Я первый, оказывается, советский офицер, оказавшийся в их лагере. Наши танки вошли в город всего лишь час назад, лагерь — в стороне от главной магистрали, по которой шли колонны войск. Знакомясь с офицерами, я сказал, что я кинооператор и журналист.

От имени освобожденных офицеров полковник Друри просил меня через печать передать благодарность Красной Армии и маршалу Сталину. Американцы наперебой говорили мне о том, какое сильное впечатление производит своей мощью Красная Армия. Многие из них уже успели, выйдя за ворота лагеря, побрататься с нашими солдатами и офицерами.

— Нас восхищает дисциплина в ваших войсках, высокая культура и рыцарский дух ваших солдат и офицеров в отношении к побежденным, — сказал полковник.

Веселые парни окружили меня тесным кольцом, сыпали шутками, задавали уйму вопросов, быстро организовали мне бритье — душистый мыльный крем, свежее лезвие «жиллет».

В первые минуты моего посещения лагеря ко мне подошел молодой высокий парень, представился: Райт Брайн, корреспондент американской радиовещательной компании. Раненым попал в плен во Франции. Не смогу ли я помочь ему отправить корреспонденцию в США.

«Даю вам два часа», — сказал я. Тем временем ребята потащили меня к столу.

На дощатом столе на тарелках были разложены плитки шоколада, жареные орешки, миндаль, сушеные фрукты, печенье, колбаса, масло. Все это — содержимое посылок, которые к рождеству прислал американским военнопленным Международный Красный Крест.

Меня не покидало чувство горечи и, скажу откровенно, даже злости при виде этих глаженых сорочек, щегольских мундиров, бритвенных приборов, пахучего мыла, а тут еще этот стол… Я вспоминал лагеря советских военнопленных, обнаруженные нашими войсками в Сталинграде, в Польше. Голод, истязания, пытки, груды мертвецов и живые скелеты…

Мы уже прощались, когда я вспомнил о Райте Брайне — журналисте. Он прибежал в последний момент и, вручая мне свою корреспонденцию, сказал:

— Я написал очень коротко о своем ранении во Франции, о жизни в плену, о том, как Красная Армия нас освободила. Прошу вас, сделайте так, чтобы эта первая моя после плена корреспонденция была переправлена в Соединенные Штаты.

Я твердо пообещал ему, что это будет сделано. Его статья была мной отправлена в Москву, в Совинформбюро через армейский узел связи. Впоследствии я видел в «Нью-Йорк таймсе» эту корреспонденцию, она начиталась словами: «Я передаю эти строки через несколько часов после того, как лагерь американских военнопленных был освобожден частями Красной Армии. Советскому корреспонденту и кинооператору Роману Кармену, обнаружившему наш лагерь, я вручаю первые после моего освобождения слова, обращенные к американским читателям…»

* * *

«На Берлин!» — написано на башнях танков, на брезентах грузовиков, на стволах орудий. Короткие остановки усталых невыспавшихся танкистов. Я подошел в лесу к костру. Экипажи двух танков сгрудились около огня. Парни опускали в языки пламени обмерзшие, черные с красными ссадинами руки, поджаривали на палочках ломтики черного хлеба. Из люка вылез танкист.

— Ребята, — сказал он, сдвинув на затылок шлем с наушниками, — через двадцать минут важное сообщение. Наверное, нам салют будет за сегодняшний город. Леша, как этот город называется?..

Хотелось рассказать им, как прекрасна в морозной дымке наша Москва, озаренная розовыми сполохами громыхающих залпов, ярким сиянием ракет. С какой любовью и лаской устремлены миллионы советских сердец к этим замечательным людям в черных полушубках, молча прильнувшим к заиндевевшей броне, слушающим через наушники далекий салют Родины, их доблести посвященный.

Отгремели залпы в честь воинов 1-го Белорусского фронта. Поудобнее уселись солдаты на броне, покрепче надвинули на уши шапки, поправили на груди автоматы. И танки, заворочав гусеницами, тронулись по шоссе к переправам на Одере.

