— Есть идея прогуляться через мост, — сказал Марик, — если, конечно, для тебя это что-то еще значит.

— К черту! Все это романтическая чепуха. Меня иногда заносит. Мы едем в Беркли. У меня там срочное дело.

— Какое?

— Там живет один знакомый профессор, англичанин. Я ему звонил сегодня утром. Он пригласил нас на чай в литературный клуб. Но в том-то и штука, что в этом клубе девяносто процентов девушек.

— Я согласен на все.

— Но тебе придется выслушать мой доклад на тему «Роман в годы второй мировой войны». Да поможет тебе Бог.

— Ничего, как-нибудь вытерплю, — сказал Марик и закурил сигарету.

Здесь, в ресторане шикарного отеля, вдали от корабля, одетые в парадную форму, оба чувствовали себя довольно странно. Им казалось, что они никогда прежде не были знакомы. И, как это часто бывает с незнакомыми людьми, волею судеб оказавшихся вместе, они начали говорить о самых сокровенных вещах. Они рассказали друг другу о своих семьях. За эти полчаса Марик узнал о семье Кифера и его любовных делах больше, чем за целый год совместного плавания на «Кайне». Он в свою очередь рассказал писателю разные случаи из своей рыболовной практики и был приятно удивлен нетерпеливыми и серьезными вопросами, которые задавал ему Кифер.

— Чудесная у тебя жизнь, Стив.

— Да нет, я бы не сказал. Выходит, что на этом не очень-то заработаешь. Хоть весь день надрывайся, а рынку никогда не угодишь. Наловишь алозу — никто не берет. Поймаешь макрель, так ее столько кругом, этой макрели, как грязи, будь она неладна. И так все время! А эти перекупщики на берегу! Так и норовят обжулить! Нет, это работенка для туповатых иностранцев, таких как мой отец. Я тоже бессловесный, но я не иностранец. Уж как-нибудь найду, чем заняться.

— Ты имеешь в виду службу на флоте?

— Да, пусть я дурак, но мне нравится флот.

— Я не понимаю тебя, Стив. Ловля рыбы это честная и нужная работа… Здесь ни одного лишнего движения, ни капли горючего не расходуется зря. Я понимаю, работа тяжелая, но в конце концов ты получаешь улов. И после этого ты мне говоришь, что тебе нравится флот! Туфта, туфта, туфта! Ничего там нет, кроме подхалимажа, идиотской муштры, бессмысленной и ненужной. Господи! А чего стоит флот в мирное время! Проповеди каждый день, словно ходишь в воскресную школу для взрослых.

— Ты что, считаешь, что стране не нужен флот?

— Конечно.

— И кто же тогда, по-твоему, должен служить на флоте?

— Такие как Квиг, а не полезные обществу граждане.

— Это точно, пусть квиги занимаются этим делом. А потом начинается война, и над тобой ставят командовать какого-нибудь Квига, и ты кричишь караул.

— Покричишь, покричишь, глядишь, время пройдет.

— Но ведь на флоте служат не только квиги.

— Конечно, нет. Он — издержка системы. Превратился в чудовище из-за того, что его ничтожная маленькая личность не может соответствовать требованиям, предъявляемым на флоте… Отличное шампанское, между прочим, жаль, что тебе оно не нравится. Однако, Стив, настоящий флот — это сплоченная кучка людей, где все передается по наследству, от отца к сыну. Это уже традиция, что-то вроде британского правящего класса. Тебе не удастся преуспеть на флоте. Так и останешься одним из презираемых временных служак.

— Ты говоришь, что рыболовство — нужное дело. А я думаю, что служба на морских кораблях тоже дело нужное. Особенно сейчас…

— Черт побери! Да ты оказывается патриот, Стив!

— Это точно. Я знаю морское дело и лучше отдам двадцать лет жизни флоту и получу за это пенсию, чем заработаю артрит и сгорбленную спину, таская из воды рыбу. Пусть я полный осел, но я так считаю.

— В таком случае, да благословит тебя Господь. Пью за Марика, адмирала Тихоокеанского морского флота США 1973 года, — он налил Марику шампанского и заставил его выпить. — Ну, как там всякие предчувствия?

— Знаешь, когда я об этом не думаю, это проходит.

— Девочки из Беркли сейчас нам все исправят. Ну, отчаливаем.

