Альберто. Вамъ жаль малеваннаго полотна, а живыхъ людей вы не жалете. Ведь вы нехотя можете погубить двушку, а съ нею и меня. Да ужъ что скрывать? Прежде, чемъ меня-то, и себя. Потому что, если Джулія меня броситъ, мн жить не дня чего. Но обиды этой я ни вамъ, ни ей не прощу.
Ларцевъ. Вы меня не пугайте, Альберто. Я этого терпеть не могу. Говорятъ вамъ, чортъ возьми, толкомъ, что до вашей Джуліи мн нетъ никакого дела.
Альберто. Ахъ, синьоръ. Да ведь Джулія молода, красива, любитъ васъ. Что же вы, деревянный что ли? Сегодня нетъ дела, завтра нетъ дела, а посл завтра глядь, и закипла кровь. Бросьте вы эту картину, синьоръ. Право, бросьте. Ну, пожалуйста! Для меня бросьте…
Ларцевъ. Чудакъ вы, Альберто!
Альберто. А то найдите себе другую, какъ вы ее тамъ зовете? Миньону, что ли? Не одною Джуліей светъ сошелся?
Ларцевъ. Да слушайте же вы, упрямая голова. Неужели вы не понимаете, что вы, собственно, даже и права не имете приставать ко мн съ этимъ. Какой вы женихъ Джуліи? Она васъ не любитъ; пойдетъ за васъ или нетъ, неизвстно: вы сами сознались. Вы ревнуете Джулію ко мне. Зачемъ же вы не ревнуете ее ко всей золотой молодежи, что вьется вокругъ нея, нашептываетъ ей нежности, беретъ ее за подбородокъ, щиплетъ, обнимаетъ? Вдь y меня въ мастерской ничего подобнаго быть не можетъ.
Альберто. Я знаю, синьоръ.
Ларцевъ. Да и сами вы - какой святой! Джулія еще не царапала вамъ глаза за то, какъ вы учите форестьерокъ плавать?
Альберто. За что же, синьоръ? Это мое ремесло. Во всякомъ ремесл есть своя манера.
Ларцевъ. Вотъ какъ? Отлично. И y меня есть своя манера: брать хорошую натурщицу тамъ, гд я нахожу.
Альберто. Это ваше послднее слово, синьоръ?
Ларцевъ. Послднее, ршительное, окончательное, и баста толковать объ этомъ.
Альберто ( блденъ, говорить тихо, раздльно, внятно). Такъ вотъ же вамъ, синьоръ, и мое послднее слово. Если Джулія еще разъ будетъ y васъ въ мастерской, мы враги. И чмъ скоре удете вы изъ Віареджіо, тмъ лучше для васъ. Имю честь кланяться!
Уходить.
Ларцевъ. Вотъ не было печали, черти накачали!
Занавсъ.
ДЕЙСТВІЕ II
Хорошо меблированный салонъ буржуазнаго типа, устроенный въ нижнемъ этажъ стариннаго дома. Комната, окнами на улицу, центральная въ дом, А потому со множествомъ выходовъ. Вс окна, двери, притолоки очень глубокія. Налво, въ глубин сцены, витая лестница: ходъ въ мастерскую Ларцева. Прямо - широчайшее окно, дверь на улицу; она - съ белыми, какъ снегъ, домами и известковой мостовой. Черезъ улицу, насупротивъ дома, маленькая "боттега" (бакалейная лавка съ винною продажею) и проспектъ съ олеандровыми деревьями. Направо, въ самой глубин, дверь въ смежную комнату, А ближе къ рамп другая - широкій и красивый выходъ, съ колоннами на внутреннюю парадную лестницу, открытый, безъ створокъ. Налево две двери: одна въ глубин, близъ лестницы - къ Ларцеву; другая, возле рампы - въ кабинет Лештукова. Сводчатый потолокъ росписанъ плохою живописью. На стенахъ превосходные, старые часы, нисколько порядочныхъ копій старыхъ художниковъ. На некоторыхъ дверяхъ начаты и не кончены наброски масляными красками; голова двушки, морякъ съ трубкою въ зубахъ, фантастическое чудовище со зминымъ хвостомъ. Посреди комнаты круглый столъ, съ остатками только-что конченнаго обеда. При подняли занавса, русская компанія шумно встаетъ изъ-за стола. Маргарита Николаевна сейчасъ же проходить по широкой лестнице направо, наверхъ. Прислуга, две дюжія итальянки, поспешно убираютъ со стола и выносятъ его. Лештуковъ проходитъ къ качалке, помещающейся между парадной лестницей налево и рампою, садится, вынимаетъ изъ кармана несколько русскихъ газетъ и просматриваетъ одну за другою, роняя ихъ потомъ на полъ. Вечеръ, красный светъ заката.
