Я уходил из дому еще затемно, а возвращался поздно ночью. Но когда бы ни пришел, дома не спали.
Мать, отворив на мой стук дверь, радостно вскрикивала:
- Ванечка! Милый ты мой! Пришел! А уж мы заждались, я не знала, что и думать…
Она обнимала меня за плечи и так вводила в избу, уставшего, заиндевевшего, продрогшего до костей.
Я в свои тринадцать лет ощущал себя кормильцем семьи: от принесенной мною буханки мать отрезала тонкие ломтики, оделяла ими каждого, остальной хлеб убирала на полку: его предстояло растянуть на несколько дней.
Однажды отец говорит:
- Вот что, Ваня, послал бы тебя в Можгу за хлебом, да не с чем: у нас денег вовсе нет. Решил я податься из дому на заработки: может, сыщется где плотницкая работа. Хочу взять тебя с собой.
- А как же школа?
- Про школу нынче забудь!
Делать нечего, пришлось подчиниться.
Отправились мы по окрестным деревням, но никто и [15] нигде не давал нам работы. Наконец, посчастливилось: в Алнашах отец встретил знакомых плотников, которые как раз подрядились строить дом. Отца приняли в артель на равных, а меня - подсобником, на полпая. Заработав немного денег, мы вернулись домой.
После этого я еще два или три раза ходил в Можгу за хлебом, но началась весенняя распутица - и отрезала нас от города. Пришлось есть лепешки из коры вяза: кто-то из хуторян обнаружил, что перемолотая кора съедобна.
В первый раз, ставя на стол тарелку с лепешками, мать вздохнула:
- Я уж и мучки в них чуть-чуть добавила, да все равно, того гляди, зубы сломаешь… - А у самой - слезы на глазах.
Я взял лепешку, откусил кусок.
- Ничего, мама, - бодро сказал я, - горло дерет, но проглотить можно.
Глядя на меня, и остальные потянулись к тарелке…
Когда стаял снег, мы с отцом ходили на поле, отыскивали прошлогодние картофелины, осклизлые, почерневшие. Мать делала из них крахмал, варила кисель. А там подоспела молодая крапива.
Мы ели крапивные щи да похваливали.
Когда я наконец пришел в школу и посидел на двух-трех уроках, то понял, что отстал безнадежно - не догнать! Неужели не придется мне больше учиться? А ведь Аня так хотела, так уговаривала меня не бросать учебы, как бы ни было тяжело!…
Однажды мои думы прервал знакомый голос:
- Что ты, молодец, не весел, что головушку повесил?
- Здравствуйте, Владимир Васильевич!
- Здравствуй, Ваня. Ты почему не ходишь на занятия?
- Видно, мне больше не придется учиться: отстал сильно… - И я рассказал Саушкину все без утайки.
- Ничего, Ваня, ты парень способный, догонишь. Я тебе помогу. [16]
С тех пор Владимир Васильевич что ни день оставался в школе после уроков, чтобы позаниматься со мной. Я старался изо всех сил и в начале лета благополучно сдал экзамены.
Вместе с одноклассниками Толей Понкратовым и Алешей Махневым мы решили поступать в техникум. Вот только - в какой? Нам, в общем-то, было все равно - лишь бы учиться.
- Бухгалтер в сельсовете говорит, что в Сарапуле есть кооперативный техникум, он сам его кончал, - сказал Толя.
- А что?-загорелся Алеша. - Будем бухгалтерами! Чем плохо? Поехали в Сарапул?
…И вот мы все трое - студенты Сарапульского кооперативного техникума. Живем в общежитии, едим только хлеб с кипяточком - такая уж у нас стипендия, а помощи из дома никакой. Но я не тужу: раньше-то было хуже…
Учился я хорошо, и вскоре меня приняли в комсомол.
Учусь летать
- Клевцов!-в комнату, где я готовил уроки, заглянул Толя Понкратов. - Тебя вызывают в комитет комсомола.
- Зачем?
- Не знаю. Сказали: позови, скажи, что срочно!
В комитете комсомола было людно; я, как только вошел, сразу же обратил внимание на незнакомого человека в военной форме. Остальные - студенты нашего техникума.
- Клевцов, проходи скорее, садись, сейчас начинаем, - сказал секретарь комитета и постучал карандашом по графину с водой: - Тише, товарищи! Внимание! Слово - представителю аэроклуба товарищу Важнову. (Дима Важнов погиб в 1942 году.)
