— Александр Иванович, — Милюков этак легонько потряс Гучкова за рукав. — И ещё журналисты не верят, что министры работают на благо народа! Даже в поезде Александр Иванович не имел ни секунды свободного времени: всё трудился, трудился, трудился над планом демобилизации. И он столь грандиозен, что надо собраться с мыслями, дабы о нём рассказать!

По толпе прошла новая, грандиозная волна: Милюков улыбался, довольный воздействием своих речей. На лицах людей с лёгкостью можно было прочесть восторг. Сам военный и морской министр не ожидал, что слова коллеги окажут такое воздействие на публику.

И, вполголоса, обращаясь к Гучкову, лидер кадетов добавил:

— Вам бы выспаться не мешало, Александр Иванович. Журналисты хотят знать, что там у нас с планами демобилизации…

— В самом скором времени мы… — к счастью или к несчастью, Гучкову договорить не дали.

— Мы вернём людей домой и, главное, дадим им работу, землю! Девять десятин земли, замечательной плодородной земли, в просторной, вольной Сибири! Для тех же, кто захочет получить профессию, которая сможет прокормить не хуже, чем земельный надел — откроются двери новых университетов, школ и училищ! Мы дадим бесплатное начальное образование каждому! Мы возвеличим Россию, сделав её богатейшей и величайшей державой!

— УРРРА!!! — Гучкову показалось, что сам небосвод задрожал от мощи этого крика.

"Господи, спасибо, что эти люди незнакомы с либерал-демократической и коммунистической партиями! Они ещё верят обещаниям власть имущих! Аминь!" — Кириллу приходилось очень громко думать: даже мыслей своих он не слышал средь криков "Ура!".

Жандармы, нёсшие канаты в руках в качестве ограждения, кое-как смогли проторить дорогу Великому князю. Тот, улыбчивый, радостный — и с потемневшими глазами — пожимал руки господам министрам.

— Замечательные слова, Кирилл Владимирович, замечательные слова! — орал даже громче толпы Родзянко. — Замечательные! Рад снова встретиться после короткого перерыва! Рад! А как доволен возвращением в Петроград!

— А я-то как, дорогой мой Михаил Владимирович! Безумно! — кивал регент, переходя к Гучкову и Милюкову.

Рядышком очутился и Шульгин, обращавший на себе внимание ещё более лихо закрученными усами. Министр юстиции ловил взгляды многих дам: на всю столицу он славился деликатным обхождением с прекрасным полом и неизменной тактичностью. Другие министры пока только спешить засвидетельствовать своё почтение Кириллу.

— А отчего же император не смог встретить нас? — Шульгин не выпускал руку Кирилла. — Что-то случилось? Болен? До меня доходили слухи…

— Всё хорошо, Его Императорское Величество чувствует себя отлично и шлёт приветствие Совету, верным своим слугам! — Великий князь произнёс это достаточно громко, чтобы публика услышала и разразилась очередным "Ура!".

"А всего год назад они же готовы были меня растерзать! Прав был Макиавелли: преходяща благодарность народа. Вот страх! Страх всегда держит крепче! Сколько ещё можно будет лавировать, вызывая любовь? На сколько нас хватит, когда наступит долгожданный кризис? Выдержим ли? Выдержит ли Россия? Мы должны суметь, должны!" — невесело думал регент.

— Господа, господа! Будьте любезны! — взмолился какой-то фотограф. — Господа! Прошу! Улыбайтесь, улыбочку, господа!

Смешной красный берет, точь-в-точь как у вольного, но бедного живописца, нос крючком, под правым глазом родимое пятно в форме щита…Да это же господин Гаврилов, тот самый фотограф! Ведь это он делал фотографию Кирилла вместе с заговорщиками в таком далёком феврале!

— Господин Гаврилов, надеюсь, в этот раз нам не придётся долго стоять на холоде, дабы Вы смогли настроить фокус? — рассмеялся Сизов-Романов.

— Вы меня узнали! Ваше Высокопревосходительство, польщён, признаться. Польщён! — сделал поклон Гаврилов. — Будьте покойны, всё будет в лучшем виде! И фокус я уже настроил! Улыбочку! Сейчас вылетит птичка!

Раскрасневшийся от гордости фотограф не соврал: мгновением позже блеснула вспышка.

