Присели на лавочку возле чьих-то ворот. Зоя Ивановна щурила зеленовато-рыжие глаза на прохожих, покачивала скрещенными ногами в красных резиновых полусапожках.

– Так где же нам найти рабочих все-таки?

– Найдем, Зоя Ивановна. Поедим и сразу найдем.

Из калитки вышла статная смуглолицая женщина лет пятидесяти, глянула подозрительно – что за люди, не алкаши ли подзаборники? Зоя Ивановна приветливо ей улыбнулась, сказала, что они из города, ждут, пока откроется «ресторан».

– Хозяйка, не скажете, где поблизости живет кто-нибудь из школьников-старшеклассников? – спросил Заблоцкий.

– А шо такэ?

– Нам рабочие нужны на два-три дня.

– Так у них же занятия у школи.

– Нам после занятий, часа на два. Расставить ящики, потом сложить в штабель, другие расставить и так далее. Платить будем как за полный день…

Женщина подумала немного.

– Да у мэнэ сын у десятому класси. Поговорыть… Всэ одно нэ уроками займается, а с своим мотороллером. Способный, чертяка, – добавила она с гордостью.

– Вот и прекрасно, – обрадовалась Зоя Ивановна. – Зовите вашего мальчика.

– Да вы зайдить. Санё-ёу! До тэбэ.

Из растворенного настежь гаражика вышел парняга метр девяносто, не ниже, гибкий в поясе, широкий в плечах, такой же смуглый, как мать, но голубоглазый, с еще по-детски мягкими расплывчатыми чертами, сквозь которые, однако же, проглядывала решительность характера, с открытым выражением спокойной уверенности в себе, в своих силах, в своем будущем.

– Конец света, – тихо ахнула Зоя Ивановна, а мать парня, украдкой ревниво за ней следившая, довольно усмехнулась.

Заблоцкий понял, что Зоя Ивановна неспособна вести переговоры.

– Молодой человек, мы геологи, приехали на несколько дней из города. Нам нужна ваша помощь. На бензин хотите заработать? После уроков?

– Можно, – подумав немного, как и мать, сказал парень приятным ломающимся тенорком. – А что надо делать?

Заблоцкий все объяснил, сказал, чтобы он, Саша, взял себе напарника, и хорошо, если бы первую партию ящиков расставили сегодня вечером: тогда завтра с утра, пока они в школе, можно будет начать описывать керн. Договорились встретиться у кернохранилища в семь вечера.

– И справки завтра принесите для нашей бухгалтерии, что вы – школьники, – напомнила Зоя Ивановна. Она уже пришла в себя, но смотреть на Сашу избегала.

…Легким этот заработок назвать было нельзя. Заблоцкий понял это сразу, парни – чуть погодя, когда растащили первый штабель высотой метра два с половиной и засыпали себе глаза трухой, снимая верхние ящики; когда посбивали казанки пальцев, лавируя в узких темных проходах и поднимая ящики на вытянутых руках над головой, чтобы развернуться. Иногда в днище под тяжестью керна отрывались доски, и содержимое валилось в нижний ящик. Заблоцкий лазал по верхам, светил фонариком, который принесли по его просьбе парни, помогал чем мог.

Кончили, когда стемнело и оставалась только полоска неба на западе. Разобрали одну скважину, требуемые ящики расставили рядами на земле, остальные сложили у входа в том же порядке, в каком снимали, чтобы потом составить обратно. Парни почистились, отряхнули длинные волосы.

– Сколько же мы сегодня заработали? – спросил Сашин напарник. Он был пониже ростом, но на вид тоже не из слабеньких.

– Мы платим не по дням, аккордно. Рублей по двадцать пять получите.

– За три дня?

– За четыре, считая сегодняшний.

Парни никак не выразили своего отношения к этой сумме, попрощались и укатили на мотороллере. Заблоцкий запер сарай и отправился в дом заезжих.

Ночной ветерок нес из степи сложный запах сырости, кизячного дымка, прошлогодних трав – дыхание открытого пространства, извлекая из потаенных уголков даже не памяти – подсознания смутное беспокойство, странный тревожный зов. А суетным рассудком Заблоцкий жаждал поскорей добраться до постели и опасался, не подведут ли парни, и вспоминал о сыне, о Жанне, опять о сыне, шел и перемалывал эти мысли в мозгу, как жвачку.

В девять утра они были уже в кернохранилище.

