Когда приехали жены с детьми, мы сблизились еще больше, поскольку дети были почти одногодками. Да и жены наши быстро нашли общий язык. В семейной обстановке скромность и строгость Сахаровского по отношению к себе проявлялась еще больше. На переднем плане у него всегда были внимание к жене и способность к сопереживанию по возникавшим чисто человеческим проблемам.

Следует отметить, что его жена Вера Алексеевна провела без мужа много дней: до войны, в эвакуации, в послевоенном Ленинграде, в Москве, когда муж был в командировках.

И потом, когда стал руководителем Главка, редкие часы ему удавалось проводить с семьей. “Воспитание детей — это ее заслуга”,—часто говорил Александр Михайлович (в декабре 1941 года у Сахаровских родился второй сын — Игорь. — Примеч. авт.).

О человеческих чертах Сахаровского говорить достаточно просто. Подавляющее большинство сослуживцев и знакомых его уважали. Некоторые побаивались. Руководители ценили. Внешне почти всегда неулыбчивый, строгий. А душа была широкая. Он глубоко верил в людей, всегда был с ними, не слишком придавая значения разнице в чинах, возрасте.

Мы с женой любили бывать на их семейных торжествах. Это были славные вечера. Разговоры домашние, почти никогда не велись беседы на служебные темы. Александр Михайлович говорил вроде бы известные вещи, но в результате беседа оказывалась поучительной. С товарищами общался непринужденно, высказывался откровенно, иногда с юмором».

ВСПОМИНАЮТ СОСЛУЖИВЦЫ САХАРОВСКОГО

Рассказывать о жизни начальника разведки — это значит рассказывать об истории внешней разведки того периода, в течение которого он ее возглавлял.

В то же время здесь уместно процитировать генерала Кирпиченко, который сам некоторое время исполнял обязанности начальника внешней разведки, а еще в течение семнадцати лет был заместителем (1974—1991 годы), из них двенадцать лет — первым заместителем начальника Первого главного управления КГБ. А в народе говорят, что иногда «зам» бывает больше, чем «сам».

Вот что он писал в своей книге «Разведка: лица и личности»:

«Я не собираюсь давать подробные профессиональные и политические характеристики всем начальникам разведки, при которых проходила моя служба.

Каждый из них вносил посильную лепту в становление разведки, каждый отдавал себя целиком этому нелегкому делу. Да и вряд ли найдется человек, который станет серьезно утверждать, что сможет полно и объективно оценить роль и вклад в общее дело того или иного начальника разведки».

Полностью соглашаясь с Вадимом Алексеевичем, можно лишь добавить, что даже если мы попытаемся описать один день из напряженной жизни начальника разведки, нас постигнет неудача, так как невозможно рассказать о всех тех вопросах, которые ему приходится решать в течение «ненормированного» рабочего дня, длящегося, порой, по двенадцать и более часов.

Сотрудники разведки, по делам службы часто встречавшиеся с Александром Михайловичем, вспоминают, что каким бы длинным и трудным, даже «горячим» ни был его рабочий день, он всегда был приветлив, внешне спокоен. Нетороплив в оперативных вопросах, внимателен к людям. Эти черты были очень характерны для Сахаровского.

Вот что рассказывал об А.М. Сахаровском бывший начальник информационно-аналитической службы внешней разведки генерал-майор Филипп Артемьевич Скрягин:

«Меня поражало то, как Александр Михайлович вел беседу с сотрудниками. Он всегда выслушивал, не перебивая если даже речь шла о вопросе, непрямо относящемся к теме беседы.

Часто наш разговор о совершенствовании информационной работы Александр Михайлович подводил к вопросу о кадрах. Я подробно рассказывал о людях, потому что его интересовали не только их деловые, но и личные качества. Он и сам беседовал с рядовыми работниками-информаторами, переводчиками. Приглашал исполнителей документов на доклад. У нас была общая точка зрения на то, что лишь беседуя с самим исполнителем можно глубже разобраться с вопросом, изложенным в документе, найти резервы в работе. Трудно переоценить также пользу обсуждения возникающих проблем с начальником разведки для самого исполнителя. В ходе беседы Александр Михайлович имел возможность глубже войти в проблему, лучше узнать сотрудника».

