— Писала, по-моему.

— Но это ведь не работа. С каких это пор писанина считается работой? Сеньора Алисия вставала в семь утра, каждый день, даже когда шел дождь. Прежде чем уйти, говорила мне, что нужно сделать, распоряжалась насчет обеда и ужина. А сеньора Кармен разве умела распоряжаться? «Делай что хочешь, Хеорхина…» Вот что она говорила. Забывала, сколько мы платим садовнику, не знала, когда Андреа приходит стирать и гладить. «Андреа сегодня придет, Хеорхина?» — «Нет, сеньора, сегодня ведь среда». Андреа приходит по вторникам и пятницам, сеньора, вот уже восемь лет, понимаете? Сеньора Алисия каждую неделю проверяла, есть ли пыль на подоконниках, по каждому проводила пальцем. Думаете, сеньора Кармен хоть раз об этом побеспокоилась? А когда она просила не подзывать ее к телефону, не отрывать от работы, что я должна была отвечать тем людям, которые звонили? Иногда телефон разрывался, к тому же если звонили издалека, из Германии, Испании, Аргентины, как я могла ее не позвать? Вы ведь знаете, сколько это стоит. Пока она не уехала в свое последнее путешествие, я все время ходила напуганная. Однажды я ее позвала, так что она сказала? «Телефон— это мерзость». Глаза прищурила, взгляд злой, честное слово. От каждого звонка съеживалась, как от удара. Это ведь ненормально, правда?

Поскольку ректор был сейчас на пути к университету, я вытащила сигареты и спросила, курит ли она.

— Ну дайте, что ли, штучку.

Я знаю, среди бедняков нет курящих и некурящих — они курят, когда их угощают. Я дала ей прикурить, она вдохнула, но не затянулась, вольнее раскинулась в кресле и вообще вела себя гораздо менее сдержанно, чем раньше, в кабинете.

—Когда она появилась здесь девять лет назад, то была больше похожа на дочь сеньора, чем на его жену. Не из-за возраста, из-за внешности… длинные спутанные волосы… одета, как хиппи… Когда он попросил ее постричься, она чуть не расплакалась за столом. Дон Томас сделал в доме ремонт, наверное, чтобы не было так, как при сеньоре Алисии. А еще он позаботился о ее гардеробе, купил одежду. Но она, возвращаясь домой, сразу все снимала, ей нравились простые балахоны. А дон Томас очень придирчив в одежде, иногда и раз, и два вернет мне костюм, потому что считает недостаточно хорошо выглаженным. Теннисный комплект нужно стирать только с отбеливателем, иначе будет бушевать. Даже маникюр делает. А она? Ни разу ногти не накрасила, представляете? Ни разу. Любая женщина об этом заботится, а она нет. И потом, она не любила Буби.

— Буби?

— Собаку. Я привязала его, пока вы здесь, он сердитый. При сеньоре Алисии у нас было несколько собак… все их очень любили. Поскольку никто друг с другом не общался, общались с собаками… но их забрала сеньора Алисия.

— В доме бывало много народу?

—Дон Томас очень любил принимать гостей, она нет, поэтому приходили только к нему, не к ней. Ужинали всё люди серьезные, важные. Сеньору Кармен сажали во главе стола, как украшение, потому что все хотели с ней познакомиться. Из-за ее книг, понимаете? А дону Томасу нравилось ее показывать. Гостиная? Она никогда туда не заходила, не знаю, зачем я наводила такую чистоту… все время проводила в этой комнате, когда бывала в Сантьяго, конечно, сеньора ведь часто путешествовала и всегда возвращалась очень усталая, говорила, из-за работы…

— К ней приходило много журналистов?

— Да, но звонило гораздо больше…

— Друзья ее навещали?

— Иногда заходил дон Мартин, ему нужно было подавать чистое виски, но он симпатичный, дон Мартин, писатель, вы его знаете?

— Пока нет.

— Он меня веселил, всегда являлся к обеду, уже у дверей спрашивал: «Припасла для меня что-нибудь вкусненькое, Хеорхина?» А когда сеньора Джилл приезжала в Чили, то останавливалась у нас, они закрывались и болтали часами… Вы ее знаете? Она американка, блондинка. Сеньора Джилл сейчас здесь, не знаю, почему она живет в отеле. Видели бы вы счета, которые платят в этом доме за всякие почтовые услуги… почтальон каждый день что-нибудь приносит, со всех концов света.

— У нее было много подруг?

