Он как-то неожиданно оборвал и замолк.

— Очень может быть… — признался Мышкин. — Может, вы и угадали… почти… И что с того?

— Да ничего. — Гаврюшин пожал плечами. — Просто… вот будет смешно, если она окажется действительно ни при чем…

— Совсем ни при чем? — как-то очень по-детски переспросил Мышкин.

— Ну да, совсем.

— А знаете, что, Женя? — Мышкин неожиданно широко улыбнулся. — Ведь очень возможно, что вы правы. Что я это… из литературы — чтобы ружье выстрелило. И останусь в дураках!

Гаврюшина, при виде этой улыбки, так и подмывало сказать: «Уже!» — но с другой стороны, эта же улыбка его как-то обезоружила.

— Та-ак, — протянул он, глядя на часы. — Вот-вот Василий явится. Кто будет с ним разговаривать?

— Давайте вместе, — предложил Мышкин. — Вы ведете, я вступаю по мере необходимости. Про запись в дневнике у Козловой и насчет алиби — в последнюю очередь. Так?

— Разумеется, — кивнул Гаврюшин. — Сначала общие соображения: про Дерюгина, про Козлову, то да се… Наталью эту тоже, я думаю, на засладочку…

В этот момент зазвонил телефон. Мышкин снял трубку.

— Да, — сказал он, — я слушаю, — и вдруг ужасно покраснел и схватился за голову. — А у вас что сказано? Да-да, все правильно, да, пропустите скорее, это я виноват…

Он повесил трубку и смущенно взглянул на Гаврюшина:

— Угадайте, на кого я заказал пропуск?

— Чего тут угадывать! На Тошкина, разумеется!

Оба рассмеялись. В дверь постучали.

— Войдите, — сказал Мышкин.

Василий Зуев оказался плотным коренастым мужчиной лет тридцати пяти. Главную особенность его внешности составляли пышные усы совершенно пшеничного цвета, придававшие ему сходство с большим, красивым котом. «Какое-то такое слово… — подумал Мышкин. — Не ухоженный, нет… Вальяжный? Холеный?» Он взял у Зуева пальто, повесил его на крючок, после чего отошел в сторонку и уселся на подоконнике. Зуев развалился на стуле напротив Гаврюшина. Гаврюшин представился, наскоро извинился, что не дает человеку опомниться — ничего, мол, не поделаешь, работа у нас такая, да и обстоятельства, сами понимаете… — выслушал в ответ снисходительно-добродушное «да чего уж там, все понятно» и приступил к делу:

— Вы являетесь заместителем генерального директора корпорации «Анварес», то есть заместителем Антона Дерюгина. Так?

— Совершенно справедливо.

— Давно вы работаете вместе?

— Да в общем, с самого начала… Уже лет десять.

— Познакомились тогда же?

— Нет, мы всю жизнь знакомы.

— То есть? С детства?

— Ну да, с детства, со школы. Учились вместе. Потом поступили в разные места. Я — в Плешку, он — в «керосинку». Ну, общаться стали меньше, конечно… Потом распределились: я в НИИ, он в КБ. Встречались время от времени. Потом, сами понимаете, времена изменились — Антон пошел в бизнес и почти сразу меня втянул. Сдернул, можно сказать, с насиженного места и выманил на жизненные просторы.

Мышкин удивленно покосился на него. Кот быстро освоился в новой обстановке и начал говорить метафорами.

— По дружбе? — зачем-то поинтересовался Гаврюшин.

— Ну как — по дружбе… — Зуев усмехнулся. — По чистой дружбе дела, знаете, не делаются… Я ему нужен. Мозговой центр.

«Скромненько!» — отметил про себя Мышкин.

— Да вы не смотрите на меня так, — как ни в чем не бывало продолжал Зуев, обращаясь к Гаврюшину. — Я не хвастаюсь. Антон — он и сам неплохо соображает. Ему терпения не хватает все просчитать и продумать до конца. Он такой… с полетом. Заводной. Ему себя сдерживать скучно. Вот для этого я и нужен. Он придумывает, я обдумываю. Ну, в общем, что я вам рассказываю… Разделение труда у нас, короче. Разумное разделение.

— Отделиться никогда не хотели? Чтобы собственное дело?..

«Слишком в лоб», — мысленно прокомментировал Мышкин.

Зуев пожал плечами:

— А зачем? Мне и так неплохо. Да и… поздновато уже. Не в смысле возраста, а в смысле… как бы это сказать… положения дел. Сейчас с нуля не очень начнешь. Никогда в жизни мне так не раскрутиться…

— Скажите, Василий Михайлович, — гнул свое Гаврюшин, — какие у вас с ним отношения?

