Недели и месяцы текут с удивительной быстротой. Сейчас апрель, и это уже четвертый месяц моего пребывания здесь. У меня отличное самочувствие. Я силен, мои ноги привыкли к ходьбе босиком, и я могу без устали шагать десятки и десятки километров, охотясь за гигантскими ящерицами. Да, я забыл рассказать, что после первого визита к колдуну, заказал у Зорийо йод, перекись водорода, вату, бинт, таблетки хинина и стоварсол. В больнице я видел заключенного с такой же язвой, как у колдуна. Шатель крошил таблетки стоварсола и сыпал порошок на рану. Я получил все, что заказал, да еще мазь, которую Зорийо принес по собственной инициативе. Я послал маленький деревянный нож колдуну, и он ответил мне, прислав большой нож. Пришлось приложить много усилий, чтобы он позволил лечить свою язву. После нескольких процедур рана стала вдвое меньше. Дальнейшее лечение он продолжил сам и однажды послал за мной, чтобы продемонстрировать абсолютно здоровую ногу.

Мои жены не оставляют меня ни на минуту одного. Когда Лали отправляется в море, со мной остается Зорайма. Когда в море выходит Зорайма, мы остаемся с Лали. У Зато родился сын. Почувствовав схватки, его жена отправилась на берег моря и скрылась от посторонних взглядов под большой скалой. Другая жена вождя приносила ей в огромной корзине пироги, пресную воду и папелон (бурый сахар в виде двухкилограммовых конусов).

Она родила примерно в 4 часа пополудни и к заходу солнца с криками бежала к деревне, подняв над головой младенца. Зато уже знает, что это сын. Будь это дочь, женщина не бежала бы, крича, с младенцем над головой, а шла бы тихо, неся его у груди. Лали объясняет мне все это при помощи жестов. Индианка приближается, потом останавливается и поднимает ребенка еще выше. Зато с криком протягивает руки, но не трогается с места. Она приближается еще на несколько шагов, поднимает опять ребенка в воздух, кричит и останавливается. Зато снова кричит и протягивает руки. Последние тридцать или сорок метров это повторяется пять или шесть раз. Зато так и не трогается с порога своей хижины. Он стоит у главной двери, а остальные выстроились справа и слева от него. Мать в последний раз останавливается в пяти или шести шагах от порога, поднимает ребенка и кричит. Тогда Зато, наконец, выходит вперед, берет ребенка, поднимает его, поворачивает на восток, три раза что-то выкрикивает и три раза поднимает младенца. Потом он перекладывает ребенка в правую руку так, что маленькое тельце пересекает его грудь по диагонали, а головка оказывается под мышкой. Не поворачиваясь, он входит в главную дверь. Следом за ним входят все присутствующие. Всю неделю, днем и вечером, перед хижиной Зато мужчины и женщины поливают землю, утаптывая ее ногами.

Так возникает большой круг красной глинистой земли. На следующий день на этом месте появляется шалаш из телячьей кожи. Я начинаю догадываться, что нас ожидает крупное пиршество. В шалаше, по меньшей мере, двадцать глиняных сосудов, наполненных любимым индейцами напитком. На земле — длинные камни, а вокруг них разложены сухие зеленые сучья, гора которых растет день ото дня. Здесь есть и стволы, прибитые к берегу морем. Они сухие, белые и гладкие. К камням приставлены две деревянные вилы одинаковой высоты: это основание огромного вертела. Неподалеку уже приготовились к своей участи четыре перевернутые черепахи, около тридцати живых ящериц со связанными (чтобы не сбежали), лапками и две овцы. Тут же около двух тысяч черепашьих яиц.

Однажды утром прибывает пятнадцать всадников-индейцев с ожерельями вокруг шеи, в больших соломенных шляпах, с набедренными повязками и жилетами из высушенной кожи. У каждого за поясом огромный кинжал, а у двоих в руках еще двуствольные охотничьи ружья. У вождя — автоматическая винтовка и патронташ. У них отличные лошади — низкорослые, но очень горячие, с серыми пятнами. За спиной, на крупе лошади, они держат пачки высушенной травы. Еще издали они предупредили о своем приближении выстрелами из ружей и через несколько минут уже были рядом с нами. Их вождь — копия Зато, но в повзрослевшем варианте. Сойдя с лошади, он подошел к Зато, и они, как это принято, обменялись прикосновениями.

