Ультиматум отвергнут!

ПРОТИВ ЧЕРНОЙ ГВАРДИИ

Оставив полк на попечение своих заместителей, Щербинин заспешил вперед, чтобы заблаговременно ознакомиться с обстановкой на новом рубеже. Наступать на Стеблев не пришлось, и полк находился на марше в Селище, где предстояло сменить гвардейскую часть.

Выбравшись на ровную дорогу, Щербинин пустил коня в намет и быстро доскакал до Нова-Буды. Деревня разметалась на плоском холме с очень отлогими скатами. Одна из улиц сбегала вниз по совершенно гладкому месту. Слева, за оврагами, раскинулась другая большая деревня — Шандеровка. Сюда уже выдвинут один из полков дивизии. Некоторые его подразделения заняли оборону на окраине деревни, откуда доносится несмолкаемый шум боя.

Щербинин прибыл наконец в село, где размещался командный пункт гвардейцев. Сама дивизия ушла, и здесь осталась одна из ее частей.

Командир радушно принял майора. Угостил ужином, коротко ознакомил с обстановкой.

Щербинин получал узкий участок фронта. Справа и слева будут части своей дивизии. Противник — дивизия СС «Викинг». Действуют эсэсовцы напористо и дерзко. Видно, судьба — помериться силами с черной гвардией бесноватого фюрера!

Под покровом ночи, тщательно соблюдая маскировку, полк Щербинина сменил гвардейцев и занял оборону на новом участке. Ничто не говорило о том, что гитлеровцы догадываются о смене частей. Шла обычная ночная перестрелка, время от времени над передним краем вспыхивали осветительные ракеты, с закрытых позиций била наша артиллерия, и немцы лениво, будто нехотя, отвечали на ее огонь. Но, как ни спокойно было на переднем крае, Щербинин чутьем старого вояки чуял, что дела здесь предстоят большие, опасные и, возможно, уже завтрашний день принесет с собой самые суровые испытания.

Но, вопреки ожиданиям, первый день на новом рубеже также прошел более или менее спокойно. И все-таки Щербинин с часу на час ожидал самых активных и ожесточенных действий. Ведь не для того гитлеровское командование поставило на этом участке головорезов из эсэсовской дивизии «Викинг», чтобы они вели обычную перестрелку и ограничивались поисками разведчиков.

Полк Щербинина держал центр обороны дивизии, а батальон Жарова правым флангом граничил с соседним полком.

Как только чуть посерел горизонт и первые отблески рассвета упали на землю, Андрей Жаров был уже на наблюдательном пункте и внимательно изучал местность, сверяя ее с картой. Ему нельзя было пропустить мимо своего внимания ни одной складочки, ни одного бугорка, ни одного кустика. И все это он должен держать в голове, всегда видеть и знать, как линии собственной ладони. Жаров понимал, насколько заманчивыми для наступающих являются стыки между подразделениями, и он еще накануне усилил приданными артсредствами роту Сазонова, занимавшую оборону на крайнем правом фланге. Да Щербинин дал из своего резерва и подчинил Сазонову взвод полковой разведки Пашина. Стык прикрыт надежно, и если туда сунутся немцы, то им придется солоно. А может, гитлеровцы отступят от привычного шаблона и ударят в другом месте? Такие сомнения появлялись, но Жаров отбросил их, потому что слишком хорошо знал психологию противника, и решительно передвинул свой командно-наблюдательный пункт по фронту, поближе к Сазонову. Отсюда он сейчас и наблюдал за местностью и передним краем противника.

Немцы пока держались спокойно. Наши наблюдатели не могли заметить ни малейшего движения. Даже огонь на этом участке гитлеровцы вели как-то вяло, будто по инерции. И опять сомнения забеспокоили комбата. А может, все-таки немцы не здесь ударят, а вдоль селищенской дороги, которая является наиболее удобным путем к внешнему фронту противника? У Жарова возникло желание посоветоваться со Щербининым. Старик опытен и хитер, его на мякине не проведешь. А тут, кстати, командир полка сам заявился к Жарову.

— Как у вас тут?

— Пока спокойно.

Щербинин похмыкал, потом, прищурив глаза, спросил:

— А ты чего это к Сазонову подвинулся?