МОСКВА СОВИНФОРМБЮРО

ПЕРЕДАЮ ДЛЯ ЮНАЙТЕД ПРЕСС

ВОЙСКА МАРШАЛА ЖУКОВА ВЫХОДОМ К ОДЕРУ ЗАВЕРШИЛИ ПЕРВЫЙ ЭТАП ГРАНДИОЗНОГО НАСТУПЛЕНИЯ, НАПРАВЛЕННОГО СВОИМ ОСТРИЕМ В СЕРДЦЕ ГЕРМАНИИ.

ЕЩЕ ДЕСЯТЬ ДНЕЙ ТОМУ НАЗАД ТРУДНО БЫЛО НАЧЕРТИТЬ НА КАРТЕ ЛИНИЮ ФРОНТА. БЕЗОСТАНОВОЧНО ПРОРЫВАЮЩИЕСЯ ВПЕРЕД ТАНКОВЫЕ СОЕДИНЕНИЯ ЛОМАЛИ ОБОРОНУ НЕМЦЕВ, ПРИКРЫВАЮЩУЮ ПОДСТУПЫ К ОДЕРУ. ОБХОДИЛИ УЗЛЫ СОПРОТИВЛЕНИЯ, ПРЕДОСТАВЛЯЯ ИДУЩЕЙ ПОЗАДИ ПЕХОТЕ ИХ ЛИКВИДИРОВАТЬ. ВО МНОГИХ ЛЕСАХ, ДЕРЕВНЯХ И ДАЖЕ ГОРОДАХ ОСТАВАЛИСЬ ПОЗАДИ НАШИХ ТАНКОВ НЕМЕЦКИЕ ГРУППИРОВКИ, ОБРЕЧЕННЫЕ НА УНИЧТОЖЕНИЕ.

СЕЙЧАС ВСЯ ПРОЙДЕННАЯ НАМИ ОГРОМНАЯ ТЕРРИТОРИЯ МЕЖДУ ВИСЛОЙ И ОДЕРОМ ЗАПОЛНЕНА СОВЕТСКИМИ ВОЙСКАМИ, И НЕТ УЖЕ ТАКИХ ЛЕСОВ, ГДЕ ОПАСНО БЫЛО БЫ ПРОЕХАТЬ, НЕТ ТАКИХ ЧЕРДАКОВ, ГДЕ СИДЕЛ БЫ НАЦИСТ С АВТОМАТОМ. В ОСВОБОЖДЕННЫХ ГОРОДАХ ПОЛЬШИ НАЛАЖИВАЕТСЯ НОРМАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ. МИНОВАЛИ ГОРЯЧИЕ РАДОСТНЫЕ ДНИ ОСВОБОЖДЕНИЯ, И ПОЛЯКИ ВЗЯЛИСЬ ЗА РАБОТУ — ВОССТАНАВЛИВАЮТ РАЗРУШЕНИЯ, ОТКРЫВАЮТ ШКОЛЫ, МАГАЗИНЫ, ПУСКАЮТ В ХОД ПРОМЫШЛЕННЫЕ ПРЕДПРИЯТИЯ, ОРГАНИЗОВЫВАЮТ СВОЙ БЫТ.

ПРОДЕЛАВ ВЕСЬ ПУТЬ С НАСТУПАЮЩЕЙ АРМИЕЙ, Я ПОБЫВАЛ ЗА ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ВО МНОГИХ ЗАНЯТЫХ СОВЕТСКИМИ ВОЙСКАМИ ГОРОДАХ ГЕРМАНИИ, В ДЕСЯТКАХ ДЕРЕВЕНЬ, ПРОЕХАЛ СОТНИ КИЛОМЕТРОВ ПО МНОГИМ ДОРОГАМ.

В НЕСКОЛЬКИХ СЛОВАХ Я ХОЧУ РАССКАЗАТЬ О ГЕРМАНИИ.

