В октябре мне довелось встретиться с орудийным расчетом, в котором было пять еще совсем юных, но уже закаленных боями отважных девушек. Я никогда не забуду грустное лицо белокурой наводчицы, которая, ведя огонь по девятке фашистских пикировщиков, сбила только один самолет, тогда как, по мнению ее подруг, можно было сбить два-три самолета.
И подразделения связи 62-й армии в основном были укомплектованы девушками. Если их посылали на промежуточный пункт связи, то можно было быть уверенным, что связь будет обеспечена. Пусть по этому пункту бьют артиллерия и минометы, пусть на него сыплются бомбы с самолетов, пусть этот пункт окружают враги женщины без приказа не уйдут, даже если им угрожает смерть.
Мне известен случай, когда на промежуточном пункте в районе разъезда Басаргино осталась только одна девушка-связистка Надя Клименко. Когда все ее подруги были убиты или ранены, Клименко не ушла с поста и до последней минуты докладывала обо всем, что происходит на поле боя. Вот ее последние доклады на узел связи армии: «Около пункта наших людей нет, я осталась одна, вокруг рвутся снаряды… Вижу, правее меня двигаются танки с крестами на броне, за ними идут пехотинцы… Мне уходить уже нельзя, все равно пристрелят, буду информировать. Слушайте… К моему пункту подходит танк, из него вылезают двое… Эти двое осматриваются кругом — они, кажется, офицеры, — направляются ко мне. Мое сердце замирает от страха, что-то будет…» На этом передача оборвалась.
В пятидесятых годах я встретил бывшую связистку — бойца 62-й армии, ныне секретаря районного комитета партии Смелянского района товарища Разумееву. Впервые я познакомился с ней 13 сентября 1942 года, на Мамаевом кургане. Узел связи был разбит фашистскими бомбами и снарядами, а она продолжала сидеть у телефона и вызывать командиров частей.
Разумеева пришла в армию сознательно, по убеждению, и отдавала все свои силы и знания делу защиты Родины. В 1943 году ее приняли в ряды Коммунистической партии. После демобилизации из армии она работала учительницей, а с 1949 года находилась на партийной работе.
Передо мной была скромная, серьезная женщина, которая говорила о своих боевых подругах, а о себе лишь тогда, когда я задавал ей прямые вопросы и просил рассказать подробнее о том, что делала она сама.
— О себе? — удивленно пожимала она плечами. — Так ведь я о себе и говорю. Вместе со мною на Мамаевом кургане были Мария Гуляева, маленькая девчушка из Камышина, та самая, с которой мы вместе 12 сентября 1942 года под беспрерывной бомбежкой вырыли блиндаж (правда, выход мы сделали в сторону противника, но не беда, наш узел связи находился там с 1 по 14 сентября). Вместе с ней, а потом с Шурой Шешеньей мы дежурили на коммутаторе. Там же в городе, но в других местах были Тая Вдовина, Люба Стукалова, Клавдия Штонда, Лена Перетолчина и другие… Помню 31 августа 1942 года. Яблоневая балка. Фаня Резник, маленькая, смуглая, с чуть вьющимися каштановыми волосами, со своей подругой сидят в палатке у радиостанции, которая развернута на голом месте, если не считать маленький ровик рядом с палаткой.
Девушки уже слышат гул приближающихся бомбардировщиков, но не уходят: нужно передать срочное сообщение о наступлении немцев, о том, что вражеские танки прорвались в тыл одной из наших частей. И они не ушли. Ни Фаня, которая вела передачу, ни ее подруга, сидевшая рядом с ней. Так уж повелось у девушек-связисток: не бросать подруг, какая бы опасность не угрожала.
Наблюдая за летящими самолетами и прислушиваясь к вою бомб, девушки определили, где примерно будут рваться бомбы. Один, второй заход самолетов. А они все передают… Но вот самолеты сделали третий заход, и… на месте палатки зияет воронка.
События в те дни развертывались так стремительно, что не удалось даже похоронить наших боевых товарищей. Так они и остались навсегда в Яблоневой балке, незаметные рядовые бойцы Красной Армии, погибшие, но выполнившие боевое задание…
Рассказала мне в тот вечер Разумеева и о своей хорошей подруге Шуре Шешенья.
