Урбан, пробормотав что-то невразумительное, открыл вахтенный журнал и сделал вид, будто что-то записывает в него.

Гринвальд поднялся на причал и отправился на «Хризантему».

Первая встреча с Мариком озадачила адвоката. На основании материалов следствия он уже мысленно нарисовал его портрет: худой, нервный, с болезненным самолюбием мелкого интеллигентишки… По правде сказать, он ожидал увидеть кого-нибудь вроде Билла Пелэма, горластого марксиста из студенческих лет, только в морской форме. Перед ним же на краешке неубранной койки сидел высокий детина с крепкой, круглой головой и, часто моргая, будто спросонья, потирал ладонями рук широкую голую грудь. Вид его в корне изменил всю концепцию Гринвальда по делу тральщика «Кайн».

— Мне все равно, кого они назначат, — безразлично ответил на его вопросы Марик. — Я никого здесь не знаю, да мне и плевать. Охота вам ввязываться в это дело, сэр…

— Что вы намерены говорить на суде?

— Не знаю.

— Почему вы отстранили капитана?

— Я думал, он сумасшедший.

— Вы и сейчас так думаете?

— Я и сам не знаю, что теперь думаю.

— Где вы набрались всех этих словечек о паранойе, которыми так заморочили головы следственной комиссии?

— Вычитал из книги, — недовольно буркнул Марик.

— Простите, Марик, но вы же ни черта не смыслите в этом!

— А я и не говорил, что смыслю. Но следователя не интересовали ни тайфун, ни наш капитан. Он целый час тянул из меня все, что я знаю о паранойе. Я в этом ни бум-бум, и знал, что выгляжу идиотом. Таким идиотом я буду и на суде. — Он поднял глаза на Гринвальда, и брови его обиженно сошлись над глубоко посаженными глазами. — Вот что я скажу вам — одно дело там, в самый разгар тайфуна, и другое здесь, в шести тысячах миль от того места, да еще когда приходится рассказывать все это перед трибуналом…

Дверь отворилась, и вошел Кифер, аккуратный, как картинка, в синей свежеотутюженной форме, с шеренгой ленточек и звездочек на нагрудном кармане — свидетельством боевых наград. Нижние золотые галуны на рукаве несколько потускнели, но верхние вовсю сверкали новизной. В руках у него была небольшая кожаная сумка.

— Стив, я отбываю. Пообедаешь со мной?

— Боюсь, что нет, Том. Знакомьтесь, лейтенант Гринвальд — лейтенант Кифер, наш артиллерист. Удалось все же получить место на самолет?

— В последнюю минуту. Пришлось пустить в ход все, пока уговорил эту старую овцу из транспортного отдела. Думал, придется жениться на ней, чтобы улететь.

Марик кисло улыбнулся.

— Ну что ж, желаю удачи.

Артиллерийский офицер похлопал по сумке.

— Догадываешься, что здесь?

— Роман?

— Первая половина. Постараюсь пристроить в Штатах.

— Желаю заработать на этом не меньше миллиона, парень.

Кифер взглянул на Гринвальда и, несколько помедлив, снова посмотрел на Марика, а затем промолвил с широкой улыбкой:

— Ну, я пошел.

Дверь громко захлопнулась за ним.

— Послушайте, — сказал Гринвальд, опустив плечи и снова уставившись на носки ботинок. — Я неплохой адвокат, если на то пошло.

— Надо быть очень хорошим адвокатом, сэр, чтобы вытянуть меня из этой истории.

— Почему вы так говорите?

— Потому что как только дело попадет в трибунал, я уже буду считаться виновным. Как ни верти, я виноват со всех сторон. Заставь дурака Богу молиться… Перестарался.

— Я голоден, — сказал вдруг адвокат. — Где тут поблизости можно перекусить? Там и поговорим.

— Есть недалеко кафетерий, на восьмом причале.

— Пошли туда.

Марик посмотрел на адвоката и пожал плечами.

— Ладно. — Рука его потянулась за скомканными синими брюками, лежавшими на койке.

— Если вы собираетесь признать себя виновным, — громко говорил Гринвальд, пытаясь перекричать стук ножей и вилок, металлических подносов и гомон набившихся в кафетерий портовых рабочих и служащих, торопливо поглощавших пищу среди запахов томатного супа, тушеной капусты и разгоряченных человеческих тел, — в этом случае суд превратится в пустую формальность. Но даже и тогда нельзя просто встать и сказать: «Признаю себя виновным». Следует еще поторговаться с Челли. Дело непростое, а он, будучи уверенным в победе, думаю, не будет слишком свирепствовать…

Марик вяло поддел вилкой кусок омлета, отправил его в рот и запил кофе.