Зато вошел в дом и вернулся с индейцем, который нес в руках младенца. Индеец показывает всем ребенка, а потом проделывает с ним то же, что и Зато: поворачивает его на восток, где всходит солнце, прячет под мышкой и входит в дом. Тогда все всадники спрыгивают с лошадей и привязывают их на некотором расстоянии от дома. Торбы с травой они вешают на шеи лошадей. К обеду на огромной телеге, в которую впряжены четыре коня, прибывают индианки. Правит лошадьми Зорийо. В телеге не меньше двадцати молодых индианок и семеро детей. Меня представили всем всадникам, начиная с вождя. Зато обращает мое внимание на мизинец его левой ноги, который загибается над соседним пальцем. То же самое у его брата и только что прибывшего вождя. Потом Зато показывает одинаковые родимые пятна на руках у всех троих. Все восхищаются татуировкой Зато и больше всего — головой тигра. У всех прибывших индианок на теле и лицах разноцветные рисунки. Лали надевает на шеи некоторых из них коралловые ожерелья, остальным дает жемчужины. Среди индианок одна особенно выделяется своим ростом и красотой. У нее профиль итальянки, иссиня-черные волосы, большие зеленые глаза, длинные ресницы и разукрашенные брови. Мраморная грудь ее еще только собирается расцвести. Лали знакомит меня с ней, а потом тащит в дом ее, Зорайму и еще одну, очень молодую индианку, которая несет в руках ткани и кисточки. Индианки собираются рисовать женщин моей деревни. Руки красивой индианки выводят на холсте изображение Лали и Зораймы. Кисточка сделана из кусочка дерева и небольшого количества шерсти на конце его, который девушка макает в различные краски. Я беру в руки кисть и рисую на теле Лали два цветка, которые начинаются у пупка и кончаются у основания грудей. Теперь она напоминает цветок с полураскрывшимся бутоном. Трое остальных хотят, чтобы я и на них нарисовал то же самое. Я спрашиваю Зорийо. Он говорит, что я могу рисовать на них, что мне угодно! Более двух часов подряд я разукрашиваю груди индианок. Зорайма требует точно такого же рисунка, как у Лали.

Тем временем индейцы успели поджарить на вертеле овец и двух черепах, чье мясо здорово напоминает говядину.

Я сижу в шалаше рядом с Зато. Мужчины едят по одну сторону стола, а женщины — по другую. На мужскую сторону заходят лишь подавальщицы. Торжество заканчивается поздно ночью неким подобием танца. Индеец играет на деревянной свирели, издающей однотонные, но приятные звуки, и при этом ударяет по двум тамбуринам, сделанным из овечьей кожи. Многие индейцы и индианки напились допьяна, но все заканчивается благополучно. Верхом на осле приезжает колдун, и все тут же замечают розовый рубец на месте, где была всем знакомая язва. Все поражены, но только я и Зорийо знаем, в чем дело.

Зорийо объясняет мне, что прибывший сюда вождь не брат, а отец Зато и что зовут его Хусто (это означает «справедливый»). Он судья племени гуахирос. Когда возникают споры с соседним племенем йапус, все собираются, чтобы решить, начать ли войну или уладить конфликт мирным путем. Если индейца убивает представитель другого племени, обычно договариваются, что убийца должен выплатить компенсацию за убитого. Иногда величина откупа доходит до двухсот голов скота — у индейцев, живущих у подножия гор, большие стада. К несчастью, они ничего не знают о прививках, и потому скот тысячами гибнет во время эпидемий. Зорийо говорит, что, с одной стороны, это совсем неплохо. Иначе у них было бы слишком много скота. Колумбия и Венесуэла запрещают продажу этого скота на своих территориях (из опасения перед болезнями), и он должен оставаться на индейской территории. Но все-таки многие стада контрабандным путем переправляются через горы. Хусто просит меня через Зорийо навестить его в деревне. Он предлагает мне прийти вместе с Лали и Зораймой и обещает дать нам отдельную хижину. При этом он просит только не забыть захватить с собой все, что нужно для татуирования — ему тоже хочется иметь голову тигра на груди. Он протягивает мне полоску кожи, которая оборачивает его запястье. По словам Зорийо, это важный жест, который означает, что он мой друг и не сможет отказать ни в одной моей просьбе. Он спрашивает, хочу ли я коня; и я отвечаю, что хочу, но не смогу его прокормить, так как у нас почти нет травы. Он говорит, что Лали и Зорайма могут, когда это понадобится, отвозить коня туда, где есть высокая и хорошая трава.