— А вы почему подчинили Сазонову взвод разведки? — ответил вопросом на вопрос Жаров. — Я, наверное, подвинулся сюда по той же причине.

Офицеры посмеялись. Они хорошо понимали друг друга.

— А что, если немцы все же нанесут удар вдоль селищенской дороги? — уже серьезно спросил Жаров.

Щербинин ничего не ответил, продолжая наблюдать в бинокль за передним краем противника. Потом как-то неожиданно заговорил:

— Спокойно, говоришь, ведут себя «викинги»? Даже постреливают редко? Вот тут их ослиные уши и видны. Здесь, здесь они будут наступать!

Щербинин и Жаров не ошиблись. К исходу того же дня до батальона эсэсовцев после мощного артналета повели наступление на участке роты Сазонова.

Противник не зря начал наступление в тот момент, когда день вот-вот должен перейти в ночь. Это давало им возможность в случае успеха ввести в образовавшуюся брешь свои войска под покровом темноты. Все было рассчитано на внезапный, короткий, но сильный удар.

Едва над позициями Сазонова успела осесть земля, вздыбленная взрывами вражеских снарядов и мин, как впереди показались густые цепи эсэсовцев.

Жаров удивился: немцы наступали без обычной танковой поддержки. Комбат приказал открыть огонь с предельно коротких дистанций. В окопах, ячейках, на огневых позициях люди замерли в ожидании команды «Огонь!». Нервы напряжены до предела. Когда немцы уже подходили к рубежу броска в атаку, вдруг в обычный шум боя вплелся металлический рокот моторов. Танки! Цепи гитлеровцев мгновенно расчленились, образовав проходы, и в них устремились тяжелые вражеские машины.

— Циркачи! — с перекошенным лицом крикнул Жаров. — Фокусники! Это вам дорого обойдется.

— Огонь! Огонь! Огонь! — понеслась команда из конца в конец боевого участка.

Немцы, конечно, на легкий успех не рассчитывали — не те времена, — но такой плотности огня они не ожидали. На Сазонова работала почти вся наличная артиллерия полка, был поистине шквальным огонь автоматического оружия, а тут еще до роты гитлеровцев, наступающих на правом фланге, напоролось на минно-огнеметное поле… Огонь, дым, взрывы, и из этого дымно-огненного клубка — звериный вой десятков людей. Отдельные солдаты вырывались из цепи и, охваченные пламенем, метались по полю, как «шутихи» во время большого пожара.

И все же несколько тяжелых вражеских танков прорвались к нашим позициям. Один из них устремился на ячейку, в которой находился со своим противотанковым ружьем Тарас Голев. Старый солдат неторопливо приложился и начал гвоздить пулю за пулей, будто делал самую привычную работу. Однако танк продолжал грозно надвигаться.

— Э, да ты, видно, крепкий орешек, — сказал Голев и, вымахнув из ячейки, пополз навстречу танку с противотанковыми гранатами в руках. Почти одновременно прозвучали два взрыва, и машина замерла на месте.

Голев вернулся в ячейку и вдруг увидел, как один из танков устремился на позицию, где находился соседний расчет ПТР. «Ведь там те двое новичков, совсем еще желторотые парнишки», — с ужасом подумал Голев и вспомнил, как они жались к нему перед боем, расспрашивали. Около танка черными султанами взметнулось два гранатных взрыва, но он продолжал идти. Голев снова выметнулся из ячейки и пополз налево, туда, где были новички. Успеть бы! Успеть! Но танк уже стальной громадой накрыл окоп. «Они, видно, хотят пропустить и — взад». Но танк стал разворачиваться на месте.

— Ах, гад! — выругался Голев и метнул гранату. Взрывом сорвало гусеницу, но ту, которую водитель приостановил, обеспечивая поворот машины на месте. Поворот, еще поворот. Вторая граната прервала эту страшную работу, но было уже поздно. Два молоденьких солдата нашли свою гибель под громадой танка.

Бой кончился затемно. Прямо перед нашими позициями чадно дымили несколько вражеских машин. Слышались стоны раненых немецких солдат. Немногим уцелевшим в живых было не до раненых, и они оставили их умирать на поле боя. Густая гарь висела низко над землей, она заползала в окопы, слезила глаза, забивала дыхание…