— С кем? С Дерюгиным? А при чем здесь, простите?.. А впрочем, ладно, вам виднее… Нормальные отношения. Деловые.

— Ага. С Козловой когда познакомились?

— Вот не помню… Антон ее сразу же привел. Не скрывал.

— Вы хорошо ее знали?

— Катю-то? Да нет, не особенно… На приемах виделись, на банкетах… Ну и… в гостях были — мы у них, они у нас. По разу.

Гаврюшин удовлетворенно кивнул, как будто соглашаясь, а на самом деле отмечая для себя момент вранья. Какую-то долю секунды он колебался, решая, потянуть ли за ниточку сразу, и решил повременить.

— Что вы думаете об этой истории, Василий Михалыч? — спросил он, вдруг резко меняя интонацию и как бы советуясь. — Вы знаете… э-э… знали их обоих — и Дерюгина, и Козлову, вы представляете себе их окружение… Как по-вашему, кто мог ее убить?

И вот тут произошла вещь абсолютно неожиданная. Мышкин в глубине души был совершенно уверен, что сейчас он скажет: «Не знаю», — или поведает очередную сагу о том, как мужчины сходили с ума из-за Кати… Однако ничуть не бывало. Зуев навалился на стол и, глядя в упор на Гаврюшина, заявил:

— Все ясно как день. Антон ее убил, больше некому…

Гаврюшин оторопел.

— По-почему? — поинтересовался он, запнувшись от растерянности.

— Ну как почему? Вы что, не раскопали, что ли?.. Она от него ушла…

— Ну знаете ли! — возмутился Гаврюшин, как-то выбиваясь из официального тона. — Мало ли кто от кого уходит! Что же, так сразу убивать? Неубедительно…

— Вы не понимаете. Можно? — Зуев указал рукой на стакан остывшего чая, который Мышкин с утра заварил, но так и не выпил.

Гаврюшин растерянно кивнул. Зуев залпом выпил горькую и холодную жидкость и повторил:

— Вы не понимаете. Он… бешеный. Он ревнивый, как зверь. И он на ней помешался. Крыша уехала, понимаете? Я же видел его до этого… с другими бабами. Не-ет, тут совсем другое, никакого сравнения. Не мог он пережить, что она его бросила. Я знаю.

— Почему же он тогда не сделал этого сразу? — несколько оправившись, поинтересовался Гаврюшин. — Скажем, во время ссоры или в момент ухода? Или сразу после? Почему он ждал целый месяц?

— Вот этого я не знаю! Может, надеялся, что вернется. Он, между прочим, этот месяц и не работал совсем. То у нее торчал… пороги обивал то есть… а когда приходил, тоже толку было мало. Ни о чем думать не мог. Говоришь с ним, а он как будто не слышит. И в тот день, кстати, тоже… У него встреча была назначена… важная. А он не пришел. Взял и не пришел — и все. Там потом еле расхлебали. Это я только сегодня узнал. Позвонил на работу, мне все и вывалили… Разве так можно!

— Все это замечательно, — негромко и с расстановкой проговорил Гаврюшин. — И вполне можно было бы допустить, что вы правы… если бы не один факт. Дело в том, что у Дерюгина стопроцентное алиби.

— Алиби?! Какое алиби? — воскликнул Зуев, привстав от напряжения.

Гаврюшин спокойно и не торопясь объяснил ему, в чем дело. Повисла пауза. Зуев явно пытался что-то сообразить. Гаврюшин молчал, выразительно поглядывая на Мышкина.

— Не знал… — пробормотал Зуев. — Вот не знал… Надо же!.. Телевизор не смотрел, газет не читал — в Вене-то… Небось все уже раззвонили?..

— Да, передавали… — сам толком не зная зачем, пробормотал Мышкин, опережая Гаврюшина.

— Соседи! — воскликнул Зуев так неожиданно, что оба детектива невольно вздрогнули. — Подкупил он их, вот что! Вы посмотрите, как они живут, эти соседи!

Гаврюшин подался вперед. Зуев не должен был знать, как живут соседи Козловой.

— Небось нищие какие-нибудь! — лихорадочно продолжал Зуев.

Коротенькое «небось» сразу в корне меняло дело. Гаврюшин расслабился и откинулся на спинку. Оставалось неясно, то ли Зуев неудачно выразился, то ли быстро спохватился.

— Нищие небось, — повторил Зуев уже спокойнее. — Вы бы к ним присмотрелись, между прочим.