Александр Михайлович обладал исключительными аналитическими способностями, предвидел и рассчитывал возможный ход оперативных мероприятий, имел феноменальную память, стремился справедливо относиться к подчиненным.

Бывший ответственный сотрудник разведки генерал-майор Василий Алексеевич Дождалев, принимавший в свое время участие в операциях по связи с разведчиком-нелегалом К.Т. Молодым, рассказывал:

«После ареста последнего я, не зная всей сути дела, пришел в кабинет начальника разведки и взял всю вину за провал на себя. Сахаровский выслушал меня внимательно и заявил, что это вина не моя, причина совсем в другом. После этого меня не только не наказали, а, наоборот, повысили в должности».

Другой ветеран разведки, генерал-майор Владимир Павлович Бурдин, вспомнил такой случай:

«Где-то в 1963—1964 годах — а я в то время занимал должность заместителя руководителя Аппарата Уполномоченного КГБ СССР при МГБ ГДР — мне принесли на подпись оперативный документ. Я отказался визировать его, потому что считал мероприятие, которое предлагалось провести, неподготовленным и достаточно опасным. Я официально изложил свою позицию, однако она не была учтена.

Через некоторое время на стол А.М. Сахаровского легла бумага, в которой были указаны фамилии виновных в провале данной операции, в том числе и моя фамилия. Увидев ее, Сахаровский со словами: “Он же отказался подписывать этот документ” — вычеркнул мою фамилию из “черного” списка».

Ветеран разведки генерал-лейтенант Сергей Александрович Кондрашев на юбилейном вечере, посвященном 90-летию со дня рождения А.М. Сахаровского, характеризуя его, рассказал такой случай:

«В одной из ведущих натовских стран работал опытный и сильный разведчик Никита Стефанович Дерябкин. По прикрытию он занимал скромную должность технического сотрудника советского посольства. А по линии разведки на него возлагались ответственные задачи по поддержанию связи с наиболее ценной агентурой.

Как-то раз после прошедшего в Москве очередного съезда КПСС в посольство с дипломатической почтой поступили две упаковки. В одной из них содержались портреты вновь избранных членов Политбюро ЦК КПСС, а в другой — запасные части к посольскому радиопередатчику. Причем упаковка с радиодеталями в ходе транспортировки была повреждена, и Москва дала указание ее возвратить. В связи с тем что дипкурьеры собирались в обратный путь, Дерябкин, принимавший участие в получении почты, быстренько написал сопроводительную записку (“возвратить за ненадобностью”) и попросил своих коллег передать упаковку дипкурьерам, а сам отправился на оперативное мероприятие.

Через несколько дней посол распорядился вывесить в актовом зале портреты нового состава Политбюро, а их не нашли... Разразился скандал. Оказалось, что именно они были случайно возвращены в Москву “за ненадобностью”. В соответствующие подразделения ЦК КПСС, МИДа и КГБ ушла телеграмма, в которой посол требовал отозвать Дерябкина из командировки.

Реакция Сахаровского была незамедлительной. В ответной телеграмме сообщалось, что за конкретные результаты в работе Н.С. Дерябкин награжден орденом Ленина и что он (Сахаровский) надеется, что руководство посольства присоединится к поздравлениям в адрес сотрудника резидентуры по этому поводу. Инцидент был исчерпан, а Н.С. Дерябкин проработал в стране еще несколько лет».

Бывший заместитель начальника внешней разведки генерал-майор Борис Александрович Соломатин рассказывал:

«Трудно было Александру Михайловичу Сахаровскому. Все-таки разведка подразделяется на тех, кто “в поле”, и тех, кто “рядом с начальством”. Я-то чаще бывал “в поле”, поэтому мне сложно судить о всех “подковерных” ситуациях, которые складывались в Центре. Но я знаю, что Александр Михайлович высоко ценил руководителей подразделений и резидентур за правильный подбор и расстановку кадров, давал объективную оценку их достоинств и недостатков. Еще хочу отметить, что директивы и указания начальника ПГУ, которые направлялись в резидентуры, были всегда конкретны, они способствовали профессиональной активности оперативного состава».