— Близких, кроме сеньоры Джилл, ни одной. Постоянно приходила только сеньорита Клаудия, ну вы знаете, ее помощница. Она сменила сеньориту Глорию… мне нравилась Глорита, такая простая, она работала здесь довольно долго, но в один прекрасный день не пришла. Какая-то темная история. Я очень жалела, мы все ее любили, она родственница сеньоры Кармен, вы знаете?

— Нет, впервые слышу это имя. Мне известно о Клаудии, ее нынешней помощнице.

Я отметила про себя появление нового персонажа, а Хеорхина между тем, чувствуя себя героиней дня и весьма этим довольная, продолжала:

—Сеньорита Клаудия никогда никого не беспокоила. Она приходила каждое утро на пару часов, садилась в кабинете, не важно, дома сеньора или нет, работала, подходила к телефону. Когда уходила, оставляла включенной вот эту машинку, рядом с факсом, черт ее знает, как она работает… После ее ухода телефон, будто назло, начинал трезвонить как сумасшедший и все время меня отрывал… Сеньора Кармен почти никогда не обедала дома, всегда сообщала, с кем идет встречаться, но у меня с именами плохо. Наверное, со своими друзьями. Иногда уходила более нарядная, говорила, у нее деловая встреча, похоже, она предпочитала назначать их на это время. Вернувшись, немного отдыхала, потому что в Мексике привыкла к сиесте, она часто бывала в Мексике, знаете? Она ведь жила там. Везет же некоторым! С тех пор как я посмотрела фильмы с Педро Инфанте и Хорхе Негрете в кинотеатре «Сантьяго», — помните такой? — очень хочу попасть в эту страну. Как я жалела, что кинотеатр закрыли! Вот в Мексике у сеньоры, похоже, действительно были друзья. Когда она уезжала туда, я очень радовалась, потому что она всегда привозила мне всякие замечательные вещи, диски Мигеля Асевеса Мехии, Педро Варгаса… а однажды, знаете, что привезла? фильм с Кантинфласом и еще один с Саритой Монтьель… помните «Продавщицу фиалок»? Она мне его подарила, вот такая она была, сеньора… у меня потом еще долго держалось хорошее настроение.

Чернота ее глаз смягчилась, словно помимо воли, а широкоскулое лицо, кажется, стало еще шире. Я воспользовалась моментом и спросила о Томасе, надеясь застать ее врасплох.

— Они никогда не ссорились, никогда… Богом клянусь, это правда!

Наверное, Хеорхина была убеждена, что, если люди не ссорятся, это хорошо, но меня жизнь научила в этом сомневаться.

— Сеньора Кармен должна бы быть благодарна, об заклад бьюсь, никого никогда так не любили, как ее. Любая не прочь чувствовать себя как за каменной стеной. С ней обращались, будто с фарфоровой. Единственное, о чем они спорили, так это о доме, который купил дон Томас…

— О каком доме?

— Ну, на побережье. В Качагуа. Я однажды слышала, как сеньор говорил, что лето они должны проводить там, потому что там соберутся все знакомые. А сеньоре Кармен это не нравилось, и она с ним не поехала. Говорила, там будет сплошная светская жизнь. А так они друг друга очень уважали. Когда приходили приглашения, сеньору их много приходит, она отправлялась без звука… скучала, наверное, ужасно, но ничего не говорила, всегда его сопровождала. Так что с доном Томасом у сеньоры проблем не было, он очень хорошо к ней относился.

— А с чем же были проблемы?

— Она находилась в другом мире, всегда. Чувствовалось, что ей тяжело, что любая ответственность причиняет ей боль… По ее словам, никто никогда ничему ее не учил. Понимаете? Я знаю, в чем проблема сеньоры… она не хотела ни за что отвечать! Совсем ни за что!

В автобусе по дороге домой было душно. И очень жарко. Руки и шея казались липкими, и даже между ног, под голубыми льняными складками, и то все потело. Нет, не от лишнего веса, а от жуткой жары… Наконец-то я поняла персонажа из «Постороннего» Камю, который убивает человека из-за жары.

Я вышла на Провиденсии[1], направилась к так называемому Dragstore[2], зашла в один неплохой книжный магазин, которых много в этом районе, и попросила все пять романов КЛ.Авилы.

вернуться

[1]

Провиденсия — проспекте Сантьяго. (Здесь и далее примеч. перев.)

вернуться

[2]

Магазин, торгующий лекарствами, мороженым, кофе, журналами и т. д. (англ.).