Ценин в разодранном в клочья тряпьё нащупал кусочек металла. Это был орден Красной Звезды — орден, вручённый лейтенанту Гаязу Рамаеву.

Тело героя с почестями похоронили в братской могиле на Мамаевом кургане. Пока копали могилу, старший лейтенант Ценин, положив на колено планшет, писал донесение командиру полка. В нём Ценин сообщал о подвиге лейтенанта Гаяза Рамаева и писал, что он достоин быть представленным к присвоению звания Героя Советского Союза.

Сокол не боится неба

Командир полка подполковник Нестеренко вышел из блиндажа и не спеша направился наверх. «Верх» на языке лётчиков означало «аэродром». Он располагался на небольшой возвышенности, со всех сторон окружённой лесом. Отсюда и пошло — «верх». Аэродром был оборудован в спешном порядке, когда развернулись наступательные операции на Киевском направлении. Место оказалось удачным. С тех пор, как перебазировались сюда, дела — тьфу-тьфу через левое плечо — шли неплохо. Задания командования выполнялись точно, потерь не было.

«Так было до сегодняшнего дня», — вздохнул подполковник. — А сегодня они, кажется, не дождутся Фатхуллина, и он, командир, не пожмёт ему руку, поздравляя с успешным выполнением задания и благополучным возвращением домой. Вместо этого придётся обнажить головы, а потом писать письмо старушке-матери: «Ваш сын… геройски погиб в боях за свободу и независимость нашей Родины от немецко-фашистских захватчиков». Эх, Анвар, Анвар! Славным ты был лётчиком!

На память пришло прошлое… Молодой лейтенант Фатхуллин прибыл в полк в январе сорок третьего. Симпатичный смуглолицый парень приглянулся подполковнику с первой встречи. Спокойный, несмотря на свои двадцать два года, очень рассудительный. На вопросы всегда отвечал обдуманно, взвешивая каждое слово. Прежде всего это шло от его крепких знаний, которые он получил в училище. Как оказалось, он и самолёт знал хорошо, и летал уверенно, грамотно.

Спустя некоторое время Фатхуллина назначили заместителем командира эскадрильи. Надо было послать кого-нибудь в разведку — посылали его экипаж. Двадцать три раза участвовал он в групповых воздушных боях и неизменно приводил своих ведомых домой. Это ему обязаны своим лётным и боевым мастерством такие молодые лётчики, как Фёдоров, Ковальчук и другие. Да и на счету самого Фатхуллина немало сбитых самолётов — шесть «юнкерсов», один «мессершмитт», один «фокке-вульф». А сколько уничтожено живой силы, наземной техники! По делам и награды — ордена Красного Знамени, Отечественной войны первой и второй степеней, Красной Звезды, тринадцать благодарностей Верховного Главнокомандующего…

И такой боевой парень сегодня вдруг пропал. Уже столько времени не отвечает на вызовы. Что могло случиться?.. Эскадрилья возвращается без него. Вон она, на подходе…

Нестеренко, сощурившись, посмотрел на запад. Там в голубом небе появились чуть заметные чёрточки, они становились всё больше, обретали очертания самолётов и вскоре грозные Илы один за другим уже заходили на посадку. Не было среди них только машины Анвара Фатхуллина.

Подполковник принял от командира эскадрильи рапорт о выполнении задания, посмотрел, как бойцы БАО[11] маскируют самолёты, и пошёл на свой командный пункт. Дорогой он то и дело останавливался, окидывал небо своими зоркими, как у всех лётчиков, глазами, но того, чего искал, так и не нашёл: пропавший самолёт не появился.

Анвар родился в Башкирии. Хорошо учился. Учёба давалась легко. Может потому, что он умел правильно распределять свой день: вовремя готовил уроки, вовремя отдыхал, помогал по хозяйству. Самым любимым его занятием в свободное время, особенно в каникулы, была охота. Вместе с отцом они отправлялись на отроги Урала. Живописные скалы, лес, полный птичьих голосов, стремительные горные речки! Что может быть красивее?! А сама охота?..