— До войны она работала в детском доме. Когда стало известно, что военкомат вызвал нескольких девушек-комсомолок, заявивших о своем желании вступить в ряды Красной Армии, Александра Ивановна Шешенья, или просто Шура, тут же пошла к директору детского дома и заявила, что и она хочет уйти на фронт.
И этот день наступил. В конце апреля 1942 года вместе с пятью другими девушками-комсомолками Шура, уже кандидат партии, отправилась в военкомат.
Все было оформлено в один день, и 2 мая девушек провожали в армию. После месяца учебы на курсах телефонистов в Астрахани Шура прибыла в отдельную роту связи 115-го укрепленного района и стала работать на коммутаторе. Это было в июле 1942 года на Дону. С тех пор никогда, даже при самых тяжелых обстоятельствах, она не покидала своего поста.
13 сентября 1942 года на Мамаевом кургане была установлена связь между командованием укрепленного района и генералом Пожарским. В этот день здесь не было ни минуты затишья. Все время бушевал огонь артиллерии и минометов. Конечно, удержать бесперебойную связь было трудно, но ее все же удерживали.
К трем часам дня на узле связи не осталось ни одного линейщика: все были на линии.
И когда уже некому было идти на линию, чтобы восстановить прерванную связь, Шура сказала командиру роты связи:
— Разрешите мне пойти, на коммутаторе без меня обойдутся.
— Огонь такой, что вы даже не сможете добраться до места разрыва линии.
— Смогу, товарищ лейтенант, вы только разрешите, — настаивала Шура.
Командир роты согласился, и Шура, ущипнув девушку, которая осталась на коммутаторе (это в знак прощания), выскользнула из блиндажа.
Шура несколько раз включалась в линию, и те немногие, кто был в этот день на Мамаевом кургане и остался жив, помнят, как в полдень 14 сентября связь снова оборвалась, и они больше уже не слышали голоса Шуры…
Я часто вспоминаю, в каких условиях жили и работали наши связистки. Для них в сражающемся городе никто блиндажей и укрытий не строил, они сами, каждая для себя или вместе, коллективно, вырывали в земле щели, слегка перекрывали их сверху тем, что попадало под руку, и в таких щелях ютились месяцами. Они часто и засыпали там, где работали.
В октябре, когда противник разрушил все штабные блиндажи, условия для женщин на правом берегу стали еще более тяжелыми. Они работали в душных и тесных укрытиях, отдыхали под открытым небом и месяцами не знали, что такое горячая вода.
…В дивизии Батюка служила Тамара Шмакова. Я знал ее лично, она прославилась тем, что выносила тяжелораненых с передовой линии боя, когда, казалось, нельзя было руку поднять над землей. Ползком приблизившись к раненому, Тамара, лежа рядом с ним, делала перевязку. Определив степень ранения, она решала, что с ним делать. Если тяжелораненого нельзя было оставить на поле боя, Тамара подлезала под раненого и, собрав все силы, на спине тащила живой груз, часто в полтора-два раза тяжелее ее самой. А когда раненого нельзя было поднять, Тамара расстилала плащ-палатку, накатывала на нее раненого и тоже ползком тянула за собой тяжелую ношу.
Немало жизней спасла Тамара Шмакова. Многие, оставшиеся в живых, должны благодарить ее за спасение. А бывало, что убереженные от смерти бойцы даже не могли узнать имя этой девушки. Сейчас она работает в Курганской области врачом.
И таких героинь, как Тамара, в 62-й армии было немало. В списках награжденных по частям 62-й армии числится свыше тысячи женщин. Среди них Мария Ульянова, которая с начала и до конца обороны находилась в доме сержанта Павлова, Валя Пахомова, вынесшая с поля боя более ста раненых, Надя Жарких, награжденная орденом Красного Знамени, врач Мария Вельяминова, перевязавшая под огнем на передовой позиции не одну сотню бойцов и командиров, и многие другие. А разве не героиня Люба Нестеренко, которая, оказавшись в осажденном гарнизоне старшего лейтенанта Драгана, сделала перевязки десяткам раненых гвардейцев и, истекая кровью, умерла с бинтом в руках возле раненого?