Не доезжая нескольких километров до Мелиополиса, санитарный инспектор спрыгнул с поезда.

– Обрати внимание на детей, – сказал ему на прощание Белый Кролик. Он поехал дальше.

Впереди был район загородных домов. Сезон начинался только через пару месяцев, а это означало, что многие дома стояли пустыми. Забравшись в один из них, санитарный инспектор принял душ, побрился и надел старенький немного великоватый спортивный костюм. Вполне нормальный вид для Мелиополиса, на улицах которого можно было встретить кого угодно. Уничтожив следы своего пребывания, санитарный инспектор вышел из дома и направился к стоянке такси. Свои старые вещи он сложил в целлофановый пакет. Здесь вещи выкидывать не стоило.

Через пятнадцать минут санитарный инспектор уже ловил такси.

– Перекресток Пятнадцатой и Тимоти Бо, – назвал он адрес.

– Два счетчика, мистер, или ищите другую машину, – ответил ему таксист.

Это был «цветной» район, где обитала всякая шваль: дешёвые проститутки, наркоманы, хронические безработные, шпана… Санитарный инспектор и сам не любил этот район, но там у него был схрон и там же проживал его единственный друг Сэнди, отношения с которым не пересекались с деятельностью ГСИ.

Выйдя из машины, санитарный инспектор нырнул в подворотню, прошёл немного по грязному переулку, обошёл дерущихся детишек – эти, стоило сунуться в их дела, вполне могли всадить в тебя нож – и нырнул в подвал мрачного дома, в половине окон которого не было стёкол.

В дальнем углу он вытащил из стены пару кирпичей. Схрон был цел: деньги, чуть больше тысячи пиастров и документы на имя Патрика Симмонса. Документы делал Али, поэтому вряд ли они были среди разыскиваемых.

Теперь нужно было найти Сэнди, который обычно сиживал в «Трёх Трахнутых Пилигримах» – странном кабаке, хозяин которого категорически отказывался убрать из названия слово «Трахнутых». Внутри это была настоящая крысиная дыра, декорированная под склеп. Покрытые искусственной паутиной стены, закопченный потолок, грубые из некрашеных досок столы и стулья, готическая музыка…

Сэнди торчал там круглосуточно, иногда просто тупо глядя на стену. В этом всклокоченном, небритом человеке в дырявом свитере и потёртых штанах трудно было угадать блестящего выпускника Беркли, одного из лучших математиков и программистов в истории университета.

Поехав на контркультуре, он бросил престижную работу, расстался с женой и застрял в бандитском районе Мелиополиса. Как и чем он зарабатывал себе на жизнь, никто не знал. Санитарного инспектора эта сторона жизни друга не интересовала.

Судя по тому, как Сэнди жестикулировал, рассказывая что-то двум нереально дорогим шлюхам (как их туда занесло?), санитарный инспектор понял, что он пьян.

– Иди к нам! – закричал Сэнди на весь кабак, увидев, как Денис вошёл в заведение.

– Дамы, это – мой лучший друг… Впрочем, я забыл его имя, – представил его Сэнди.

– Рэй, – представился Денис.

– А это…

– Мона и Наташа, – помогла Сэнди Наташа.

Была она настоящей моделью. Что-то близкое к 90-60-90. Блондинка с красивым лицом и выразительным взглядом больших, голубых глаз. Мона была маленькой, рыженькой и немного пухленькой, но совсем не толстой. Она не была красивой, но милой её вполне можно было назвать.

Эти женщины совершенно не вязались с обстановкой «Трёх Трахнутых Пилигримов», и прочие посетители украдкой поглядывали на них.

– Мне пива, остальным то, что они пьют, – сказал Денис появившемуся, едва он сел за стол, официанту.

– Тебе кто из них больше нравится? – спросил Сэнди, когда вся компания встала из-за стола.

– Боюсь, мой бюджет их не потянет, – ответил санитарный инспектор слишком громко: Наташа услышала его слова.

– Не беспокойся, Рэй, мы не на работе. Так что тебе это ничего не будет стоить.

– А кто больше нравится тебе? – спросил санитарный инспектор в ответ у Сэнди.

– Я не могу себе позволить вторую Троянскую войну, – подмигнув, ответил тот.

– Тогда пусть решают дамы, – предложил Паркин.

