Как была, в лифчике, в больницу побежала. Там её сморщенный старичок ветеринар осмотрел, побрызгал чем-то вонючим, и подохли все блохи, и осыпались. Посмотрела Аллочка Неблоха на себя в зеркало и лишилась чувств.

Стала она уродкой — вместо лица какая-то каша, а денег на пластическую операцию не было. Набросилась она на ветеринара, кулачками размахивает, кричит: "Что вы со своей химией натворили?! Верните мне моё личико!" А ветеринар и объясняет ей терпеливо: не я сделал, а блохи. Вы изволили дешёвой косметикой пользоваться, вот на вас где-то две блохи скоканули и размножились в этой косметике. Так что на нас не пеняйте, а идите своей дорожкой…" И пошла Алла.

Вспоминала Якова Мягкого, зубами скрежетала, клялась убить (это в то время, как он о ней грезил). Вот только беда — забыла, где он жил; и поэтому целыми днями, тёмной вуалью прикрывшись, по городу носилась, выискивала его (молоточек остренький в кулачке сжимала). Да не могла найти, потому что вкалывал Яков, на постель копил.

А у Аллы, кстати, тоже кровать была (старая, вонючая, скрипучая). Возненавидела Алла кровать и выбросила; поклялась купить самое дорогое и роскошное ложе, а тут как раз и подвернулся Шафрон Проныра.

Ну, он такую цену за постель с одеялом тёплым заломил, что пришлось Алле всю свою домашнюю мебель продавать. Но она продала и купила постель.

Разделась догола, одеялом розовым обернулась, и тут почувствовала эротическую истому. И так ей хорошо стало, что решила — никогда больше из этой постели не поднимусь.

А тут в дверь позвонили, да сами открыли, и оказалось — это людишки из той фирмы, что косметику дешёвую производили, к ней пожаловали. Они, мол, признают свою вину, — из-за них блохи Аллу Неблоху сожрали, и за это согласны эти людишки Аллочку до конца её дней кормить прямиком из дорогого ресторана. Завтрак, обед, ужин, что ещё нужно? Вина коллекционные? Пожалуйста!

Алла, крепко обнимая одеяло, простонала:

— Хорошо, только еду всегда прямо к постели несите. Я здесь навсегда… А-ах, хорошо как…

И осталась она в мягчайших объятиях Якова Мягкого — одеяла. И жила, не ведая с кем живёт, до самой старости. И умерла, сморщенной старушенцией, в объятиях любимого одеяла.

Ну вот, а вы говорите, чудес не бывает.

Тут, впрочем, и сказке конец.

КОНЕЦ.

14.11.2001