Пентесилея
Ах, сын богини, для меня запретно
Сладчайшее искусство женских чар!
Не смею я, как греческие девы,
На празднествах, когда в веселых играх
Соперничают юноши Эллады,
Возлюбленного высмотреть себе;
Не смею я его, цветком играя
Или потупив скромно взор, увлечь;
Не смею на заре в гранатной роще,
Звенящей от напевов соловьиных,
К нему прижаться и сказать: «Твоя!»
Нет, юный мой избранник должен мною
Быть найден на кровавом поле битвы
И привлечен рукою, в медь одетой,
На эту грудь, что нежности полна.
Ахилл
Откуда же идет столь непонятный,
Неженственный — прости меня! — закон,
Как людям, так и естеству противный?
Пентесилея
От праисточника всего святого —
От вечности, горы, на чью вершину
Никто не восходил, затем что небо
Ее закрыло облачным дыханьем.
Праматерями нам закон наш дан,
И мы ему покорны, сын Фетиды,
Как ты заветам праотцев своих.
Ахилл
Не понял. Объясни.
Пентесилея
Изволь. Вот слушай.
В стране, подвластной ныне амазонкам,
Жил встарь народ богопослушных скифов,
Свободных и воинственных, как все
Земные племена в тот век далекий.
Своими с незапамятных времен
Считал он земли тучного Кавказа,
Однако эфиопский царь Вексор
Пришел к подножью наших гор и скифов,
Его с оружьем встретивших, разбил,
В долины их проник и, острой сталью
Уничтожая мальчиков и старцев,
Род наших предков стер с лица земли.
В дома их победители вселились,
Свою утробу алчно насыщая
Дарами плодоносной их земли,
И с беспримерным варварским бесстыдством
Их женщин стали принуждать к любви,
Влача на ложе похоти и срама
Жен прямо от могилы их мужей.
Ахилл
Да, страшные события, царица,
Начало положили царству женщин.
Пентесилея
Но рано или поздно человек
С плеч сбрасывает груз невыносимый.
Терпеть не станет свыше меры он.
В храм Марса ночью женщины сходились
И о ступени бились головой,
Мольбы о мщенье втайне воссылая.
В постелях опозоренных они
Припрятывали острые кинжалы,
Откованные ими в очагах
Из игл, колец, браслетов и застежек,
И ждали только бракосочетанья
Вексора с их царицей Танаисой,
Чтобы гостей клинком облобызать.
В день свадебного торжества царица
Сама пронзила сердце жениху,
Не с эфиопом в брак вступив, а с Марсом,
И насмерть жены в ту же ночь все племя
Насильников клинками заласкали.
Ахилл
Да, женщины способны на такое.
Пентесилея
И, на совет сойдясь, народ решил,
Что женщинам, свершившим этот подвиг,
Быть подобает вольными, как ветер,
И власти пола сильного не знать.
Они свое устроят государство,
Где больше не раздастся никогда
Мужское повелительное слово,
Где учредят они свои законы,
Где будут сами охранять себя
И где царицей станет Танаиса.
Мужчина, увидавший царство их,
Свои глаза сомкнет навеки тут же;
А если у кого родится мальчик,
Зачатый от насильника, он будет
Вслед дикому отцу отправлен в Орк.
Затем народ нахлынул в храм Арея,
Чтобы венчать на царство Танаису,
Блюстительницу нового закона.
В торжественный тот миг, когда она
Всходила на алтарные ступени,
Чтоб золотой огромный царский лук,
Эмблему власти скифских государей,
Из рук верховной жрицы воспринять,
Разнесся вдруг но храму чей-то голос:
«Такое государство только смех
В мужчинах будет вызывать и рухнет
При нервом же нашествии соседей:
Ведь руки женщин немощны, свободе
Движений их мешает полногрудость,
И лук им, как мужчинам, не напрячь».
Царица взором обвела толпу,
Внимавшую смущенно этой речи,
И, видя, что народ заколебался,
Грудь правую себе оторвала
И стала женщин, лук напрячь способных,
Кропить своею кровью, но упала
Без чувств. Отсюда и произошло
Названье «амазонок», иль «безгрудых».
Затем венец надели на нее.
Ахилл
Клянусь, такой, как ей, груди не надо:
Она мужчин и так бы покорила.
Я преклоняюсь всей душой пред ней.
Пентесилея
Народ молчаньем встретил этот подвиг.
Лишь лук нарушил звоном тишину,
Из рук смертельно-бледной, неподвижной
Верховной жрицы Артемиды выпав.
Огромный, золотой, державный, гулкий,
Как колокол, ударился он трижды
О мраморную лестницу и лег,
Безмолвный, словно смерть, к ногам царицы.
Ахилл
Никто, надеюсь, в царстве женщин больше
Не подражает ей?
Пентесилея
Конечно, нет.
Не каждая легко идет на это.