Поднялся военный и заговорил четким, командирским голосом: [17]
- Товарищи студенты! Всем вам, здесь присутствующим, предоставляется возможность поступить в аэроклуб с тем, чтобы пройти соответствующую подготовку и в дальнейшем поступить в военные летные училища. Занятия в аэроклубе - вечерние, без отрыва от учебы в техникуме. До весны вы пройдете теоретический курс и сдадите экзамены. После этого у вас будет наземная подготовка у самолетов и на самолетах под руководством инструкторов. В мае начнутся практические полеты. Всем поступающим в аэроклуб необходимо пройти медицинскую и мандатную комиссии. Заявления можно подать мне прямо сейчас.
Поднялся шум: ребята обсуждали услышанное друг с другом, задавали вопросы военному, он отвечал им, но я, ошарашенный открывшейся возможностью, не вникал ни в вопросы, ни в ответы.
Мне живо вспомнилось, как над лесом у Ласточкина гудели в небе аэропланы («там летчики», - говорил дядя Митя; «нечистая сила», - со слов своей матери уверял меня приятель Мишка). Вспомнился и другой, не такой давний случай: я учился в Алнашах, когда однажды над селом появился самолет. Снизившись, он сделал круг и неожиданно - мы не поверили своим глазам - сел на луг за околицей села. Забыв про урок, мы со всех ног бросились туда. Пока добежали, вокруг самолета уже собралась плотная толпа, но мне все-таки удалось протиснуться вперед. Вот он, самолет, совсем рядом, я даже осмелился протянуть руку и потрогать крыло. А вот и летчик - молодой парень, с гордым, как мне показалось, недоступным выражением лица. Я был потрясен его видом. Это уже потом, много позже, я узнал, что был он одет, как и положено летчику того времени: в кожаном реглане, в шлеме с очками на лбу, на руках краги, через плечо ниже колен на тоненьком ремешке висит планшет с полетной картой. Это потом, а в тот день я и слов-то таких не знал и только завороженно смотрел на этого человека…
И вот теперь мне предлагают стать летчиком! [18]
Подняв голову, я вдруг увидел свое отражение в стекле книжного шкафа, возле которого сидел. На меня смотрел деревенский парнишка, одетый в старый, латаный пиджак с отцовского плеча. И это - будущий летчик?! Мыслимое ли это дело?… Нет, нет, не для меня все это, даже не знаю, для чего меня сюда позвали.
- Клевцов!-вдруг услышал я свою фамилию. - А ты что же? Будешь подавать заявление?-секретарь комитета комсомола, словно желая пробудить от сна, потряс меня за плечо. - В аэроклуб, говорю, будешь вступать?
- Не буду, - я поднялся со стула.
- Почему?
- Какой из меня летчик!
Важнов услыхал наш разговор.
- Погоди, парень, - сказал он. - Ты не прав. С чего ты взял, что из тебя не получится летчик? Было бы желание…
Но я только безнадежно махнул рукой и пошел к двери.
На другой день в коридоре техникума я встретил нашего профорга.
- Здравствуй, Клевцов! На ловца и зверь бежит: я тебя искать собрался. Зайдем ко мне, разговор есть.
Зашли в его кабинет.
- Ты, я слышал, отказался поступать в аэроклуб. Почему?
- Так…
- Это не ответ. Должна же быть какая-то причина!
- Причина такая, что не получится из меня летчика.
- Да что это ты себе в голову вбил? Учишься ты хорошо, парень, по всему видать, смекалистый. Если здоровье позволяет - учись! А не получится - отчислят, только и всего, ты ничего не потеряешь.
- А вот и потеряю! - возразил я. - Я живу на стипендию, а если из-за вечерних занятий в аэроклубе стану плохо учиться в техникуме, меня лишат стипендии. Что тогда? [19]
- Об этом не беспокойся: тем, кто будет заниматься в аэроклубе, стипендия во всех случаях обеспечена… Признаться, ты меня, Клевцов, удивляешь: неужели тебя не увлекают подвиги наших всемирно прославленных летчиков? Ты газеты читаешь? Радио слушаешь? Знаешь про них?
- Конечно! Кто ж про них не знает?
В то время еще гремела слава участников челюскинской эпопеи - летчиков, первыми в стране получивших звание Героя Советского Союза - Ляпидевского, Водопьянова, Леваневского, Каманина, Молокова, Слепнева, Доронина. Экипаж Чкалова, а за ним экипаж Громова совершили беспосадочный перелет из Москвы в США через Северный полюс. Три замечательные девушки-летчицы Гризодубова, Раскова и Осипенко прославили советскую авиацию, пролетев без посадки по маршруту Москва - Дальний Восток. Портреты этих героических людей не сходили с газетных страниц, их показывали в кино, о них пели песни… «Куда мне до них!…» - подумал я, так и сказал вслух: