Немецкого удара можно было ожидать либо часа в четыре дня — время, удобное для противника, чтобы успеть закрепиться, либо перед самым рассветом, если враг обладал уверенностью, что успеет развить успех. Поэтому с четырех часов дня и ночью до начала рассвета люди почти не спали — отсыпались днем.

И когда наконец, приняв во внимание еще ряд признаков, Арсеньев указал: «Сегодня, часа в три ночи, противник попытается начать наступление!», никто не сомневался, что это будет именно так. В ту ночь не спал ни один солдат. Не спал, конечно, и сам Арсеньев: писал письма своим знакомым.

В 3 часа 30 минут утра 10 мая противник дал первый залп артподготовки. Арсеньев отличил его от обычной стрельбы. Снаряды вражеской артиллерии накрыли наш передний край и двухкилометровую полосу обороны, в том числе и КП полка. Арсеньев, находившийся на НП, сразу же дал вызов всей своей артиллерии. Рубежи противника — батареи, огневые точки, пути подхода пехоты, танков — были заранее пристреляны. Артиллерия полка ответила на второй немецкий залп. При третьем залпе Арсеньев позвонил командиру дивизии и доложил, что противник начал артподготовку для наступления. В ответ на четвертый немецкий залп на врага обрушилось шесть наших артиллерийских полков. Пятым немецким залпом телефонная связь везде была порвана, и Арсеньев перешел на радиосвязь, которой всегда уделял чрезвычайное внимание, считая ее единственным надежным средством управления. Все десять последующих часов боя радиосвязь работала столь надежно, что ни один взвод ни на минуту не оставался без управления.

Со своего наблюдательного пункта Арсеньев в стереотрубу видел все поля боя — и неисчислимое множество разрывов, вздымающихся, казалось, на каждом метре пространства, и цепи немецкой пехоты, брошенной в атаку еще до окончания артподготовки (эта пехота падала перед нашими блиндажами, погружалась в болото), и выступавшие из дымовой завесы немецкие резервы, которые, не успев кинуться в атаку, таяли под нашим огнем…

Через двадцать минут наша артиллерия пересилила вражескую. Многие батареи противника взлетели на воздух, немецкая артподготовка была смята, вражеские снаряды ложились впустую, вразброд, их становилось все меньше, и в стереотрубу было видно, что наши траншеи целы, что наши пулеметы и ротные минометы по-прежнему бьют вперед, что ряды наших воинов почти не редеют.

Каждая рота непрестанно информировала Арсеньева о положении дел на своем участке. Было ясно: противник бросил в бой силы, значительно превосходящие наши. Но волны немецких атак разбивались о наш передний край одна за другой. Разбивались — и не откатывались: живых немцев не оставалось. Через полчаса Арсеньев с адъютантом Картом перешел на свой передовой наблюдательный пункт, откуда лучше были видны боевые порядки и наступающая пехота противника. Управление артиллерийским огнем Арсеньев взял в свои руки.

На сороковой минуте боя немцы перенесли артогонь в глубину нашей обороны, стараясь отсечь наши резервы.

На правом фланге, где оборонялась 5-я рота, взвилась красная ракета. Арсеньев, внимательно наблюдая, увидел: на выдающемся вперед клином участке немцы ворвались в дзот и в землянку наших автоматчиков. Он сразу понял, что положение здесь, на стыке с 1078-м полком, создалось угрожающее. Позже выяснилось, что обстановка была такова: прямым попаданием снаряда шестеро из двенадцати автоматчиков были убиты. С двух сторон клина на рубеж, который автоматчики охраняли, сразу ворвались по старым ходам сообщения немцы. Оставшиеся в живых автоматчики во главе с лейтенантом Романовым оказались под перекрестным огнем, расстреляли диски, израсходовали гранаты и погибли все, кроме случайно уцелевшего Романова. После боя было насчитано более пятидесяти трупов перебитых ими немцев. Но в тот критический момент немцам удалось затащить в дзот и в землянку свои минометы и пулеметы. Немецкое командование, стремясь развить успех, бросило сюда свежий батальон пехоты.

