Изменить стиль страницы

— Что ты пристал? Хочу на фронт…

Вскоре они нашли общий язык. И теперь здесь, на площади Дзержинского, когда после очередной бомбежки и неравной борьбы с танками в расчетах осталось по два-три человека, Ваня Федоров стал наводчиком орудия. Наступил критический момент. Танки немцев ворвались на площадь. Вслед за ними к орудию Вани ринулись автоматчики. Алексей Очкин кинулся выручать друга, но его остановил замполит дивизиона Борис Филимонов:

— Танки справа… Убит наводчик, Ваню уже не спасешь.

Они считали, что при атаке немецких автоматчиков Ваня погиб. Но мальчик каким-то чудом уцелел. Из ровика, выкопанного возле орудия, он отогнал автоматчиков гранатами. Но танки так не отгонишь.

— Плетью повисла правая рука мальчика, — рассказывает очевидец подвига Борис Филимонов. — Осколком снаряда оторвало кисть другой. А к орудию ползли еще два танка. И тогда из ровика поднялся окровавленный мальчик. Руки перебиты, но есть зубы. В них противотанковая граната. Он упал под гусеницы. Раздался взрыв…

Ване Федорову было шестнадцать. Всего один день носил он на груди комсомольский билет. Какое же было сердце у этого юного сына земли русской?

Прорвавшись к заводу, танки и пехота Паулюса разрезали остатки 112-й дивизии на три части. Одна часть отошла на север и соединилась с бригадой Горохова в районе Рынок. Другая, возглавляемая лейтенантом Шутовым и Алексеем Очкиным, остались в литейном и сборочных цехах завода. Третья, которую объединил политработник Борис Филимонов, сосредоточилась в подвалах Нижнего поселка, где размещался штаб дивизии во главе с начальником артиллерии подполковником Годлевским Николаем Ивановичем.

Двое суток вела борьбу с танками и пехотой группа Филимонова. Подполковник Годлевский был убит прямым попаданием снаряда в грудь. Кончились боеприпасы. Настало время вырываться из окружения. Усталые, голодные — последний раз обедали 14 октября, — тридцать против целого батальона гитлеровцев вступили в схватку и вырвались из огненного кольца. Филимонов был ранен. Оставшиеся в живых, принесли его с документами погибших товарищей к переправе у Спартановки.

— С лейтенантом Шутовым нам удалось собрать разрозненные одиночки бойцов, в том числе из рабочих завода в один кулак, — рассказывает Алексей Очкин, — и организовать атаку на кузнечный цех. Внезапный налет ошеломил немцев, которые считали, что с защитниками завода давно покончено. Затем немцы выбили нас из этого цеха. Потом мы их. Затем опять немцы пошли на нас. Понимая, что долго не продержимся, — у них явное превосходство в силах, — пошли на хитрость. Отошли сами, но спрятали автоматчиков в засадах. Только фашисты ввалились в цех, как в их спины — автоматные очереди. Половину уложили на месте, остальные разбежались. Они не любили ближний бой…

Как явствует из рассказа Алексея Очкина, фашисты, ворвавшись в завод, не смогли окончательно сломить в тот же день сопротивление мелких гарнизонов 112-й и 37-й дивизий. Группа Очкина и Шутова сражалась там несколько дней. И почти каждый день территория завода пополнялась свежими силами пехоты и танками противника.

Добившись многократного превосходства, гитлеровские офицеры методично приступили к уничтожению мелких групп. В пролетах устанавливались танки, орудия на прямую наводку и уничтожали все живое и мертвое. Цех за цехом, сектор за сектором утопали в огне и дыму. Пыль дробленого бетона, чад от горящих пропитанных мазутом станин и ремонтных ям разъедал героям глаза, захватывал дыхание. От жары начинала тлеть одежда. В пламени, среди раскаленных прутьев арматуры, среди самой смерти бушевала испепеляющая сила огня.

