Кирилл Станюкович

Обратите внимание на волнение озера в полдень

С гребня Музкольского хребта, где мы проработали все лето, мы спускались в долину в замечательном настроении. Ведь задание выполнено именно тогда, когда там, у самых ледников, наступили жестокие холода.

Дима то свистел, то врал, размахивая руками, а я слушал это вранье и снисходительно улыбался. Я был настолько хорошо настроен, что даже не показывал ему согнутый палец, что означало "врешь".

Светило яркое высокогорное солнце, ветра не было и поэтому, несмотря на сентябрь, здесь в памирских долинах днем было еще тепло.

В базовом лагере нашей экспедиции, куда мы прибыли к вечеру, царил покой. Только у повара дымился костер да в стороне от палаток на разостланной кошме лежало начальство и пило чай.

Мы подъехали: привязали лошадей и подошли к начальству. Начальство встало с кошмы и попробовало сломать каждому из нас руку своей ужасной клешней. Когда это ему не удалось, то, помолчав, оно вопросило:

- Как?

- Порядок, - также не торопясь, отвечали мы.

- Все сделали?

- Все.

- Гут! - сказало начальство и, повернувшись к повару, крикнуло:

- Вася! Кружки! Банку шпрот! Луку! Бидончик!

И через минуту перед нами уже стояла открытая банка шпрот, лук и хлеб, накромсанный такими немыслимыми кусками, какими его умеют кромсать только сверхленивые повара в экспедициях. Но это было неважно. Главное - это то, что уже из бидончика в кружки с веселым бульканьем струился спирт.

Начальство на этот раз не скупилось и оставило в кружках для доливания водой не более чем четверть.

Мы долили, посмотрели друг на друга, потом на небо.

- Ну, со свиданьицем, - сказал Дима.

- Нет, с победой! - возразило начальство.

Мы подняли кружки, сдвинули их и вылили в себя. Горячая струя пошла у меня по пищеводу, захватило дух. Я поспешно выдохнул предусмотрительно запасенный в легких воздух и сунул в рот полную ложку шпрот.

- Люблю, девочки, пить казенный спирт в служебное время, - мечтательно заметил Димка, поспешно забивая себе рот луком.

- Особенно вместе с начальством, - добавил я, смотря, как оно вместо закуски усердно нюхает свой рукав.

Стало хорошо и тепло. Сознание, что работа кончена, переполняло нас довольством. Вечер был так тих и ясен, близящееся к вершинам гор солнце озаряло далекие хребты, зеленую пойму и светлую струю воды среди пожелтевших лугов.

Мы молчали.

- Так значит, у вас все в порядке и все хорошо... - сказало начальство, набивая табаком свою трубку и делая длинную-длинную паузу, - а у других плохо, - закончило оно.

Мы выжидательно молчали.

- Группа Воронова, которая должна была обследовать завал Сарезского озера, выяснить, как через него фильтруется вода, не явилась в контрольный срок.

- Веселое дело, - сказал Дима. - На чем они рабе тали?

- На резиновой лодке.

- Вдвоем?

- Вдвоем.

- И когда они должны были вернуться?

- Вчера.

- Нда... - сказал я.

Мне представился мрачный Сарез, шестидесятикилометровой лентой вытянувшийся между крутейших гор, мне представилось, как под сильным ветром бегут по нему высокие белоголовые волны и оно кипит, кипит и пенится между стиснувших его скальных хребтов, кидаясь с размаху на сдавившие его скалы.

Мне подумалось, что будет, если случится несчастье, если потонет лодка. По берегам озера далеко не пройдешь; они слишком круты, а перебраться через гребни хребтов, окружающих озеро, невозможно.

Это было плохо.

Другое, что тоже не могло радовать - это то, что спутник Воронова, старого экспедиционного волка, палеонтолог Николай Николаевич, был, попросту говоря, чудак.