– Ладно, пусть будет, как будет, – закончил этот разговор Сэнди, заводя свой убитый «Шевроле».

Сэнди жил в огромном бронированном сарае. Там раньше находилось какое-то государственное учреждение. Когда же государство решило вывести свои силы с территории гетто, Сэнди быстренько занял весь дом, превратив его в миниатюрную крепость. Такая вещь, как порядок, его совершенно не интересовала, и все вещи в доме располагались там, где им больше нравилось. Несмотря на это, грязи как таковой у него в доме не было, выпивка была великолепной, посуда чистой, а постельное бельё идеальным.

Роли распределились так, что санитарному инспектору досталась Мона, и они практически сразу же уединились в комнате для гостей, которая раньше, скорее всего, была кабинетом какого-нибудь начальника. Со стены напротив кровати прямо на ложе немного удивленно и слегка укоризненно смотрел с огромного портрета в дорогой раме президент страны. Сэнди не стал убирать портрет, решив, что гостям будет особенно приятно заниматься этим под всевидящим оком президента. Для других целей комната для гостей практически не использовалась.

– Кто первым идёт в душ? – спросила Мона.

– Тебе никакой душ не нужен, – ответил Денис, пьянея от феромонов, выделяемых в огромных количествах телом Моны.

– Ну а я предпочитаю мытых мужчин, – заметила с улыбкой она, доставая из пачки сигарету.

– Я быстро.

– Можешь не торопиться. В полночь я не исчезну.

Когда Денис вернулся в комнату, Мона курила в кресле, глядя в окно.

– Я подумала, ты захочешь помочь мне раздеться, – сказала она.

Потушив сигарету, Мона встала с кресла. Санитарный инспектор нежно и одновременно страстно поцеловал её в губы. Легкая курточка Моны полетела на кресло. Туда же отправился и лифчик. Санитарный инспектор принялся ласкать ей шею, грудь, живот… Каким-то внутренним чутьем она сразу же почувствовала, что именно любит Денис, при этом сама ненавязчиво дала понять, чего бы хотелось ей.

От Моны запахло страстью. Это не было запахом в прямом смысле этого слова, по крайней мере, человеческое обаяние не в состоянии было его уловить, но сам воздух вокруг неё наполнился возбуждающими флюидами. Паркин называл это запахом самки. Он обожал таких женщин, которых, кстати, не так уж и много. Большинство из нас всеми силами стараются уничтожить любые признаки своей звериной природы.

Денис принялся целовать её подмышки, впитывая в себя этот возбуждающий запах и вкус. Его член налился силой, как в семнадцать лет.

Они легли на кровать. Юбка полетела в сторону кресла, но упала на пол. С Застежками на туфлях пришлось немного повозиться. Колготки Мона сняла сама, и санитарный инспектор занялся её ногами. Он целовал её ступни, покусывал подушечки на пальцах, массировал пальцы ртом…

Затем, резко сорвав с неё трусики, он впился ртом в её главный цветок. Она кончила ему в рот, и он всё проглотил.

Затем пришла очередь Моны. Языком она владела не хуже Цицерона, правда, несколько в ином Амплуа.

– Хочешь выпить? – спросил Денис, придя в себя после наслаждения.

Одеваться они не стали.

Практически одновременно с ними в «гостиную» прибыли Сэнди с Наташей. Сэнди взялся настраивать кальян, а Наташа, налив всем вина, забралась с ногами на стол.

– Как тебе этот цветок? – спросил друга Сэнди, показывая на Наташину штуковину, которую она выставила на всеобщее обозрение.

– Цветок… Забавное название для пизды, – ответил санитарный инспектор.

– Кстати, совершенно четкое. Цветы – это гениталии растений. Их хуепиздья. Тычинки с пестиком. И нюхая аромат цветка, мы нюхаем запах, который должен спровоцировать опылителей. Мы отличаемся от растений тем, что тычинки и пестики находятся у разных особей, и что сами себя опыляем без посредников. Но попробуйте кому-нибудь показать свои гениталии или попросить их понюхать. Просто так, во время обычного разговора…

Гашиш у Сэнди был превосходный, и санитарный инспектор ограничился одной затяжкой. Мона тоже не стала грубить. Кайф накрыл их минут через 20.