— Я торговаться не мастер…

— Это сделает за вас адвокат.

— Послушайте, Гринвальд, может, по форме я и виноват, но мне чертовски не хочется признавать себя виновным. Я не собирался захватывать командование тральщиком, я пытался спасти его. Если я и ошибся, что Квиг псих, это одно дело, просто моя ошибка. Но я действовал так, как считал нужным в тех обстоятельствах…

Гринвальд кивнул и облизнул языком нижнюю губу.

— Без злого умысла…

— Так точно. Без всякого злого умысла.

— Тогда надо отрицать свою вину. Пусть докажут ее… А что ваш приятель Кифер думает о капитане Квиге?

Глаза старпома сузились, и он скосил их куда-то в сторону.

— Во всем виноват один я, и я один буду отвечать. Так, и только так…

— Кифер тоже считает Квига параноиком?

— Не знаю. Не впутывайте его в это…

Гринвальд разглядывал свои ногти.

— Он мне напомнил одного парня, которого я знал, когда учился. Его звали Пелэм.

На хмуром лице Марика появилось какое-то горестное выражение, взгляд стал отсутствующим. Он допил кофе.

— Порядочные помои здесь подают, — проворчал он.

— Послушайте, Марик. Я готов защищать вас, если вы согласны.

Старпом кивнул и посмотрел в глаза Гринвальду. Его хмурое лицо просветлело.

— Спасибо… Мне действительно нужен совет…

— А вас не интересует, хороший ли я адвокат?

— Ну, здесь, думаю, все в порядке, раз наш юридический отдел прислал вас…

— И все же. Так вот, Марик, я мастак по гражданским делам. Зарабатывал немало, до двадцати тысяч в год, уже в первые четыре года практики, после окончания университета. — На мальчишеском лице Гринвальда мелькнула тень странной внутренней улыбки, которая пряталась где-то в уголках глаз. Он, словно застеснявшись, склонил голову набок и следил за тем, как его рука выводит ложкой узоры в лужице кофейной гущи на столе. — И это еще не все. На третий год адвокатской практики мне удалось выбить из правительства сто тысяч долларов в пользу индейцев чероки за землю, которую у них обманом отняли лет сорок назад.

— Черт побери! Может, вам удастся и меня вытащить? — Марик скептически окинул взглядом Гринвальда.

— Вот что я вам скажу, если на то пошло. Мне больше было бы по душе взять на себя обвинение, а не защиту, Марик. Я еще не разобрался, какова степень вашей вины. Одно из двух: или вы бунтовщик, или же самый большой болван на всем американском флоте. Третьего варианта нет.

Марик, удивленно моргая, смотрел на адвоката. Тот продолжал.

— Если вы намерены выложить все начистоту, тогда валяйте, и мы обдумаем вашу защиту. Если же собираетесь молчать, потому что, дескать, мы такие гордые, такие благородные и нас так несправедливо обидели, так и скажите, и я вернусь туда, откуда приехал.

— Что я должен вам рассказать? — спросил Марик после недолгой паузы, наполненной гомоном кафетерия.

— Все, как есть. О себе, о Кифере и Кейте. Что толкнуло вас на эту глупую затею…

— Конечно, для вас всех это глупость, — с жаром воскликнул Марик. — Теперь, когда все живы и все дома!.. А если бы Квиг, я и вся команда вместе с тральщиком пошли ко дну, вот тогда считалось бы, что старпом поступил по правилам. Значит, не следовало отстранять Квига от командования, пусть бы судно перевернулось, как это чуть было не произошло… Ведь три корабля потопил-таки этот проклятый тайфун, вам это известно?

— Известно. Но около сорока удержались на плаву и ни на одном из них подчиненные не смещали капитанов.

Марик застыл от изумления. Он вынул сигару, задумчиво посмотрел на нее и с хрустом сорвал обертку. Он действительно был удивлен. Этот Гринвальд все-таки разгадал его тайную мысль, в которой он искал оправдание и которой тешил свою гордость. Она помогала ему в тяжелые и горькие дни допросов и судебных формальностей. Марик не замечал сарказма, звучавшего в словах адвоката. Его полностью поглотили мысли о собственном геройском поступке, о предательстве Кифера и той злой шутке, которую сыграла с ним судьба.