При ураганном ветре неожиданно потеплело — снег стал липкий и хлестал по лицу, как мокрая простыня.

Первым ввалился в класс запорошенный снегом Унненер. За ним явился Тэгрын, а там потянулись и остальные ученики: никто не остался дома, даже маленькие девочки.

— Сегодня, — сказал Сорокин, вглядываясь в лица учеников, — я расскажу вам о русской земле, о большой нашей стране. Сейчас вот у нас пурга, а где-нибудь на Черном море — тепло и люди ходят без кухлянок…

Тэгрын добросовестно перевел.

— На больших ровных пространствах убрали хлеб…

— Куда убрали? — переспросил Тэгрын.

— Собрали, — уточнил Сорокин.

— На больших ровных пространствах, — перевел Тэгрын, — русские люди собрали в кучу хлеб точно так же, как мы вчера собирали рыбку-вэкын на берегу моря.

— Только у них, у русских, море черное, а наше — белое ото льда и снега, — вставил Унненер.

— В лесах, — продолжал рассказывать Сорокин, — деревья пожелтели: листья пожухли и упали на землю.

— И у нас такое бывает! — обрадовался Тэгрын. — Только наши листочки по земле стелются…

— Природа ждет наступления холодов. Может быть, кое-где по утрам уже появляется свежий ледок. Такая осень на Дальнем Востоке, в Сибири, вокруг Москвы, Ленинграда… А вот на юге до зимы еще далеко. И есть такие места, где всю зиму люди не увидят снега…

— Так это в жарких капиталистических странах, — заметил Тэгрын, демонстрируя свою осведомленность.

— Наша страна так велика, что и у нас есть такие районы, где круглый год не бывает снега, — повторил Сорокин. — На юге нашей страны живут другие народы…

— А разве не везде живут русские люди? — искренне удивился Тэгрын. — Я думал, что повсюду, кроме пашей чукотской земли — русские…

— Нет, — улыбнулся Сорокин. — В нашей стране живет очень много разных народов.

— Какомэй! — воскликнул Тэгрын, забыв о том, что он должен переводить ученикам. — Какие же это народы?

— Украинцы и белорусы, — начал перечислять Сорокин, — туркмены, грузины, узбеки, казахи и еще много-много разных национальностей — все их трудно перечесть…

— Чукчи, эскимосы, коряки и ламуты еще, — добавил Тэгрын.

— Правильно! — обрадовался Сорокин. — Молодец!

— Вы слышали, что сказал учитель? — взволнованно обратился к ученикам Тэгрын. — Оказывается, кроме нас и эскимосов, коряков и ламутов, в России живет множество других народов. И это потому, что наша страна — очень большая земля. Такая большая, что есть даже жаркие страны, где люди не видят снега и ходят голые…

Сказав это, Тэгрын остановился и взглянул на Сорокина.

— Я сказал, — обратился к нему Тэгрын, — что в нашей стране есть голые люди.

— Какие голые люди? — опешил учитель.

— Раз есть жаркие земли, значит, есть и голые люди, — убежденно произнес Тэгрын. — Я в Петропавловске видел большую книгу о всей земле, о разных народах. Там есть такая картинка — жаркая страна и голые люди под деревьями.

— Я полагаю, в нашей стране голых людей нет, — возразил Сорокин, с тревогой подумав о том, что переводчик может наговорить ученикам все что угодно.

— Почему нет? — не мог успокоиться Тэгрын.

— Ты переводи то, что я говорю, — мягко попросил Сорокин.

Тэгрын молча кивнул.

— Разные народы, которые живут в нашей большой стране, раньше любили драться между собой. Но Советская власть сказала — хватит, надо жить в дружбе, как живут на Чукотке чукчи и эскимосы. Пусть лучше добром берут жен друг у друга, а не уводят силком. И пусть помогают друг другу, особенно на китовой охоте, где одному вельботу или одной байдаре не под силу одолеть морского великана. Так сказали лучшие русские люди, которых называют большевиками…

— Что ты там говоришь о большевиках? — встревожился учитель.

— Я перевожу то, что ты говорил, — ответил Тэгрын. — Я сказал, что лучшие русские люди, которых еще называют большевиками, против вражды между народами.

— Большевики есть не только среди русских, — заметил Сорокин.

— Это правда? Большевиком может стать и эскимос, и коряк? Вы слышали? — Тэгрын обратился к ученикам. — Я тоже могу стать большевиком!