ПРОРЫВ НАШИХ ТАНКОВ В ГЛУБЬ ГЕРМАНИИ БЫЛ СТРЕМИТЕЛЕН. МНОГИЕ НЕМЕЦКИЕ СЕМЬИ, ПОГРУЗИВ СВОЕ ИМУЩЕСТВО НА БОЛЬШИЕ ФУРГОНЫ, ПУСКАЛИСЬ В ПУТЬ ПО ДОРОГАМ, НО ТАНКИ ДВИГАЛИСЬ БЫСТРЕЕ. ТЫСЯЧИ ТАКИХ ПОВОЗОК Я ВИДЕЛ НА ДОРОГАХ, ОНИ ВОЗВРАЩАЛИСЬ ДОМОЙ. НЕ ЗНАЯ СНА И ОТДЫХА, МЫ ДВИГАЛИСЬ ВПЕРЕД, ОСТАНАВЛИВАЯСЬ ИЗРЕДКА В ДЕРЕВНЯХ, ПОКИНУТЫХ ИХ ОБИТАТЕЛЯМИ. МЫ ЗАХОДИЛИ В ДОМА, ГДЕ НЕ БЫЛО НИ ЖИВОЙ ДУШИ: ГОРЕЛИ ДРОВА В ПЕЧАХ, СТОЛ БЫЛ НАКРЫТ ДЛЯ ОБЕДА, КОТОРЫЙ ЕЩЕ ТЕПЛЫЙ СТОЯЛ НА ПЛИТЕ. БРОШЕННАЯ НА СТОЛЕ СЕГОДНЯШНЯЯ ГАЗЕТА. ВО МНОГИХ МАЛЕНЬКИХ ГОРОДКАХ ЕЩЕ В ТЕЧЕНИЕ СУТОК ПОСЛЕ НАШЕГО ПРИХОДА ГОРЕЛО ЭЛЕКТРИЧЕСТВО, ИДУЩЕЕ ПО ВЫСОКОВОЛЬТНЫМ ЛИНИЯМ ИЗ-ЗА ОДЕРА. ЖИТЕЛИ, ОСТАВШИЕСЯ В СВОИХ ДОМАХ, СНАЧАЛА ПРЯТАЛИСЬ, ПОТОМ ВЫХОДИЛИ ИЗ СВОИХ УБЕЖИЩ И, ИСПУГАННО ГЛЯДЯ НА ПРОХОДЯЩИХ СОЛДАТ, ПРИНИМАЛИСЬ ЗА СВОИ ОБЫЧНЫЕ ХОЗЯЙСКИЕ ДЕЛА.

ОРГАНЫ НАЦИСТСКОЙ ПАРТИИ В ГОРОДАХ И СЕЛАХ ПЕРЕД ПРИХОДОМ КРАСНОЙ АРМИИ ПРОВОДИЛИ УСИЛЕННУЮ РАБОТУ, ПРИЗЫВАЯ НАСЕЛЕНИЕ К ВСЕНАРОДНОЙ ВООРУЖЕННОЙ БОРЬБЕ. НАСЕЛЕНИЕ ПОЛУЧАЛО ОРУЖИЕ. НО МАССОВОГО ДВИЖЕНИЯ СОПРОТИВЛЕНИЯ ГИТЛЕРОВЦАМ ОРГАНИЗОВАТЬ НЕ УДАЛОСЬ. НЕМЕЦКИЕ БЮРГЕРЫ ПО ПРИХОДЕ КРАСНОЙ АРМИИ ВЫВЕШИВАЛИ НА СВОИХ ДОМАХ БЕЛЫЕ ФЛАГИ. МНОГИЕ НЕМЦЫ, С КОТОРЫМИ Я БЕСЕДОВАЛ, ГОВОРИЛИ: МЫ ОЖИДАЛИ, ЧТО ВАШИ СОЛДАТЫ НАС ВСЕХ РАССТРЕЛИВАТЬ БУДУТ, НЕ ЩАДЯ ЖЕНЩИН И ДЕТЕЙ…

— Я ЗНАЮ ОЧЕНЬ ХОРОШО, — ГОВОРИЛА МНЕ ОДНА НЕМКА В ГОРОДЕ ЗОЛЬДИН, — ЧТО ТВОРИЛИ НАШИ НЕМЕЦКИЕ СОЛДАТЫ В РОССИИ. МЫ БОЯЛИСЬ ПОГОЛОВНОГО ИСТРЕБЛЕНИЯ.

ЧУВСТВО СТРАХА У НЕМЦЕВ ПОСТЕПЕННО ИСЧЕЗАЕТ. ОНИ НИЗКО КЛАНЯЮТСЯ КАЖДОМУ СОЛДАТУ, СНИМАЮТ ШЛЯПЫ.