Франческо ( очень красивый, рослый, широкогрудый и широкоплечій молодецъ великорусскаго типа, въ рубенсовской бородке; одетъ итальянцемъ больше всехъ итальянцевъ; въ рубашке фантэзи съ широчайшимъ поясомъ, по которому ползетъ цепочка съ тяжеловсными брелоками; белыя туфли-скороходы, пестрйшій длинный галстукъ съ огромнымъ солитеромъ въ булавк; персты также блещутъ камнями). Богъ напиталъ, никто не видалъ, А кто и видлъ, тотъ не обидлъ. Берточк съ Амальхенъ, хозяюшкамъ прелестнымъ, наше собственное мерси и граціэ. Всей честной публике за компанію нижайшее.
Амалія. Благодарите Дмитрія Владимировича: мы все сегодня y него въ гостяхъ; А то негде бы и пообдать: въ верхней столовой ремонтъ.
Кистяковъ. А пречудесно это вы придумали, милыя барышни, - домъ нанять. Куда привлекательне отельнаго житья.
Франческо. Главное: харчъ хорошъ. Пишша русская. Помилуйте: борщъ ли. Въ Италіи борщъ! Ровно въ большомъ Московскомъ.
Кистяковъ. Смотрите, только не прокормитесь. Берете дешево, кормите жирно,- сведете ли концы съ концами?
Амалія. Да вдь мы о выгод не мечтаемъ: больше для компаніи и удовольствія.
Леманъ. Небось, не прогадаютъ. Немки на обух рожь молотятъ.
Амалія. Ахъ, ахъ, ахъ, какой!
Берта. Самъ-то кто?
Амалія. Ужъ какія мы нмки! На Васильевскомъ острову родились, по-немецки двухъ словъ связать не умемъ.
Берта. А, главное, только съ такимъ нахлбникомъ, какъ Леманчикъ, молотить рожь на обух. Вы, душечка, которую недлю "не при суммахъ-съ"?
Леманъ. Ш-ш-ш! Счеты меркантильные не должны тревожить уши благородныя.
Амалія. Кофе, господа, какъ всегда, въ салон, наверху.
Кистяковъ. Бениссимо.
Лештуковъ. Господъ курильщиковъ просятъ честью туда же.
Кистяковъ. Да, ужъ знаемъ, знаемъ.
Бежитъ на верхъ по парадной лстниц.
Лештуковъ. Мн, Берта Карловна, если можно, прикажите подать сюда.
Берта. Конечно, можно.
Амалія. Какъ же? А пніе-то? Джованни хотлъ придти. Неужели не придете слушать?
Наверху раздается несколько небрежныхъ аккордовъ, потомъ модный вальсъ, играемый довольно дилеттантскою рукою.
Леманъ. Слышите? Маргарита Николаевна уже возбряцала.
Лештуковъ. Газеты изъ Россіи пришли. Надо просмотрть.
Франческо. И я спою.
Леманъ. Да ну? Падите, стены Іерихонскія!
Франческо. Да-съ, насчетъ чего другого, а, что касающее силы въ грудяхъ, вне конкуренціи-съ.
Стучитъ кулакомъ въ грудь.
Намедни y маестры…
Амалія. Ахъ, маэстро!
Берта. Ахъ, маэстро!
Франческо осматриваетъ ихъ строго и величественно.
Лештуковъ. Что же намедни y маэстро, Франческо?
Франческо. Дуетъ онъ далъ намъ съ Амаліей Карловной…
Леманъ. Ангелъ мой, говорятъ "дуэтъ", А не дуетъ. Дуетъ изъ окна, А дуэтъ изъ оперы.
Амалія. Ай, Леманъ! ай, Леманъ! Какъ неудачно!
Берта. Воздуха, воздуха!
Бжитъ и открываетъ дверь на улицу.
Амалія. Не растворять дверей: соберете къ Дмитрію Владимировичу пыль со всего города.
Лештуковъ. Ничего. А то здсь ужасная жара.
Франческо ( возвышаетъ голосъ, очень недовольный, что о немъ какъ будто забыли). Далъ намъ маестро дуетъ съ Амаліей Карловной…
Амалія. Ахъ, это вы про "Гугеноты" хотите разсказать?
Франческо. Про ихъ самые. Голосочки наши вамъ, господа компанія, извстны. Выучили мы урки, приходимъ къ маестр… Кантато? Чрезвычайно, много кантато, маестро. - Ведремо… И зоветъ къ пьянину-съ. У Амальхенъ сейчасъ блдный колеръ по лику и трясеніе въ поджилкахъ. Потому онъ, по дамской слабости, маестру ужасть какъ обожаютъ, А боятся, такъ даже до трепета-съ.