Мне показалось, что оно не столько светится, сколько окружено ореолом и поочередно принимает форму то темного круглого хлебного каравая, то блестящего электрочайника — только парящего вместе с круглой подставкой. При переходе из одного состояния в другое тело больше всего напоминало старую фетровую шляпу с широкими полями. Я разинул рот. Болид, шаровая молния, вертолет?…
Здесь начались чудеса похлеще. Тело замедлило спуск, а потом зависло на высоте метров в пятьдесят. Сопоставив его диаметр с высотой деревьев, окружавших поляну, я прикинул: тоже не меньше полусотни метров. Воздушный корабль?…
К земле от него протянулся узкий, в полметра, сноп яркого белого света. Ослепленный, я не сразу заметил другой луч — бледно-зеленый; тонкий луч уперся в запястье моей левой руки, и тут же я услышал голоса.
— Это то, что нужно. Почти все генокоды совпадают.
— Ты смотри, где отыскался потомок нашего знаменитого реципиента из Эмболи.
— Две тысячи километров за пятьсот лет — мелочь.
— Ну что, берем у него? Да отключите транслятор, бога ради…
Тут голоса исчезли. Корабль окутался светящимся газом, лучи погасли. Огненный полу шар с неожиданной для такого крупного объекта резвостью сделал зигзаг вверх, в сторону и исчез из вида, будто растворился в ночном воздухе. Тут же меня стал обволакивать ставший тягучим воздух, будто сгущенный до сметанообразного состояния.
Неожиданно слева от меня, совсем близко, возник корабль, хотя предыдущий маневр уводил его в другом направлении.
Сгусток уплотненного воздуха вокруг меня превратился в широкую трубу, через которую меня понесло к загадочному объекту. Впрочем, я не могу сказать, что был вовлечен внутрь корабля каким-то подобием пневмолифта. Ни давления, ни перегрузок, вообще никаких неприятных ощущений. Страха тоже не было.
…Очнулся я в тесном, белом, неправильной формы отсеке. Я лежал на высоком столе, жестком и гладком. Рядом стоял пожилой мужчина в сером габардиновом костюме, при галстуке. Городской служащий типа инженера-коммуникационщика или бухгалтера. Такие лица совершенно не запоминаются, их миллионы:
— Как ты себя чувствуешь? — произнес он скрипучим, абсолютно равнодушным голосом и, не ожидая ответа, продолжил: — Мы пригласили тебя для одного дела — небольшой операции. Поменяемся с тобой маленькими участками спинного мозга. Ну, прихватим еще кусочек продолговатого мозга.
— Не хочу, — вырвалось у меня, — не люблю операций.
— Успокойся. Боли не будет. Ты заснешь, а проснешься другим человеком. Совсем другим, с глубокими знаниями…
С молодости я строптив и невежливо перебил:
— Зачем мне чужие мозги и знания? Я хочу остаться самим собой.
Собеседник внимательно посмотрел мне в глаза. Так смотрят на котенка, которого берут на руки, чтобы приласкать, а в ответ получают царапину.
И сразу зазвучал голос:
— Что, сопротивляется, чертенок? Может быть, поищем другого донора? Не у него же одного нужный код.
Человек в сером не разжал губ, но его ответ прозвучал ясно:
— У него редкостная генно-хромосомная система. Полный ключ! Он даже врубается в наш транслятор. Долго придется искать что-либо похожее. Попробую поработать с ним.
— Ладно, промой ему мозги как следует…
— Валентин, — сказал пожилой мужчина, — нам нужно обстоятельно поговорить, зови меня Вторым; если хочешь, можешь перебивать и задавать вопросы. Но сначала я покажу тебе корабль. Пойдем.
Выходя из отсека, я подумал: «Непонятно, почему они нянчатся со мной?» Судя по всему, усыпить меня и вырезать что надо им ничего не стоит. Так в чем же дело?