Дальше урок пошел ровнее. Несколько раз Тэгрын прерывал перевод и уточнял, что такое солома и отчего коровы такие нежные, что им надо подстилать еще и сухую траву. Сорокин рассказывал об осеннем поле, о желтых лесах… А за окном бесновался ветер, наметая сугробы, полируя торосы, подступавшие к берегу.

Сорокин видел, как трудно представить ребятам всю широту пашей страны, охватить мысленным взором огромные расстояния от Чукотки до Москвы и Ленинграда. Он понимал, что от него, от Тэгрына, зависит теперь будущее этих ребят.

Сорокин завидовал Тэгрыну — ведь он говорит с ребятами напрямую, его слова доходят до их сердец, его слушают, затаив дыхание. Вон как блестели у них глазенки, когда Тэгрын рассказывал им о России! Да, надо браться за язык, без этого ничего не выйдет. С сегодняшнего дня Сорокин и сам станет учеником. Тэгрын и Пэнкок вызвались помочь ему.

И вот, отпустив ребят, Сорокин и Драбкин уселись за парты.

— С чего начнем? — робко спросил Тэгрын. — Я знаю, как вас зовут, и вы знаете, как нас зовут.

— Давайте начнем с самого простого — как люди знакомятся друг с другом, — предложил Сорокин. — Как будет по-чукотски «здравствуй»?

— Етти.

— Вот представь, что я только что вошел сюда и говорю: етти.

— Нет, нельзя вам говорить «етти», если вы пришли.

— Почему? Ведь «здравствуй» — это «етти»?

— Не совсем.

— Что же тут неправильного?

— Не тот говорит «етти», кто пришел, а тот, кто здесь, — пояснил Тэгрын.

— Ну хорошо, я пришел, а тот, кто здесь, то есть ты, говоришь мне «етти»! Я отвечаю — «етти»!

— Нет, ты отвечаешь «ии», — поправил Тэгрын.

— Почему?

— Тебя спросили «етти»? Ты говоришь — «ии».

— Не понимаю, — мотнул головой Сорокин.

— «Етти» — это спрашивают того, кто пришел: «Ты пришел?» А тот отвечает: «Ии» — «да».

Драбкин поднял руку и предположил:

— Очевидно, тут такое дело. Первым открывает рот тот, кто в комнате, и как бы выражается так: «Ага, ты пришел?» Ну, а ты ему в ответ: «Ага, пришел».

— Верно! — обрадовался Тэгрын. — Ты правильно угадал!

Он что-то сказал по-чукотски, и Пэнкок скрылся в тамбуре. Через минуту он появился. Первым догадался Драбкин и громко воскликнул:

— Етти!

— Етти! — подхватил Сорокин. Улыбаясь, Пэнкок протяжно ответил:

— Ии, тыетык.

Сорокин подробно записал приветственный ритуал. Тэгрын ждал. Драбкину не терпелось:

— А дальше?

— Дальше надо дать гостю чай, накормить его, если он поздно приехал, и уложить спать. Одежду повесить сушить, а что порвалось — починить. Накормить собак, нарту убрать повыше, чтобы собаки не погрызли ремни…

— Так, — сказал Сорокин, — допустим, мы все это сделали.

— Потом я спрашиваю тебя: «Ръапыныл?» — продолжал Тэгрын.

— А это что?

— Какие новости?

— Ръапыныл? — повторил Сорокин и записал.

— Ръапыныл? — сказал Драбкин, обращаясь уже к Пэнкоку.

— Пыныл варкын, — ответил парень и заговорил. Тэгрын только успевал переводить.

— Главная новость в Улаке — это круглый деревянный домик, который построили на зеленом бугре. Приехали два тангитана. Один из них рыжий, веселый и толстый, он делает музыку из ящика. И хорошо поет, а другой — тощий и молчаливый. Начали учить детей грамоте. Но тангитаны не знают, что и многие взрослые с охотой пришли бы в круглый домик… Вот какие новости в нашем селении.

Тэгрын закончил перевод. Сорокин выслушал и обратился к Пэнкоку:

— А ты действительно хочешь учиться?

— Очень! Только это, наверное, трудно…

— Все настоящее в жизни — трудно, — проговорил Сорокин. — Но если человек захочет, он все сможет, все преодолеет.

— Это я понимаю… — протянул Пэнкок.

Тэгрын молчал, хотя по всему было видно, что разговор задел его за живое.

— А тебе не хотелось бы учиться? — обратился к нему Сорокин.