался преждевременным. В течение следующих трех лет «кобылка» каждое лето возвращалась, причем всякий раз ее было еще больше, чем раньше. Постепенно в головах фермеров укрепилась пугающая мысль о том, что жизнь на Западе невозможна. Не менее пугающей была мысль о том, что саранча может распространиться на восток и начать пожирать еще более богатые урожаи Среднего Запада и Востока. Это был самый мрачный период во всей истории Америки. Люди пребывали в полной растерянности.
А потом все это просто кончилось. Разом сошло на нет. В 1877 году стаи саранчи сильно поредели, а насекомые казались вялыми и апатичными. В следующем году они вообще не пришли. Кобылка Скалистых гор (ее официальное название — Melanoplus spretus) не просто отступила, а исчезла совсем. Это было чудом. Последний живой экземпляр был обнаружен в Канаде в 1902 году. С тех пор они не появлялись.
Ученым понадобилось больше века, чтобы понять причину странного исчезновения саранчи в тех краях. Похоже, дело в том, что саранча каждую зиму впадает в спячку, а потом размножается в глинистых почвах, примыкающих к извилистым речкам высокогорных долин к востоку от Скалистых гор — в тех самых местах, где вновь прибывшие фермеры возделывали землю с помощью боронования и ирригации; эти действия и погубили спящую кобылку и ее куколок.
Они не сумели бы изобрести более эффективного способа уничтожения саранчи, даже потратив миллионы долларов и многие годы на изучение этого вопроса. Уничтожение живых существ трудно назвать благим делом, однако в данном случае это обрадовало всех.
Если бы саранча не отступила, мир стал бы совсем другим. Международное сельское хозяйство и коммерция, заселение Запада и, в конце концов, участь нашего старого дома приходского священника — все сложилось бы иначе.
В последней четверти XIX века многие американские фермеры уже были озлоблены и охвачены популистскими идеями, их глубоко возмущали банки и крупный бизнес, и эти чувства были широко распространены и в больших городах, особенно среди новых иммигрантов. Если бы сельское хозяйство значительно пострадало, если бы начались лишения и даже голод, то население могло проявить массовую склонность к социализму. Такого развития событий отчаянно желали многие.
Но, разумеется, все пришло в норму. Поселенцы продолжили свою экспансию на запад, Америка стала хлебной корзиной мира, а британские деревни и фермы вошли в долгий штопор, из которого так и не выбрались до сих пор. К этой истории мы еще вернемся, а пока давайте заглянем в сад и подумаем, почему этот вид ландшафта так нас привлекает.
Глава 12
Сад
В 1730 году королева Каролина Ансбахская, супруга короля Георга II и сторонница прогресса, сделала весьма рискованную вещь. Она приказала отклонить русло маленькой лондонской речки Уэстборн, чтобы создать большой пруд в центре Гайд-парка. Пруд, названный Серпентайн, сохранился до нашего времени и по-прежнему восхищает посетителей, хотя почти никто не знает его истории.