Прежде всего, Зоя Ивановна обошла расставленные ящики – провела рекогносцировку. Заблоцкий шел рядом и тоже смотрел, присаживался на корточки, брал в руки столбики керна, тяжелые и литые, как артиллерийские снаряды. Песчаники, сланцы, алевролиты, аргиллиты. Изредка известняки. Керн хорошей сохранности, почти не сокращен. Ну, а там, где проходка велась в коре выветривания, в зонах минерализации, брекчирования – там пустота, мелкие кусочки рассыпаны по всему интервалу.

– Наш брат научный работник старался, – сказал Заблоцкий, указывая на эти пустые интервалы.

– Здесь все старались, и научные и ненаучные. Но я, слава богу, предвидела такую картину.

Предвидеть Зоя Ивановна предвидела, но когда описание доходило до этих проблемных интервалов, она тем не менее старательно рылась в щебенке и отбирала сколки для спектрального анализа, а то и на шлифы. Заблоцкий маркировал, выписывал этикетки.

К полудню обследовали отобранные ящики, сходили пообедали и вернулись в кернохранилище. Зоя Ивановна просматривала записи, Заблоцкий разделся по пояса, загорал. Гадали: приедут наши мальчики или не приедут? Неужто придется новых искать? Хорошо бы, конечно, заполучить рабочих из геологоразведки…

– Что ни говори, а меня такое отношение возмущает, – вскипятился вдруг Заблоцкий, имея в виду равнодушие местного геологического начальства. – В конце концов, мы для них стараемся. Что они дурака валяют? Наш атлас…

Зоя Ивановна спокойно перебила его:

– Наш атлас будет издан мизерным тиражом, потому что нет бумаги, тем более мелованной, и нет денег; он будет издан на заказных началах, и весь тираж осядет в подвале нашего филиала; четвертую или пятую часть скупят авторы, то бишь, мы с вами, чтобы подарить родственникам, знакомым и сотрудникам, остальное после рассылки рекламных проспектов рассосется в течение нескольких лет; заглядывать в него станут лишь узкие специалисты, производственникам он ни к чему. Так что не питайте, Алексей Павлович, особых иллюзий относительно нашей деятельности.

– Я не питаю, но все-таки приносим же мы какую-то пользу! Не может же целый институт работать вхолостую.

– Безусловно. Большую пользу приносят разработки отдела техники разведки. Буровики-производственники им очень благодарны: большая экономия, повышение производительности труда, ускорение проходки – короче, то что надо. Достижения бурового отдела – это наше знамя и наш главный козырь. Не будь этого отдела, нас давно разогнали бы. Интересные работы ведутся в угольном отделе – там, главным образом, корреляция разрезов. Производственникам этой методики все равно не осилить, но они заключают хоздоговоры, и все довольны: нам – деньги, им – разработки.

– Ну, а у нас? – спросил Заблоцкий. Неожиданная откровенность шефини живо его заинтересовала.

– У нас, на мой взгляд, несомненный интерес представляют карты коры выветривания, которые составляет Прутков, и разработки по железорудным месторождениям Криворожья. Остальное – это так, игра в бирюльки. Темы, как вы догадываетесь, высасываются из пальца, вдобавок еще не хватает квалифицированных исполнителей, исследования пытаются проводить вчерашние производственники и в итоге напоминают лягушку, запряженную в воловью упряжь…

– Вам не кажется, что Львов именно поэтому и ушел?

– Да, вполне возможно. Он все-таки солидный ученый, у нас в отделе ему просто нечего было делать. Корой и железом он не занимался, остальное забрала Академия наук, и после них остались одни крохи, вроде как в этом керне.

Донесся звук мотора. Зоя Ивановна прислушалась.

– Кажется, едут.

– Нет, это тяжелый мотоцикл.

Заблоцкий закинул руки за голову, прилег на перевернутый ящик. Ничего особо нового Зоя Ивановна не сказала, кое-что он знал, кое о чем догадывался. Просто любопытно было слышать все это от одного из ведущих специалистов филиала, члена ученого совета. И в то же время в ином свете предстала деятельность самой Зои Ивановны: работа, которую она вела, позиция нейтралитета, которую она занимала в отношениях между сотрудниками. Дело в том, что коньком Зои Ивановны был метаморфизм, но в регионе не было месторождений такого генезиса. Оставалось либо идти в подчинение к коровикам или железорудникам, либо сохранять независимость, но довольствоваться крохами. Что ж, у Зои Ивановны были все основания беречь свой суверенитет. Иметь в подчинении петрографа ее класса – все равно, что владеть алмазными копями.