К экспедиционной жизни он был мало пригоден, это был сугубо домашний человек с маниакальной склонностью к чистоте. Зубы он чистил подолгу, а руки мыл так тщательно, что несколько раз, прерывая мытье, осматривал их, потом мыл снова. Его ложка и вилка всегда были тщательно вымыты и завернуты в специальную салфеточку. Утром он делал гимнастику, а вечером глубокое дыхание, питался по программе, всегда считал сколько он съел углеводов, сколько витаминов. В экспедицию его привела, как выражался Дима, "глупая страстишка". Дело в том, что он, начитавшись разных древних и современных источников, был убежден, что в мире еще можно разыскать животных, считавшихся давно исчезнувшими. Он верил, что фотографии летающих ящеров, сделанные с самолета над Конго - факт, что в океане живет морской змей, и что легенда о том, что в озере на Памире обитает дракон, святая правда. Он был в этом абсолютно уверен и не раз печатал на эту тему заметки, за которые ему всегда попадало. Особенно доставалось ему от украинского профессора по фамилии Небаба, который и в журналах и в газетах не раз громил его за "легкомыслие и невежество". Недавно попало Николаю Николаевичу от Небабы за только что опубликованную заметку, в которой он описывал странные следы, найденные им на песке берегов Сарезского озера. Он называл их "следами дракона".

Так что вряд ли такой фантазер мог быть особенно полезен Воронову в трудную минуту.

- Иначе говоря, завтра...

- Да! Иначе говоря, завтра вам придется трогаться не вниз в Ош, поближе к арбузам и к самолетам на Москву, а на Сарез. Придется объехать озеро и найти Воронова. Попутно неплохо и завал посмотреть.

- Так... И пойдем мы к Сарезу...?

- И пойдете вы к Сарезу через перевал Кзан-куль, а плавать вы будете по Сарезу на плоту, который сами соорудите. И по этому случаю вам нужно сейчас же, немедленно...

- Сейчас же, немедленно, выпить по второй! - сказал Дима, подставляя свою кружку.

Легли мы в этот вечер поздно, а вставать пришлось рано. Было холодно и сумрачно, когда сильные удары по палатке и ответы вопрошающему снаружи, что: "да, проснулись", потом через некоторое время "да, сейчас, встанем", "да, одеваемся" и т. д. заставили нас выбраться наружу.

Но солнце поднялось достаточно высоко, когда нам удалось упаковать отобранное накануне снаряжение.

- Завтракать! Потом быстро вьючиться! - скомандовало начальство, и мы безропотно накинулись на кашу, на кофе, на варенье.

И когда вслед за тем наступила тишина, нарушаемая только чавканьем, Дима, оторвавшись от каши, поднял палец и, застыв, со взором, обращенным в небо, тихо сказал:

- Машина! Прислушавшись, мы подтвердили:

- Правда, машина!

Издали негромко доносилось пение мотора.

- Ешьте, ребята! Ешьте скорее! Гости едут! Придется им все отдать! - гостеприимно сказал Дима и самоотверженно накинулся на остатки каши.

И, действительно, это оказались гости. Когда машина подъехала к лагерю, из кабины вылезла седоватая растрепанная высокая женщина в лыжном костюме с довольно большой собакой на руках. Она поспешно вытащила из кузова свои вещи, сложила их на землю и, протянув руку начальству, представилась:

- Радиола Кузьминична!

- Что? Что? Что она сказала? - задышал мне в ухо Дима. - Радиола?

- Черт ее знает! - также шепотом отвечал я. - Не расслышал. Бывают же умные родители, которые своих детей Антенами и даже Травиатами называют.

А между тем, эта странная женщина, держа за руку начальство, прерывающимся от волнения голосом говорила, что она "так мечтала, так мечтала" попасть на Сарезское озеро, что она приехала собрать "фактический материал, а не бредни", что она "не будет никому в тягость", так как с детства имела склонность к альпинизму и сведуща в медицине. Мы мало что поняли из этого сбивчивого рассказа о Сарезе и о мечтах, грезах и бреднях. Но тут начальство переспросило ее:

- Вы альпинист? Нм. Пожалуй, неплохо тебе иметь с собой альпиниста? - уже обращаясь ко мне, сказало оно. Я же постарался изобразить на своем лице, что, конечно, иметь альпиниста неплохо, но это зависит от того, какой это альпинист, но что, судя по первому впечатлению, никаких восторгов от данного альпиниста я не испытываю. Но вся эта сложная гамма переживаний у меня вылилась, по мнению Димки, в гадкую кривую улыбочку. И так как у меня не хватило смелости сразу отказать, то эта странная женщина начала меня благодарить и с радостью заявила, что с этого момента она берет на себя "полную ответственность" за наше здоровье. Мы переглянулись. Я отошел, как оплеванный, и мы начали вьючиться.