— Фашисты, окружив нас, — продолжает рассказывать Алексей Очкин, — хотели, если не взять живьем, то превратить в пепел. Помню, как кто-то из моих ребят выскочил из полыхающих руин сборочного цеха и тут же был сражен длинной очередью пулемета. Значит, надо терпеть, выждать ночи и затем решительным броском прорваться к Нижнему поселку. У нас уже кончались боеприпасы, изнуряла жажда — хотя бы глоток воды. Минувшей ночью один рабочий, не знаю как его фамилия, в памяти остался только его облик — среднего роста, рыжие усы, коренастый — помог нам разыскать в трубах воду, но она скоро кончилась… Наконец наступила долгожданная ночь. Полетели последние гранаты, выпустили последние патроны и прорвались к Нижнему поселку…

В ту пору Алексею Яковлевичу Очкину было всего лишь 20 лет. Он родился на Смоленщине в деревне Латынино, воспитывался у женщины, которая работала фельдшером в сельской больнице. До начала войны Алексей поступил в артиллерийское училище и через шесть месяцев уехал на фронт. В дни боев на последнем рубеже обороны Тракторного завода лейтенант Алексей Очкин возглавил группу, в которую входили автоматчики, минометчики, саперы и бронебойщики.

— Нас было меньше роты, а гитлеровцев значительно больше, плюс танки, артиллерия, авиация. Но мы решили стоять здесь насмерть, — продолжал рассказывать Алексей Очкин. — На правом фланге со станковым пулеметом занял оборону Пивоваров — он же бронебойщик. Пивоваров самый старший, ему около пятидесяти, участник обороны Царицына. Коммунист Степан Кухта остался за парторга, отличный пулеметчик еще с времен гражданской войны, возглавил бронебойщиков, автоматчиков и ручных пулеметчиков в центре обороны. Внизу у самой воды установили два миномета, у одного вместо плиты под пятку подкладывали камень. Минометчиков возглавил лейтенант Шутов. Он же по ночам выставлял внизу автоматчиков, чтобы по песчаной косе нас не обошли.

* * *

Немецкий генерал Дёрр в своей книге «Поход на Сталинград» описывает наступление на Сталинградский тракторный завод:

«14 октября началась самая большая в то время операция: наступление нескольких дивизий (в том числе 14-й танковой, 305-й и 389-й пехотных) на Тракторный завод имени Дзержинского, на восточной окраине которого находился штаб 62-й армии русских. Со всех концов фронта, даже с флангов войск, расположенных на Дону и в калмыцких степях, стягивались подкрепления, инженерные и противотанковые части и подразделения, которые были там необходимы, где их брали. Пять саперных батальонов по воздуху были переброшены в район боев из Германии. Наступление поддерживал в полном составе 8-й авиакорпус.

Наступавшие войска продвинулись на два километра, однако не смогли полностью преодолеть сопротивления трех дивизий русских, оборонявших завод, и овладеть отвесным берегом Волги. Если нашим войскам удалось днем на некоторых участках фронта выйти к берегу, ночью они вынуждены были снова отходить, так как засевшие в оврагах русские отрезали их от тыла».

Объективности ради следует сказать, что Тракторный завод обороняли не три дивизии, как считает генерал Дёрр, а в основном одна — 37-я гвардейская Жолудева и человек 600 из 112-й стрелковой дивизии.

Для подтверждения привожу нашу оперативную сводку за 14 октября.

«Армия вела тяжелые оборонительные бои с наступающими пехотой и танками противника на участке 112-й, 37-й гвардейской, 308-й и 95-й стрелковых дивизий. На остальных участках фронта отражала мелкие группы пехоты и танков, удерживала прочно занимаемые позиции. Наша артиллерия вела интенсивный огонь по наступающей пехоте и танкам противника. Превосходящие силы противника, нанося главный удар на СТЗ, к исходу дня подошли к нему вплотную, где сейчас идет жестокий бой.

Противник после интенсивной авиационной и артиллерийско-минометной подготовки силами трех пехотных и двух танковых дивизий в сопровождении большого количества самолетов перешел в наступление на фронте река Мокрая Мечетка — Силикат, направляя главный удар на СТЗ.

Авиация противника непрерывными массированными ударами бомбила и штурмовала боевые порядки наших войск, все побережье и переправы. Бомбардировка продолжалась и с наступлением темноты. Всего за один день зафиксировано около трех тысяч самолето-вылетов.

Артиллерия и минометы весь день вели и продолжают вести ожесточенный огонь в полосе наступления.