— А фотокарточку я, если Вы не будете против, хотел бы оставить себе. На память, — смешно всплеснул руками этот художник чёрно-белого мира. — Однако Вы всегда можете увидеть её у меня дома! Вот моя визитная карточка!

Один из жандармов принял протянутую Гавриловым бумажку и передал Кириллу. Через мгновение толпа оттеснила фотографа, поглотив, вобрав в себя.

— Это дежа-вю, не правда ли, милостивые государи? — расхохотался Родзянко. — Натуральное дежа-вю! Без всяких сомнений!

— Не хватает только… — и вновь Гучкову не дали договорить…

"Бух-бух!" — раздался выстрел, за ним, практически без промедленья — второй. Человеческое море словно бы наткнулось на волнорез, распавшись не бесчисленные капли: люди хлынули в разные стороны, спасая жизнь и мешая жандармам восстановить порядок.

Первым среагировал Кирилл: он упал на землю, перекатился поближе к вагону, у самых путей остановился и выхватил револьвер, силясь найти стрелка. Родзянко рванул обратно в поезд: сработали полковая выучка. Гучков, чертыхнувшись, упал наземь, памятуя о снайперах англо-бурской войны. Милюков замер на месте, пытаясь сообразить, что происходит: подвели его инертность и основательность характера…

Надо отдать должное охране: быстро среагировали, встали между толпой и "объектами". Трое или четверо жандармов принялись ловить стрелка. Особого труда найти его им не составило.

— Вон он, вон! — крикнул Милюков, заметивший сжимавшего тяжёлый "Смитвессон" паренька.

Тужурка, поношенная студенческая форма, замершее, непроницаемое лицо, дрожавшая рука — этот облик был знаком каждому, кто сумел пережить покушения времён эсеровского террора. Неудавшийся убийца не пытался убежать: так и стоял, пока его не скрутили жандармы, едва не сломав ему руки.

— Есть кто ещё с тобой? Есть? — орал ротмистр прямо в ухо террористу, потерявшему всякую связь с реальностью. — Кто тут ещё из твоих?

— Успокойте людей! Успокойте людей! — воскликнул Родзянко, стоя в дверях вагона.

Гучков озирался по сторонам. Кровь стучала в висках, сердце прыгало, а ноги отказывались слушаться. Отвык он, видать, от опасности, отвык!

"Пора на отдых, пора, — думал Александр Иванович, не в силах оторвать взгляда от ещё дула "Смитвессона". — Нервишки-то уже не те…Не те…На думской трибуне оно спокойнее будет…Ха, и когда же я научился бояться всякого шороха и жалеть себя? Когда же я успел постареть?"

— В вагон, прошу Вас! — жандармский офицер, с непроницаемым лицом, подошёл к замершему Милюкову. — Сейчас мы наведём порядок, но опасность ещё не миновала! Прошу Вас! Вернитесь в поезд!

— Да, Павел Николаевич, Вам лучше вернуться в поезд, — Кирилл подошёл сзади, незаметно и бесшумно. — Благодарю за службу, молодцы!

Последние слова предназначались жандармам, и непонятно было: регент корит их за то, что не смогли выявить убийцу в толпе, или благодарит за быструю реакцию, а может, и то, и другое.

— Рады стараться! — дружно, но тихо и неуверенно ответила охрана.

— Надо будет принять кое-какие меры, — пробубнил себе под нос Кирилл. — Господа, нас ждёт много работы. Кто-то очень сильно не желает нашего возвращения в Петроград. Очень и очень сильно…

— Мы это уже заметили, — озвучил общую мысль Гучков, отряхивая брюки. — Зато был повод лишний раз заняться гимнастикой, не правда ли?

Военный и морской министр пытался держаться так, будто ничего и не произошло: Кирилл одобрительно кивнул.

Между тем жандармы смогли восстановить спокойствие на перроне, оттеснили толпу подальше и полукольцом встали перед "Высочайшим" вагоном. Ротмистр, погрозив кулаком террористу, скрученному по рукам и ногам, пошёл рапортовать Кириллу.

— Ваше Высокопревосходительство, сейчас подойдут автомобильные экипажи с защитными кожухами, соблаговолите подождать немного. Запросили подкрепление, так что безопасность Вашу и правительства мы обеспечим. Виновные в инциденте будут наказаны, я обещаю.