С КАМЕННЫМИ ЛИЦАМИ ПРОХОДЯТ СОВЕТСКИЕ СОЛДАТЫ ПО УЛИЦАМ НЕМЕЦКИХ ГОРОДОВ. НЕНАВИСТЬ К НЕМЕЦКИМ ФАШИСТАМ, ИСКАЛЕЧИВШИМ НАШУ СТРАНУ, ТЯЖЕЛЫМ ГРУЗОМ ЛЕЖИТ НА СОЛДАТСКИХ СЕРДЦАХ. НО Я УБЕДИЛСЯ ЗА ЭТИ ДНИ, ЧТО ВО ВСЕЙ КРАСНОЙ АРМИИ НЕ НАЙДЕТСЯ ТАКОГО БОЙЦА, КОТОРЫЙ БЫЛ БЫ СПОСОБЕН ПРИСТРЕЛИТЬ БЕЗОРУЖНУЮ ЖЕНЩИНУ, РЕБЕНКА ИЛИ СТАРИКА.

НАСЕЛЕНИЕ ГОРОДА ЛИППЕНЕ БЕЗО ВСЯКИХ ПРИКАЗОВ ВЫШЛО НА УЛИЦЫ С ЛОПАТАМИ, МЕТЛАМИ. ПОДМЕЛИ ГОРОД, УБРАЛИ СЛЕДЫ БОЕВ — ТРУПЫ ЛОШАДЕЙ, СГОРЕВШИЕ МАШИНЫ; ЖЕНЩИНЫ ВСТАЛИ В ОЧЕРЕДЬ ЗА ХЛЕБОМ У ПЕКАРЕН, ГОРОД ПРИОБРЕЛ МИРНЫЙ ВИД. НЕКОТОРЫЕ ГОРОДА ВРОДЕ КЕНИГСБЕРГА, В ИЗЛУЧИНЕ ОДЕРА НЕСКОРО ПРИОБРЕТУТ МИРНЫЙ ВИД. ОНИ ПРЕВРАЩЕНЫ В ГРУДУ РАЗВАЛИН. БОИ ШЛИ В НИХ ЗА КАЖДЫЙ КВАРТАЛ, КАЖДЫЙ ДОМ. Я БЫЛ В ШНАЙДЕМЮЛЕ В ТОТ ДЕНЬ, КОГДА ОН БЫЛ ОКОНЧАТЕЛЬНО ОЧИЩЕН ОТ НЕМЦЕВ. В ЭТОМ ГОРОДЕ УЦЕЛЕЛ СРЕДИ ТЛЕЮЩИХ РУИН ТОЛЬКО ПАМЯТНИК ВИЛЬГЕЛЬМУ ВЕЛИКОМУ.

НЕМЦЫ СЕЙЧАС КОНЦЕНТРИРУЮТ БОЛЬШИЕ СИЛЫ ПРОТИВ ВОЙСК МАРШАЛА ЖУКОВА. ОНИ ПЕРЕБРАСЫВАЮТ ОТБОРНЫЕ ВОЙСКА С ЗАПАДНОГО ФРОНТА, И, ПО-ВИДИМОМУ, ДЕЛАЕТСЯ ЭТО ДЛЯ НАНЕСЕНИЯ СИЛЬНОГО КОНТРУДАРА ПО НАШЕМУ ФРОНТУ, УГРОЖАЮЩЕМУ БЕРЛИНУ.

СЮДА ПЕРЕБРОШЕНЫ ЛУЧШИЕ ТАНКОВЫЕ ДИВИЗИИ 6-Й ТАНКОВОЙ АРМИИ ДИТРИХА. СЮДА НЕМЦЫ ТЯНУТ ВСЕ СВОИ ОПЕРАТИВНЫЕ И СТРАТЕГИЧЕСКИЕ РЕЗЕРВЫ. СЮДА БРОШЕНЫ ТАК НАЗЫВАЕМЫЕ «АЛАРМ-ЧАСТИ», СФОРМИРОВАННЫЕ ИЗ ЛЕТЧИКОВ, МОРЯКОВ, ГИТЛЕРОВСКОЙ МОЛОДЕЖИ, «ФОЛЬКСШТУРМА». БОИ С КАЖДЫМ ДНЕМ ПРИНИМАЮТ ВСЕ БОЛЕЕ ОЖЕСТОЧЕННЫЙ ХАРАКТЕР.