— Сейчас согреемся, — утешил Лю Пи.

Из калитки дворика вышли на улицу. Она была здесь широка, так как в этой части жилы расходились и отводы на одной из них далеко отстояли от других, расположенных на соседней жиле. Собственно это была не улица, а часть пустыни, с плоскими холмиками, старыми ямами, которые рылись в тщетных поисках возможных промежуточных жил, кучами мусора и пустой породы — безрудного камня, вынутого вместе с кварцем для расширения шахт. Эта пустыня, освещенная луной, казалась особенно неровной; резкость теней преувеличивала все бугры, кучи и холмики.

Лю Пи поглядел вперед, вправо и влево. Вблизи никого не было видно.

— О, о, о, ой, Ли Ю, где ишак? — закричал он.

— Здесь! — ответил старческий голос совсем близко, и из-за соседнего бугра поднялась тощая фигура с ружьем. — Чего долго не шли?

— Салазки ладили. По этим кочкам и ямам было бы плохо тащить, — ответил Лю Пи, направляясь к караульному. Мафу и мальчики, пожимаясь от прохлады, шли за ним молча. Они дремали на ходу.

Подойдя к Ли Ю, рудокопы увидели в небольшой впадине зарезанного ишака. Он лежал на боку, раскинув ноги и задрав голову. В толстом брюхе его чернела огромная дыра с рваными краями, в горле зияла большая рана. Кровь стояла на твердой глинистой почве лужами и казалась пролитой смолой, блестевшей под лучами луны.

— Важно отделали бедного ишака! — пожалел Пао. — Это, кажется, бурый?

— Да, бурка, молодой, глупый, — ответил Ли Ю.

— Волки не приходили больше? — поинтересовался Лю Пи.

— Приходили. Пока я вас будил да разговаривал — опять явились. Добычу изо рта вырвали у них. Они, верно, тут же по ямам сидят, ждут. Только утащим ишака, прибегут, хоть кровь слижут с земли.

— Эх, долго мы шли. А то бы я подстрелил одного! — пожалел Мафу.

Разговаривая, рудокопы вытащили ишака из ямы на ровное, чистое место, взвалили его на салазки, подтянули передние ноги к задним и связали их, чтобы не задевать за препятствия, взялись вчетвером за веревку, привязанную к жердям, и потащили. Погонщик шел сзади, подталкивая ружьем импровизированные салазки. Только они отошли шагов двадцать, как позади них протяжно завыл волк.

— Плачет, убийца, — шутил Мафу. — Дождись меня, я тебе продырявлю бок!

Тащить ишака по кочкам и ямам было трудно, и рудокопы часто останавливались передохнуть. Но затем улица стала уже, ровнее, посреди нее появилась хорошо протоптанная тропа, и салазки поехали быстрее. Добрались, наконец, до мельницы, возле которой в глинобитном домике, отличавшемся от фанз рудокопов несколько большей величиной и столбом у дверей, жил сам надзиратель. Ли Ю постучал в дверь и закричал:

— Лое, лое! Мы привезли мертвого ишака, куда его спрятать до утра? Или сам выйдешь?

Изнутри послышались вздохи и ругательства. Надзиратель, очевидно, неохотно расставался с теплым каном. В ожидании его рудокопы присели на корточки, вынули трубки, высекли огонь и закурили. Ли Ю присоединился к ним. Высоко поднявшаяся луна освещала эту странную группу.

Спустя несколько минут вышел надзиратель. Это был невысокий и жирный человек, с одутловатым лицом, в большой бараньей шубе. Черные пряди шерсти смешно торчали в разные стороны вокруг круглого лица, оттопыренных ушей и обвислых щек. Рудокопы и Ли Ю встали. Надзиратель осмотрел ишака и спросил сердито:

— Где ты нашел его, ротозей?

— Возле их отвода, лое, — ответил Ли Ю, указывая на Лю Пи. — Волки только что успели загрызть его, я их отогнал выстрелом.

— Лучше бы волки заели тебя, нерадивый, черепашье яйцо[13], вместо моего ишака! Самый молодой и сильный был! Придется тебе покупать мне нового.

— Ой, лое, не гневайся! Та-жень[14], будь милосерд! Где же бедному погонщику взять денег на ишака? — и Ли Ю упал на колени к ногам-надзирателя.

— Ну, ладно, за то, что ты спас мясо и шкуру, я удержу с тебя только половину цены ишака, — смилостивился надзиратель. — Стащите его на ночь в конюшню, а чуть свет нужно снять шкуру.

