– Может, до секса дело и не дойдет. Это я перестраховываюсь. Мы не будем действовать так прямолинейно. Пригласим девушку на встречу. Скажем, что хотим задать ей несколько вопросов в связи с нашим расследованием. Короче, предоставь это мне. А там – как пойдет.

– И когда ты это планируешь? Если завтра мы должны встретиться с мадам Виар. Или ты думаешь, что она нас продинамит?

– Полагаю, нет. Мадам, похоже, тоже пребывает в некоторой прострации, – медленно пояснил я.

– С чего ты взял?

– Интуиция.

– Так почему бы тебе не заставить свою интуицию нормально работать! А то – какие-то недомолвки, подозрения… – Фрэнк потянулся и зевнул. – Может, спать? – спросил он, допивая остатки виски.

– Давай, иди. А я хочу еще позвонить миссис Риттер: узнать, как там моя Клео. И отправить отчет миссис Старлингтон. Да и пораскинуть мозгами не мешает.

– Только не раскидывай их так, чтобы потом не собрать… мыслитель.

Надеюсь, ты не очень откровенен с Элизабет?

– А что?

– Интуиция, – усмехнулся Фрэнк и, пожелав мне успешного анализа, пошел в свою спальню.

С Клео было все в порядке. Отчет для миссис Старлингтон получился скудный. Спать мне не хотелось, хотя завтра нужно было рано вставать. Авиабилеты я не стал заказывать: уверенности, что Мадам пригласит нас на встречу, не было, а если и пригласит-совсем не обязательно, что в Кальви.

Продолжая сидеть в кресле, я вдруг вспомнил профессора Биггса. За последние пару месяцев произошло немало событий… и появляется все больше вопросов, нежели ответов. Да и атмосфера в Тауэринг-Хилле стала какой-то тревожной, как перед грозой или ураганом; и это обстоятельство я уже ощущал своей кожей. А ведь все случилось в такой короткий отрезок времени! Не верю я в такие совпадения… Стоило только начать расследование, как посыпались «сюрпризы»… А ведь эти, известные нам факты, как говорится, только вершина айсберга. Когда же мы дойдем до того, что скрывается под толщей темной воды?

Поднявшись с кресла, я подошел к стоящему у прикроватной тумбочки кейсу и достал распечатку переписки Ларса с неизвестной или неизвестным Ниагарой. У меня появились некоторые догадки в отношении «милых» растений, упомянутых в письме. Может, сейчас получиться его расшифровать? И я еще раз прочитал отрывок, который удалось узнать Фрэнку:

– «Непентес: Ты думаешь, что лилии мертвой лошади не нужны трюфеля?

– Ниагара: Лилия мертвой лошади хочет раскрыть лживые часы. Ей могли быть интересны земляные черви, но не настолько, чтобы рисковать своим петухом и лягушкой.

– Непентес: Ну а Эйфелева башня?

– Ниагара: Она действительно высокая, ей-по фигу. Главное, чтобы лягушатник плодился. А может, все-таки мышеловка?

– Непентес: «Не знаю, возможно, лев. Он зарянку окучивает, будто та зовет его сеять углерод. Мог дать сыра.

– Ниагара: А свинья не кукует?

– Непентес: Бывает кукует, но в этой норке – нет. Хрюшка убаюкивает мутинус собачий, поэтому лучше сделает себе обрезание, чем станет мешать смердящему рогу осьминога. Хотя напрасно ты ее так…

– Ниагара: «Кукольные глазки так же дружит с гиднорой…»

Если предположить, что Ларс-шпион мадам Виар, то Ниагара либо сама Оливия, либо кто-то из ее детей. Серж? Нет, скорее-Жюльетт, лживые часы, возможно, убийство Лоры или Мишель. Эйфелева башня, скорее всего, Минерва, мышеловка, наверно, Полин… Нет, похоже, у меня не хватает фактов для дальнейшей расшифровки, а предполагать-можно все что угодно…

…Утром мы все же получили сообщение, что мадам Виар будет нас ждать завтра, к пяти часам вечера, на своей вилле в Бонифачо. Адрес был указан.

Заказав авиабилеты в Санта-Каталину и позавтракав, мы двинулись в аэропорт.

