В том, что он любит свое дело, отдает ему всего себя, в том, что с годами это не пройдет, а, наоборот, усилится, я нисколько не сомневаюсь. Подтверждение тому то, что он и сейчас находится в готовности номер один. И если ему скажут: «Пора», он вновь начнет испытывать технику, проводить исследования... Так, как он это делал летом 1975 года на борту «Салюта-4» в течение более чем двух месяцев.
ТОЛЬКО ВПЕРЕД!
Николай Николаевич Рукавишников
Летчик-космонавт СССР дважды Герой Советского Союза, кандидат технических наук Николай Николаевич Рукавишников.Родился в 1932 году в городе Томске. Член КПСС. Совершил три полета в космос: первый — в 1971 году, второй — в 1974 году, третий — в 1979 году.
Государственная комиссия заслушивала доклад экипажа «Союза-10» о работе, выполненной в полете, о проведенных испытаниях, о функционировании бортовых систем. Полет был очень ответственный (впрочем, иных и не бывает). Конструкторов интересовали мельчайшие подробности технического эксперимента. Задавали много вопросов, по нескольку раз возвращались к обсуждению одного и того же... Заседание затянулось. Когда члены Государственной комиссии выходили из зала, я обратил внимание, что Николай Рукавишников идет с одним из ведущих специалистов и продолжает что-то рассказывать. «Не хватило времени», — подумал тогда. Но очень скоро убедился, что ошибся. О своей работе на орбите Николай доложил кратко, по очень обстоятельно. Все были вполне удовлетворены. А вот ему показалось, что кто-то усомнился в правильности его доводов. Он должен был доказать. И доказал.
Максим Горький сказал так: «Есть только две формы жизни: гниение и горение. Трусливые и жадные изберут первую, мужественные и щедрые — вторую; каждому, кто любит красоту, ясно, где величественное...»
Ну а он, Николай Рукавишников, как шел к своей космической вершине?
Прочитав его биографию, ответа не получите. Всего две странички: родился, учился, работал. Комсомол, партия. Вот, пожалуй, и все. Скупо! Если же припомнить все, можно исписать много листов. Простой сибирский парень, выросший в трудовой семье, Николай много хорошего унес из детства во взрослую жизнь. А складывалось его детство так. В сознании четко остались лихолетье войны и трудные послевоенные годы. Семья постоянно переезжала с одного места на другое. Много было экспедиционных дорог: Сибирь, Средняя Азия, Дальний Восток.
— Постоянные переезды, наверное, отразились на моем восприятии жизни, — вспоминает он школьные годы. — Может быть, это повлияло и на выбор профессии. Родители любили свое дело, свою специальность. Они жили, как путешественники и первопроходцы. Едва закончив работу в одной экспедиции, с интересом обсуждали новые маршруты, новые поездки. С детства у меня была масса впечатлений. Много интересных встреч. Любимым предметом была география. Математика и физика давались легко. Отец, радиолюбитель, привил любовь к радиоделу, к технике. И то, что годами у нас не было постоянного дома и весь скарб составляли несколько чемоданов, приучило быть неприхотливым к условиям жизни и работы. В общем, то время скитаний вспоминаю как прекрасную пору...
Наверное, в жизни каждого вдруг случается такое, что тебе надо, просто необходимо подняться над сутолокой будней, над ворохом дел, над привычным распорядком событий. Подняться, чтобы вдохнуть полной грудью иного, непривычного, высокогорного воздуха, подняться, чтобы отодвинуть близкую и ставшую привычной черту горизонта и устремиться дальше...
Прочитав книгу о жизни юного французского ученого Эвариста Галуа, думал: «Умереть в двадцать один год и успеть создать теорию решения уравнений, на которую опираются поколения математиков! Разве это не здорово?» И обыкновенные уроки по математике и физике вдруг стали интересными и увлекательными. Он тоже должен что-то сделать для человечества. Ведь до двадцати одного года оставалось неполных семь лет.
