- Вот за это мы и боролись, Ванюшка! - говорил он мне.-А теперь стали еще сильнее: ведь дети у нас растут.

Как- то ранней весной 1958 года я получил письмо из Макеевки. Почерк на конверте незнакомый.

Читаю:

«Ванюшка! Вспомни, пожалуйста, 1943 год в Натцвиллере, барак № 7 и первое знакомство со мной. Может быть, ты лучше помнишь мой номер 2922. В это время мне было 18 лет. Ну, помнишь, небольшого роста, черный, по имени Николай?»

И сразу передо мной встало лицо Коли Дергачева, смелого и доверчивого парнишки, моего друга и подопечного. Сколько пережито вместе! Помню, как он поддержал меня однажды. Я совсем выбился из сил, бегая с нагруженной тачкой по уклону горы, мне казалось тогда, что лучше умереть сейчас же, здесь, под [185] палкой капо, чем продолжать эту муку. Но Коля Дергачев положил мне руку на плечо, посмотрел в глаза требовательно и ласково и проговорил:

- Ну… Ванюша!

И я доработал день и сумел достоять на ногах всю поверку. А утром мне стало полегче.

В течение двенадцати лет Коля ничего не знал обо мне, не знал даже, как закончился наш перелет, живы ли мы.

Наш побег произвел на него огромное впечатление. Вернувшись домой, он рассказал о нас своим родным. И эту историю запомнила его сестра. Однажды, уже в 1957 году, она наткнулась в газете «Радянська Украша» на воспоминание Девятаева и рассказала об этом Николаю. Он тут же побежал в библиотеку, отыскал газету и написал письмо Девятаеву. Так через него получил мой адрес.

«Ванюшка! - читаю я дальше. - После вашего вылета с острова, что было в лагере, ты представить себе не можешь. На вечерней поверке никто не хотел вставать в десятый ряд, думали, что каждого десятого [186] расстреляют. В лагере было тихо и тревожно, даже в бараках разговаривали шепотом. Но обошлось без расстрелов, только никому не дали есть. Допрашивали, кто был летчик. Но все молчали. Потом немцы стали говорить, что русские улетели не сами, что их посадил немецкий летчик, что самолет сбили. А мы не верили этим словам. Некоторые из заключенных видели, как вы взлетели. Мы завидовали вам и гордились вами».

Я читал эти строки и снова мысленно переносился в ясный день 8 февраля 1945 года. Нет, ничто не забыто - ни одна подробность!

А Коля, между тем, рассказывал мне в письме о своей судьбе. Когда фронт приблизился к острову и заключенных стали вывозить из лагеря, он попал в большую группу заключенных, которых на барже увели в море, а потом высадили на берег и погнали к востоку. Прямо на дороге их и освободила Советская Армия.

Потом мы встречались с Колей. Его не узнать. Он возмужал, раздался в плечах, стал степенен и нетороплив и совсем не похож на шустрого Кольку, которого я полюбил в лагере. Теперь он живет в Макеевке, работает прорабом на строительстве.

При встрече я все расспрашивал Николая о чешском музыканте Йозефе Ульце и Германе Кобольде, которые в Натцвиллере так много помогали подросткам и к которым у нас сохранились самые добрые чувства благодарности. Мне очень хотелось отыскать какие-нибудь их следы, но Николай, как и я, ничего не знал о них.

И все- таки я отыскал этот след! Правда, не двоих наших добрых товарищей, одного -Йозефа Ульца.

В 1959 году с помощью чешского коммуниста Иржи Прохазки я узнал, что Йозеф Ульц жив и по-прежнему живет в городе Колине, в восьмидесяти километрах от Праги. Я даже узнал его улицу и номер дома. Написал ему, с нетерпением ждал ответа… и дождался. Его письмо было очень теплое и искреннее.

«Я помню вас всех, - пишет Йозеф, - кто был со мной в 8-м бараке в Натцвиллере, во Франции… За это время я часто о вас вспоминал».

Чешский музыкант вспоминает и Германа Кобольда, который был старшим в бараке: [187]

«Мы оба старались вам помочь: хоть немного утолить ваш страшный голод и смирить страдания. Я вас очень любил. Вы были так молоды…»

При подходе американской армии заключенные Натцвиллера были перевезены в Дахау и там освобождены союзниками.