В Кальви мы прибыли чуть раньше полудня, собрав свои вещи и рассчитавшись за проживание, выехали в Аяччо, решив пообедать где-нибудь по пути. Обратная, уже знакомая дорога, заняла почти три часа. Остановившись в Порто, мы пообедали в отличном ресторане отеля Le Romantique. Сегодня нам спешить было некуда, поэтому ели мы не спеша, наслаждаясь вкусной едой, местным вином и великолепным видом на море. Погода была отличной: тепло и солнечно. Приятный бриз дышал запахом моря и букетом новых, незнакомых и специфических, ароматов зелени и пряностей. Но чудесная атмосфера окружающей природы не смогла, к сожалению, улучшить нашего настроения: последняя рискованная авантюра с планшетом Кристель не принесла ожидаемых результатов. Ее электроника упорно молчала. У нас теплилась надежда, что завтра мадам Виар прольет свет на некоторые, неизвестные нам, обстоятельства. Впрочем, честно говоря, верилось в это с трудом… Не окажется ли ее приглашение в свою резиденцию для нас ловушкой? Что ж, похоже, в этом мире невозможно избежать двух фактов: собственных рождения и смерти…

Линда Доэрти сидела в своей гостиной, удобно расположившись в широком кресле, и смотрела какое-то телевизионное шоу. Она редко смотрела телевизор, хотя и сейчас не особенно-то ему уделяла внимание.

Вечер дышал приятной прохладой, но девушке не хотелось куда-либо идти, чтобы развлечься. Она пришла с работы, приняла душ и переоделась в домашний брючный костюм, красивого, нефритового оттенка, подчеркивающий нотку зелени ее ореховых глазах.

Надо было бы поужинать, но и еда не вызывала у нее положительных эмоций, что не было для нее редким событием. Когда у Линды возникали проблемы, то она их не «заедала», как некоторые женщины. Хотя возникнувшие обстоятельства сложно было бы назвать проблемами, особенно людям, которым ежедневно приходится думать о хлебе насущном. Мисс Доэрти не нужно было заботиться о таких «мелочах», поэтому она думала о великом, например, о будущем империи Старлингтон; и эти мысли отнюдь не были оптимистичными. Несмотря на свое умение льстить, манипулировать, плести интриги, лгать, перед собой Линда была честна, да и миссис Старлингтон обмануть она не смогла бы. Как-то девушка попыталась это сделать, но такой шаг имел для нее весьма неприятные последствия. Что ж, в конечном итоге этот негативный опыт помог ей впоследствии не ввязаться в более серьезную авантюру. И теперь она беспокоилась о нелегкой задаче, которую ей предстояло решить. Сможет ли она претворить свой план в жизнь так же идеально, как это ей представлялось в собственных мыслях?

Грациозно привстав, она подошла к барной стойке и остановилась в некотором раздумье. Спиртное она позволяла себе далеко не часто, но полностью отказаться от него, пока не считала нужным. Остановив свой выбор на розовом вине «All`ametista rugiada», она открыла небольшой бар-холодильник и достала початую бутылку, а затем все же приготовила себе легкую закуску: сырное ассорти и фрукты.

Налив в высокий хрустальный бокал вино, сразу окрасившее ажурное стекло, Линда подняла сосуд на уровень своих выразительных глаз и в очередной раз подивилась аметистовому блеску вина и совершенству природы в своей бесконечной вариаций форм, оттенков, звуков… Вспомнилась фраза Жана Бодрийяра, французского культуролога, теоретика постмодернизма, которую она когда-то заучила наизусть, готовясь к экзамену, что «…стекло является наиболее эффектным из всех возможных материальных выражений фундаментальной двойственности атмосферы: оно совмещает в себе доступность и отдаленность, близость и отказ от близости, контакт и отсутствие контакта. Стекло – это прозрачность без проникновения».

В озабоченном сознании Линды эта ассоциация появилась неслучайно, ее взаимоотношения с Эдвардом были такими же двойственными, как и этот стеклянный сосуд: хрупкими и неопределенными, несмотря, казалось бы, на их прозрачность. А с возвращением к родным пенатам кузины Энн эти отношения стали подобны красивому бокалу с вином: если его поставить на край стола – он рискует упасть и разбиться, расплескав все свое содержимое, а если крепче сжать сосуд – он может расколоться, поранив ее руку до крови и вызвав острую боль, и растекшееся вино оставит на коже лишь липкий и неприятный след. И если бы только на коже… Разрушиться красота форм, исчезнет сложный букет ароматов и вкусов содержимого бокала.