РАЗГУЛ ЯПОНСКОЙ ВОЕНЩИНЫ
Правительство земской управы должно было заключить с японскими интервентами временный мирный договор, чтобы оградить себя от возможных провокаций.
Интервенты подготовили очень тяжелые условия этого договора. В обкоме партии было срочно созвано заседание.
Что делать? Как быть?
Отвергнуть условия и тем самым дать повод для открытого конфликта?
Нет! В обкоме помнили указание Центрального Комитета ни в коем случае не вызывать столкновения с японскими войсками, не обострять отношений.
— Предлагаю подписать договор, как бы ни были тяжелы его условия, — сказал после обмена мнениями председатель обкома Кушнарев.
— Да, мы обязаны это сделать, — согласился Лазо. — Нам необходимо во что бы то ни стало выиграть время. Отступим на новые позиции, другого выхода нет.
Предложение Кушнарева было принято. Выделенным для переговоров товарищам были даны директивы оговорить возможность пересмотра соглашения по требованию одной из договаривающихся сторон.
4 апреля 1920 года состоялось заседание русско-японской согласительной комиссии. Комиссию возглавлял с японской стороны генерал Такаянаги, со стороны приморского правительства — старый член партии Цейтлин.
На заседании комиссии обстановка была исключительно тревожная. Несколько раз члены японской делегации выступали с провокациями против делегатов приморского правительства. Лишь благодаря огромной выдержке коммунистов выпады японцев не вызвали инцидентов.
В тот же день в шесть часов вечера в доме командующего войсками приморского правительства собрались коммунисты, руководители края для обмена мнениями о последних событиях: о переговорах с японцами, об их вызывающем поведении и о дальнейшей тактике.
После доклада об итогах работы русско-японской согласительной комиссии комитет партии одобрил позицию делегации приморского правительства.
Лазо доложил о том, что на Амур из Владивостока отправлено большое количество различного военного снаряжения, обмундирования, вооружения и медикаментов; перебрасывались винтовки, патроны, пулеметы, снаряды; закончена передвижка трехсот вагонов в Амурскую область для подвоза войск против банды Семенова в Забайкалье.
Информировал Лазо и о полученных сведениях с мест.
Беспрерывные телефонные звонки из воинских частей, с предприятий, с линии железной дороги носили исключительно тревожный характер и не оставляли сомнений в том, что японцы энергично готовятся к активному выступлению.
Японские патрули по всему городу и на его окраинах были усилены. На вокзале японские войска задержали поезда, захватили восемнадцать вагонов серебра, приготовленного к отправке государственным банком из Владивостока через Хабаровск в Благовещенск.
Лазо, как и всем собравшимся, было ясно, что настал очень ответственный момент. На места были посланы телеграммы о тревожном положении, даны указания держаться наготове.
Не успели еще высохнуть чернила на только что заключенном временном мирном договоре, как в девять часов вечера 4-го же апреля японские империалисты вероломно нарушили его и выступили быстро, по заранее подготовленному плану. К двум часам ночи они заняли вокзал, гауптвахту, телеграф, радио и комендантское управление; они обстреляли и захватили здания земской управы, гостиницы «Золотой рог», штаба войск, тюрьмы и другие.
После занятия вокзала и станции Владивосток японцы захватили станции Первая Речка и Вторая Речка.
Штаб крепости был занят после предварительной разведки.
Японская военщина прибегла к неслыханным приемам борьбы, несовместимым с самыми элементарными нормами общепринятых международных правил. Интервенты открывали ураганный огонь из помещений под флагом Красного креста.
Командир большевистской морской команды рассказал такой эпизод:
«Человек сорок японцев с белым флагом вошли со Светланской улицы в наш экипаж и направились в помещение, занимаемое японским Красным крестом. Вслед за тем экипаж стали окружать со всех сторон густые цепи японцев. У главных ворот помещения экипажа наши часовые были сняты и уведены неизвестно куда. Матрос, отправившийся для проверки постов, также был окружен японскими солдатами. Увидев, что его хотят арестовать, он бросился бежать обратно в помещение роты. Японские солдаты открыли по нему огонь. Матрос был ранен в правую руку, но все-таки вернулся в роту и доложил, что часовые сняты и арестованы японцами.
Пулеметный и ружейный огонь из помещения Красного креста поддерживался японцами до рассвета… Чешский солдат, пытавшийся перебежать улицу первым, был убит».
Особую злобу вызывали у интервентов красный флаг, красная звезда и другие отличительные знаки революционной армии. Красные флаги со зданий, с автомобилей, отличительные знаки с шинелей и форменной военной одежды интервенты срывали и яростно уничтожали.
Красноармейцы героически сражались всю ночь, но перевес был явно на стороне японцев. Революционные войска во Владивостоке — на мысе Чуркина, Русском острове, на станции Океанская, в Шкотове и на Сучане — состояли приблизительно из девятнадцати тысяч человек и имели всего десять пулеметов. У японцев же в этих районах насчитывалось около семидесяти тысяч человек всех родов войск, вооруженных сотнями пулеметов и многими батареями артиллерии. Кроме того, на Владивостокском рейде стояли японские броненосец, крейсеры, миноносцы и несколько мелких военных судов. Почти все военные склады с вооружением и снаряжением были захвачены японцами.
Чтобы избежать бессмысленных жертв в борьбе против превосходящих сил противника, военный совет приказал революционным частям уйти из Владивостока. К утру почти весь город был в руках интервентов.
К полудню 5 апреля не только Владивосток, но и ближайшие его окрестности были заняты японскими войсками. Не успевшие отступить революционные части были разоружены, и над правительственными и общественными зданиями взвились японские флаги. По городу усиленно патрулировали японские дозоры. На перекрестках важнейших улиц стояли японские заставы. Интервенты арестовывали, обыскивали, грабили, избивали и убивали на улицах людей без всякого повода или причины. Они врывались не только в военные, правительственные и общественные учреждения, но и в частные квартиры. Много домов было уничтожено артиллерией.
Известно, что провокация — обычный способ действия всех империалистов. Этим коварным способом японцы пользовались в Маньчжурии и Китае и предельно цинично прибегали к нему и на русской земле.
5 апреля, когда интервенты зверствовали в Приморье, командующий японскими войсками генерал Оой обратился к населению с такими словами:
«Граждане!
На основании декларации, объявленной японским правительством 31 марта сего года, японское командование со 2 апреля вело переговоры с представителями русских властей для мирного решения вопроса о пребывании японских войск в крае. Внезапно в ночь с 4 на 5 апреля русские вооруженные группы напали на наши склады, гараж и этапное управление, также открыли огонь по патрулям и разным постам. Ввиду подобных незаконных действий и для предотвращения грозящей опасности со стороны вооруженных русских частей японское Командование вынуждено требовать разоружения последних. В данном случае японское командование, не преследуя какой-либо личной цели, не может допустить дальнейшего развития беспорядков, для чего и примет меры после переговоров с русскими властями».
На Дальнем Востоке проживало много корейцев, бежавших в Россию более полувека назад, когда их родину оккупировали японские империалисты. Эти корейцы приняли российское подданство и пользовались одинаковыми со всем населением правами гражданства. Они принимали активное участие в партизанской борьбе против белогвардейцев и интервентов. Японское командование старалось использовать всякий удобный и неудобный случай, чтобы жестоко мстить корейцам за то, что они не склоняют головы перед японскими империалистами.