Позади десять классов, а он еще не знал, в какой институт пойдет. Знал лишь твердо, что в технический. Читал объявления. Инженерно-строительный, химический, механический (так тогда назывался Московский инженерно-физический институт). Зашел. В проспектах прочитал названия факультетов и специальностей, узнал, что некоторые лекции читают академики, что в МИФИ новейшие лаборатории с уникальными установками. Подал документы. Экзамены сдал и был принят. Начались студенческие будни.
Учился хорошо, много читал, увлекался физикой и математикой, а все свободное время отдавал мотосекции. Группа будущих инженеров-физиков была дружной. Коллективизм у них был возведен в изначальное кредо жизни. А он, комсорг, развивал кипучую деятельность, чтобы это «мы» стало не формой, а потребностью.
1957 год был выпускным. Николай защитился с блеском, его дипломную работу опубликовали в научном журнале. По распределению попал в конструкторское бюро. Шутка ли — со студенческой скамьи прямо в КБ!
Сначала работал просто инженером, потом — старшим. Вскоре был назначен начальником группы, ему доверили испытательную работу.
Его называли многожильным. Участвовал в комиссии ВОИР, читал лекции по путевкам общества «Знание», руководил шефской работой в школе. А ведь на все это нужно время.
Когда хронометры истории начали отсчитывать космическое время, решил, что его судьба должна измениться. И он пришел в Звездный. Началась подготовка к космическому старту. Центрифуги и тренажеры, полеты и парашютные прыжки...
Как-то сынишка спросил его:
— Пап, а ты смог бы стать космонавтом?
— Космонавтом? — Он растерялся от неожиданного вопроса. — Наверное, смог бы. А что?
— Ну так стань! Я им тоже стану, когда вырасту...
Николай не ответил. Жена, Нина Васильевна, и мать, Галина Ивановна, уже знали, что он проходит специальные тренировки в Звездном, но тоже промолчали.
...У медиков есть такое понятие — «психологическая совместимость». С этого начинается подбор кандидатов в будущий космический экипаж. Проблема эта не из простых: людям вместе работать, вместе выполнять сложнейшие исследования в обстановке и условиях, где не исключены критические ситуации. У тех, кто уходит в космический рейс, должно быть общее чувство ответственности, сработанность.
В экипаж, куда включили Николая Рукавишникова, входили те, кто уже дважды переходил «космический рубикон», — опытный летчик и квалифицированный инженер, космонавты-профессионалы. Ему, новичку, предстояло заслужить свое право на полет с ними.
Эмоционально-волевая устойчивость, ясный аналитический ум, прекрасное знание электроники, выносливость, способность мгновенно реагировать на изменения обстановки и многие другие качества, необходимые космонавту, позволили ему стать членом экипажа космического корабля.
Готовясь к выполнению испытаний новых приборов и систем, Николаю часто приходилось общаться с крупными учеными, конструкторами, экспериментаторами. Были среди них люди, намного старше его, опытнее. Они отдавали должное молодому инженеру, его умению логически мыслить, докапываться до тонкостей.
Был такой случай. Ученые разработали прибор, который предстояло испытать в космосе. Идея прибора была весьма интересной, но его конструктивная часть была, по мнению Николая, несовершенной. Он высказал свои соображения. Ему стали доказывать, что он не прав, пробовали «давить» авторитетом. Эрудиция инженера, глубокое знание предмета позволили ему доказать, что данные, полученные прибором, не смогут быть переданы на Землю.
— Если недостатки не будут устранены, я предложу снять эксперимент, — твердо заявил инженер.
Дальнейшая работа с прибором показала, что прав был он.
На последней комплексной тренировке, когда проигрывались различные условия полета, экипажу давались неожиданные вводные: группа управления создавала неисправности в работе оборудования, аварийные ситуаций, усложняла задания. Шаталов и Елисеев посматривали на инженера-испытателя. Тот не терялся и даже после 15 часов непрерывной напряженной работы действовал точно.