Профессор Каррен, низенький и толстый человечек с розовым лицом и маленьким детским ртом, провел офицеров в гостиную, шумную от оживленной болтовни студенток. То тут, то там мелькали фигуры неуклюжих молодых людей с бледными, серыми лицами. Появление двух боевых офицеров, одетых в синие с золотом мундиры, сразу наэлектризовало атмосферу. С девушек слетела вся их естественная беззаботность, и вместо нее появился фальшиво невозмутимый вид. В ход пошли пуховки и губная помада.

Профессор долго и высокопарно представлял Кифера аудитории.

— Это одна из восходящих литературных звезд Америки, — обратился он к девушкам, которые слушали его с горящими глазами. Он не забыл упомянуть, что некоторые из написанных Кифером рассказов и стихов, были напечатаны в «Йельском альманахе» и в других столь же замечательных периодических изданиях. Профессор подробно остановился на пьесе «Неувядаемый цветок веры», которая в течение целого года не сходила с подмостков Театральной гильдии. — Но, — произнес он лукаво, — чтобы вы не подумали, что Томас Кифер один из тех, кто работает для узкого круга интеллектуалов, добавлю, что он также печатался в «Эсквайре» и в «Журнале для женщин», а всем известно, что это одни из лучших иллюстрированных журналов.

Девушки хихикнули и понимающе переглянулись. Для Марика, сидевшего в глубине комнаты на облезлом зеленом диване, это было новостью. Кифер никогда не говорил о том, что он пишет. Было странно сознавать, что твой товарищ по кораблю, оказывается, молодой, но многообещающий писатель. Марику стало стыдно, что в офицерской кают-компании он не раз был в числе тех, кто отпускал грубые шутки по этому поводу.

— Итак, нам предстоит удовольствие прослушать доклад на тему «Роман в годы второй мировой войны», прочитаю его не я, а молодой человек, который мог бы сам с успехом написать роман о второй мировой войне. Представляю вам его — лейтенант Томас Кифер с корабля «Кайн» военно-морского флота США.

Ответив на громкие аплодисменты обаятельной улыбкой, Кифер весьма непринужденно начал свой доклад. Девушки ловили каждое его слово, но Марик не вынес из доклада ничего, кроме печального подтверждения, что неудовлетворительные оценки по английской литературе и языку были поставлены ему вполне заслуженно. Среди кучи имен — Кафка, Пруст, Хемингуэй, Стайн, Хаксли, Крейн, Цвейг, Манн, Джойс, Вулф — ему знакомо было только одно — Хемингуэй. Он смутно помнил, что как-то начинал читать дешевенькое издание какого-то романа Хемингуэя. Привлекла его обложка, где была изображена обнаженная девушка, сидящая на постели и разговаривающая с солдатом в полной военной экипировке. Но эта вещь с самого начала показалась ему слишком хорошо написанной, чтобы быть романом о сексе, и он так и не дочитал ее до конца.

Кифер говорил в течение получаса, и Марик почувствовал себя сбитым с толку и поверженным. После доклада девушки окружили Тома плотным кольцом, а Марик, прислонясь к стене, поддерживал вялую и косноязычную беседу с несколькими наименее привлекательными девицами, чей интерес к нему ограничивался лишь той информацией, которую он мог дать им о Кифере. Марик подумал, что сбываются его дурные предчувствия: ему здорово утерли нос, ткнув в собственное невежество и глупость. Он боялся, что уже не сможет так непринужденно, как прежде, разговаривать с Кифером.

Немного погодя Кифер подхватил двух самых хорошеньких студенток, и они отправились ужинать при свечах во французский ресторанчик с видом на залив.

В восемь утра Марик позвонил на судно — обычная утренняя проверка. К столу он вернулся, кусая губы и вытаращив глаза.

— Они требуют, чтобы мы вернулись на корабль, Том.

— Что? Когда?

— Прямо сейчас.

— Что случилось?

— Я говорил с Пузаном. Он не сказал, в чем дело. Гортон требует, чтобы мы немедленно возвращались.

Девушки разочарованно заахали. Расстроенные, они уехали в своем красном открытом «бьюике», а офицерам пришлось взять такси. Кифер проклинал судьбу и делал мрачные предположения о причине вызова на корабль. Марик молчал, вытирая влажные ладони о рукава кителя.