— Лое, этим людям я обещал заднюю ногу за то, что они помогли мне притащить ишака сюда, — заявил Ли Ю.

— Ты обещал?! — вскипел надзиратель. — Как ты смел распоряжаться моим добром?

— Не мог же я один унести такую тушу! Ведь больше целого ли до того места, где волки его заели.

— А вы, — обратился надзиратель к рудокопам, — не могли разве услужить вашему лое, не требуя награды?

— Мы бедные люди, та-жень, — сказал Лю Пи.

— Ну, я бы вам дал кусок! А то целую ногу, да еще заднюю!

— Не скупись, та-жень, тебе много останется. И шкура цела, смотри я устроил салазки, чтобы камни не испортили ее. За это к ноге прибавить нужно что-нибудь.

— Ах вы, разбойники, стыда у вас нет! Ну, ладно, пожертвую вам ногу, но только переднюю, чтобы «сохранить свое лицо», раз этот негодяй обещал ее от моего имени. А прибавкой будет одно ухо… Ну, тащите его в конюшню.

— Возьмем одно ухо! — шепнул Лю Пи товарищу. — Больше, видно, у этого скареда ничего не выторгуешь.

Рудокопы потащили салазки во двор. Надзиратель крикнул им вслед:

— Пусть утром кто-нибудь из вас придет за мясом, только пораньше, чтобы помочь этому ротозею снять шкуру…

— Я приду снимать шкуру, я хорошо умею это, — заявил Мафу.

Он вдруг заторопился.

— Побегу вперед: может, застану волка, — сказал он. Как бывший пастух, Мафу умел стрелять и привез на рудники ружье. Но охотиться было некогда, и ружье висело, запыленное, над каном. Мафу побежал во весь дух и только перед двором замедлил шаги, стараясь не шуметь. Он влез со двора на крышу фанзы и, притаившись за трубой, стал всматриваться в безжизненные кочки и бугорки, черневшие вокруг впадины, где лежал ишак. Но вот один из бугорков шевельнулся, двинулся, приподнялся. Это был волк. Он сел, поднял голову и завыл.

Рудокоп осторожно слез с крыши, бросился в фанзу, засветил огонь, снял ружье, зарядил его и так же осторожно опять полез на крышу.

Волк теперь лизал остатки крови. Положив ружье на конек крыши и лежа ничком на скате за трубой, рудокоп выжидал, нацелившись и держа палец на собачке, пока зверь повернется боком.

Где-то недалеко послышались шаги. Волк встрепенулся, поднял голову, насторожил уши и повернулся в сторону доносившегося шума, как раз боком к Мафу. Грянул выстрел. Мафу поднялся и увидел, что на дне впадины билось что-то темное.

— Попал, попал! — радостно заорал он, махая ружьем.

Соскочив с крыши, он выхватил из фанзы кайлу и побежал к впадине. За двором к нему присоединились Лю Пи и мальчики. Когда они подошли, волк был уже мертв. Мафу торжествующе поднял его за хвост.

Волка унесли в фанзу и долго еще, покуривая, обсуждали события вечера. Мальчики первые вспомнили о теплых постелях и скрылись под одеялами. Старшие последовали их примеру, и фанза погрузилась в темноту и тишину. Было уже за полночь. Хый-фын превратился в легкий ветерок и не тревожил сна рудокопов.

НА ЗОЛОТОЙ МЕЛЬНИЦЕ

Нa следующее утро Мафу, которому всю ночь снилась ослиная нога то в жареном, то в вареном виде с разными вкусными приправами, проснулся чуть свет, быстро оделся и побежал на мельницу, чтобы помочь Ли Ю снять шкуру и получить от надзирателя обещанные ногу и ухо.

Остальные поднялись неспеша. Мальчики развели огонь и поставили на него котел с водой. Пока вода грелась, Лю Пи замесил тесто, раскатал его, нарезал полоски лапши шириной в палец и, когда вода вскипела, бросил их в котел. Ввиду предстоявшей переноски руды на мельницу в шахте в этот день не предполагали работать.

Едва лапша сварилась, явился и Мафу с ногой ишака в одной руке и ухом в другой.

— Скряга этот лое! — сказал он сердито. — За то, что я шкуру снимал, не дал ничего!..

Мафу заглянул в топку:

— Огонь у вас есть? Зажарим по маленькому кусочку на угольках. Пока съедим лапшу, мясо поспеет.