Точная своевременная информация с низов, в частности командира 5-й роты Николая Тимофеева, дала возможность Арсеньеву немедленно принять правильное решение. На немецкий бросившийся в атаку батальон Арсеньев вызвал огонь РС, и «катюши» через одну минуту с предельной точностью накрыли весь этот батальон. Одновременно левее на передний край немцев спикировали четыре наших самолета, присланных соседней армией Мерецкова, которому просьба о них была передана за двадцать минут до этого. Самолеты сбросили бомбы на другой батальон немцев, поднявшийся было в атаку.

Когда пламя и дым после налета «катюш» рассеялись, оказалось, что справа немецкого батальона нет — он исчез с лица земли. А слева, где сбросили свой груз наши самолеты, немногие уцелевшие гитлеровцы со стонами переползали через трупы своих соратников.

Однако на клинообразном участке 5-й роты, куда ворвались немцы, все еще продолжался гранатный бой. Командир роты Тимофеев, в этот трудный момент потеряв двух минометчиков, сумел заменить их — сам выпустил из ротного миномета сорок мин. Слева на помощь к сражающимся гранатами бойцам 5-й роты устремились бойцы 1-й роты, возглавленные заместителем командира по политчасти Беловым. Командир 1-й роты Яковлев с другой группой бойцов подобрался к захваченной противником землянке и разбил гранатами минометы и пулеметы, которые немцы успели установить там. А справа бойцы и командиры соседнего 1078-го полка выбили немцев из занятого ими дзота.

Успеху 1-й роты и левофланговой группы бойцов 1078-го полка способствовали батареи 76-миллиметровых пушек капитана Медынина, пулеметчики командира 4-й роты Скрипко и минометчини Лозбина. Открыв огонь но немецким передовым позициям, они воспрепятствовали противнику подбросить новые подкрепления. Когда дзот и землянка были отбиты и весь клин снова оказался в наших руках, Арсеньев со своего ЦНП видел, как последние десятков шесть немцев, хромающих и окровавленных, бежали по лощине.

Критический момент миновал.

Бой длился десять часов. После седьмой отраженной нами атаки немцы уже не показывались ни на одном участке поля боя. Огонь вражеской артиллерии затих совсем. Нашей артиллерией за время боя было выпущено 18 500 снарядов. В воронках, рытвинах, лощинах, на искрошенных пнях, вдоль всего переднего края лежало больше семисот вражеских трупов. Сколько их утонуло в болоте и сколько было в глубине вражеской обороны, мы не знаем. Выползая за бруствер, наши бойцы стаскивали в свои траншеи трофейное оружие, боеприпасы и документы.

Когда у нас в подразделениях была произведена перекличка, оказалось, что потери за десять часов жестокого боя составили двадцать семь убитых и тридцать пять раненых — всего шестьдесят два человека, из которых двадцать восемь человек были застигнуты огнем артподготовки при дополнительном укреплении блиндажей.

Это значило, что спокойствие и уверенность в своих силах не покидали воинов в бою, что, действуя самоотверженно и храбро, они вместе с тем понапрасну не подставляли себя под удар, умело пользовались укрытиями. Никто не дрогнул, никто не побежал. Характерно, что вторая и третья линии окопов полка были изрядно разрушены артподготовкой, а первая линия траншей оказалась почти неповрежденной: снаряды перелетали через нее. То ли немцы стреляли неточно, то ли старались отсечь возможные наши подкрепления, рассчитывая, что с малочисленными защитниками первой линии траншей справится их атакующая пехота. Большую роль сыграла и дружная взаимопомощь стрелковых подразделений, и отличное взаимодействие артиллерии и пехоты.

Но самое главное — внезапность удара немцам не удалась, а наш мгновенный и решительный контрудар оказался действительно внезапным и неожиданным для немцев.

Результаты, боя были оценены командованием как отличные. Николай Георгиевич Арсеньев награжден орденом Отечественной войны I степени. Пятьдесят шесть бойцов и офицеров — орденами и медалями.

В ночь после боя весь полк под защитой сильного артиллерийского и минометного огня восстанавливал линии обороны. В последующие десять дней полк не только восстановил всю свою оборону, но и значительно ее улучшил.