Второй вел меня по широкому кольцевому коридору. Стены здесь, как и в отсеке, состояли из незнакомого мне белого гладкого материала, излучавшего ровный мягкий свет. Перед Вторым беззвучно распахнулась дверь во внутренней, меньшего радиуса, стене. Мы оказались в странном круглом помещении со стенами, состоящими будто бы из маленьких и совсем крохотных стеклянных аквариумов. Здесь мерцал слабый свет, запах был тяжеловат, за стеклянными стенами в мутной жидкости плавали комки какого-то вещества — желтоватые, розовые, серые…
Второй остановился в центре зала и повернулся ко мне, показывая на стену:
— Ты сказал, что не нуждаешься в чужих знаниях. Это спорно. Знания, как правило, именно заимствуются. Или прививаются. В любом случае они приходят извне, от некоего всеобщего космического разума, от Абсолюта.
Никогда не задумывался, почему человечество сделало в своем развитии ряд мощных рывков? Хотя и не везде…
Я действительно в то время не очень понимал, откуда разительная неравномерность в развитии народов.
— Вы хотите сказать, что цивилизацию создаете вы? — поинтересовался я.
— Не совсем так. Мы вносим в различные биообъекты элементы более высокой структурной организации. Там, где это удается, — прогресс, движение вперед, прорыв в будущее. Иногда наши реципиенты оказываются перегруженными знаниями, избыточными для своего времени.
Он вздохнул и поправил съехавший на сторону дешевый темный галстук.
— Мы отслеживаем связи с биосферой Земли с помощью этого гигантского биокомпьютера, электроника лишь координирует работу его частей. Природные биоэлементы воспринимают, обрабатывают и хранят нужную информацию. Например, генокоды.
— Стало быть, биокомпьютер «вычислил» меня? — догадался я.— Почему нужен участок именно моего мозга?
— Очень просто, нет хлопот с совместимостью. Следовательно, решается проблема вечной жизни. Клетки, из которых состоит человеческий организм, в принципе воспроизводят себя сколь угодно долго. Но в определенных участках мозга заложены алгоритмы старения. Мы, слуги Абсолюта, периодически обновляем эти участки, берем молодость и даем часть своего, как ты понимаешь, более совершенного ума. Операция более выгодна тебе, чем мне.
Я промолчал. Второй изучающе обежал меня взглядом и направился к выходу.
— А ты — крепкий орех, — бросил он через плечо, — но я постараюсь склонить тебя к добровольному согласию. Как-никак мы родственники. Твой великий предок — часть меня.
Он знаком предложил следовать за собой. Через тот же кольцевой коридор мы проникли в помещение с такими же белыми светоносными стенами. Но пол здесь был не пластиковый, а металлический, с очень высокой чистотой обработки.
Осматриваясь, я старался привести в порядок мысли, теснившиеся в моей голове. Чего они домогаются? Кто они? Почему их больше интересует моя душа, чем тело?
Второй объяснил:
— Под полом находится приемник космической энергии, этого вечного, неиссякаемого источника. Она преобразуется в поток электронов, генерирующих высокочастотное электромагнитное поле. Управляя им, мы путешествуем во времени и пространстве.
— А светящаяся оболочка? А зигзаги и повороты под прямым углом, будто у вашего корабля нет массы?
— Ответ тебя разочарует. Масса есть масса, дело в скорости. Представь, что ты мчишься на истребителе и хочешь сделать посадку около мелькнувшего внизу условного сигнала, который долго разыскивал. Ведь ты сначала неизбежно проскочишь вперед, потом развернешься и сделаешь заход на посадку. Возможно, и не один.
Корабль тоже не сразу попадает в ваше время. Зрение у людей инерционно, картинка удерживается в памяти около десятой доли секунды. Поэтому с Земли наш корабль виден в разных точках небесного свода одновременно, а глаз дорисовывает не объяснимую обычными законами механики траекторию. Кстати, твой предок из Эмболи сильно удивил исследователей своими совершенно выходящими за рамки эпохи — лет на триста — волновыми теориями звука и света.
Что касается оболочки из светящегося газа вокруг корпуса корабля, то тут совсем просто. Мы концентрируем энергию на оболочке, и воздух теряет способность сопротивляться движению. Корабль летит как бы в пустоте, окруженный газовым пузырем.