Как-то они с отцом наблюдали схватку сокола с лисой. Рыжая разбойница с пушистым, как помело, хвостом, каким-то образом добралась до соколиного гнезда на вершине утёса. Она не успела расправиться со всеми птенцами: вернулся сокол. Анвар с отцом застали уже конец боя. Он происходил на небольшой поляне у подножия скалы. На камнях, на кустах алели брызги крови, в воздухе летали клочки шерсти, перья… У сокола одно крыло волочилось по земле, а лиса здорово хромала, норовя удрать.

Анвар вскинул ружьё, взял хвостатую разбойницу на мушку. Отец остановил его.

— Погоди, сынок. Пусть сокол сам отомстит врагу, разорившему его гнездо.

— У него же крыло сломано, папа…

— Зато сердце кипит яростью…

Сокол не дал лисе уйти от возмездия. Громко хлопнув крыльями, он взлетел над землёй и опустился своему врагу на спину. Лиса повернула ощеренную пасть, чтобы достать противника зубами, но сокол запустил острые когти ей в глаза…

Но с чего вдруг Анвару вспомнился этот случай? Может потому, что перед самым взлётом он получил из дома письмо, которое не успел даже прочитать? Судя по почерку, от матери… Он любит читать её письма, тёплые и нежные. И вместе с тем всегда обстоятельные, подробные. Будто сразу побываешь дома… Мать, как и все матери, в каждом письме просит его поберечь себя… Наверное, и сегодня пишет об этом…

Защёлкали зенитки, напомнив, что самолёт уже давно находится над территорией врага. Ещё через минуту стрелок-радист дребезжащим от волнения голосом возвестил:

— Товарищ командир, цель под нами!

Анвар, повторяя манёвр командира эскадрильи, ввёл самолёт в пикирование. Железнодорожная станция, забитая товарными составами, быстро приближалась. Немцы суматошно забегали вдоль вагонов. Чуть-чуть упреждение — и бомбы сброшены. Штурмовик взмывает вверх и ложится в крутой вираж. Внизу на железнодорожных путях полыхали вагоны, рвались цистерны с горючим. Порядок!

— Дали мы им прикурить! — слышится в шлемофоне восторженный голос Юры — стрелка-радиста,

— Аплодисменты потом, Юра, на земле! Идём на второй заход. Смотри за небом!

— Есть, товарищ команд…

Самолёт вздрогнул от сильного удара и резко накренился. Фатхуллин с трудом удержал его в левом развороте. «Попадание в крыло! — подумал он. — Теперь не до атаки, как бы не войти в штопор».

В это мгновение он почувствовал ещё один удар где-то в нижней части самолёта, мотор начал давать перебои.

Держась двумя руками за ручку, Анвар с огромным усилием удерживал теряющий высоту самолёт, который теперь валился на крыло. Всегда такая послушная, выручавшая во всех переделках машина стала почти неуправляемой. Что делать? Под крылом остаётся всё меньше неба, земля приближается, ещё немного и… Может, как Гастелло?.. Хоть бы какой-нибудь склад… Ничего. Голое поле. Погибать так глупо! Выброситься с парашютом — тоже поздно! К тому же внизу немцы.

— Юра! Юра!

Стрелок-радист не отвечал. Анвар через плечо посмотрел назад. Только что по-детски радовавшийся удачной атаке, чуть не хлопавший в ладоши, он сидел, уткнувшись в пулемёт, лицо было в крови.

Анвар взглянул на высотомер и почувствовал, как по спине побежали мурашки: под крылом оставалось всего каких-то триста метров. В отчаянии он ещё раз до отказа подал от себя сектор газа. Еле дышавший, словно астматик, мотор громко чихнул, выплюнув из патрубков клубки чёрного дыма, и… — о чудо! — взревел мощно и ровно.

Боясь поверить своему счастью, Анвар осторожно взял ручку управления на себя. Самолёт попытался было опять развернуться вправо, но, приструнённый педалями, выровнялся, а потом всё увереннее и увереннее начал набирать высоту.

Скорее, скорее наверх. Чем больше высоты, тем больше шансов дотянуть до линии фронта, даже если мотор снова забарахлит, можно будет спланировать.

Но пока мотор тянет уверенно, во всю мощь своих тысячи восьмисот сил, заложенных в его двенадцати цилиндрах. Анвар наконец позволил себе оглядеться и обнаружил, что остался один. Раньше он как-то этого не ощущал. Борясь за жизнь повреждённого самолёта, он значительно удалился в сторону. Нужно скорее связаться со своими.