«Теперь мне 59 лет. Я учитель музыки. У меня сын, тоже музыкант, и у него уже два сына»,-писал мне Йозеф Ульц.

Его письмо было длинным, я не буду приводить его целиком, но вот этот кусок не могу читать без волнения и хочу поделиться с вами дорогими для меня словами.

«Надеюсь, что мы будем писать друг другу чаще. Я постараюсь научиться писать и говорить по-русски (многое забыл), чтобы мог тебе сказать, если ты когда-нибудь приедешь к нам или я к вам, в СССР, как я вас всех любил там, в Натцвиллере. Я и мои соотечественники уважают и любят советский народ. Мы благодарны за наше освобождение от фашистского ига… [188]

Я был бы рад, если бы ты меня навестил, и я мог бы товарищески тебя принять, обнять и показать, что и у нас есть молодцы, что и наша страна хороша и что здесь живут люди, которые не хотят войны и борются за мир».

Как- то глубокой осенью ко мне приехал Михаил Девятаев, мой друг и побратим. После войны мы на время словно бы потеряли друг друга -каждый определял свою мирную жизнь. Мы провели ночь в воспоминаниях о пережитом вместе, о возвращении, о работе. Не просто налаживалась жизнь, не сразу все вставало на свои места. Долгое время в период культа личности графа «плен» в наших анкетах вызывала у окружающих настороженность и подозрительность., Михаил с большим трудом получил возможность плавать на небольшом служебном катере в Казанском порту. Работал он отлично и добился того, что его послали в Горький на курсы судовых механиков. В это время мы и встретились…

Должен сказать, что Михаил успешно окончил эти курсы и получил звание капитана-механика, но еще долго плавать он мог только на служебном катере. [190]

Лишь в 1957 году, после XX съезда КПСС, в его судьбе произошел крутой поворот. О нашем перелете стали писать в газетах, о нем заговорила общественность.

Михаил получает звание Героя Советского Союза. Его назначают капитаном первого катера на подводных крыльях «Ракета».

…Пять часов вечера. Я стою на волжском дебаркадере и жду: сейчас снизу, из Казани, подойдет «Ракета» и пришвартуется здесь. Не успеешь услышать шум мотора, как стремительный катер уже подходит к пристани. А в рубке мой друг Михаил. Он знает, что я жду его. У него ослепительная улыбка. И весь он крепкий, здоровый, красивый. Я любуюсь им и горжусь им. Правильно его называют в народе - «крылатый человек».

Время обгоняет книги. 8 мая 1962 года вдруг слышу объявляет московское радио: «От причала Северного порта отошло крылатое судно «Метеор». Ведет [191] судно Герой Советского Союза капитан Михаил Петрович Девятаев».

За эти годы выросло его судоводительское умение, на его плечи возложена большая ответственность - он водит судно по изменчивому и коварному Куйбышевскому морю. Мы редко видимся теперь, к сожалению, но что поделаешь: большому кораблю - большое плавание. И я от всего сердца желаю ему удачи!

Вот, кажется, я и обо всех рассказал, с кем у меня есть хоть какая-то связь.

Все мы после войны вернулись в родные места, занялись мирным трудом, имеем семьи, воспитываем детей. Но за нашими плечами, как чудовищный кошмар, стоит фашистская неволя. И мы не в силах забыть то, что видели, что перенесли за время войны. Мы растим своих детей для труда и радости, а не для уничтожения, слез и горестей, которые несут человечеству войны. И мы говорим: все силы положим на то, чтобы не повторилась война, чтобы у детей наших была красивая и богатая жизнь.

Мы не имеем права лишать жизни грядущие поколения.

Мы строим для них светлый мир коммунизма!

Примечания

{1}SU - сокращенно Sowjet Union, что значит Советский Союз.

{2}Die Stube (нем.) - комната, помещение в бараке.

{3}Der Hдftling (нем.) - заключенный.

Иллюстрации

На этом самолете мы улетели из фашистского плена. Снимок сделан через несколько минут после приземления.