В результате нескольких бессонных ночей схема операции была готова. Юношеский запал его авторов не оставлял в ней места для возможных опасностей, смерти пли провала группы. Дело выглядело простым и обычным.

Вечером, когда Максим, Ян и Пётр вернулись с пункта наблюдения за шоссе, а Тамара и Наташа накормили всех, собрался экстренный совет. Генрик ещё раз доложил группе составленный план.

Сон был забыт. От этой операции ждали многого. Только бы машина показалась на дороге в назначенный день, только бы в ней были действительно ценные документы! Операция должна была состояться через два дня, то есть в субботу. Предварительные наблюдения подсказывали, что всегда в этот день штабной «мерседес» мчался в сторону Гижицко. Теперь оставалось только тщательно проверить оружие.

17

Наступила суббота. Хмурый декабрьский рассвет долго не мог рассеять лесную тьму. Моросил мелкий дождь со снегом, наполнявшим воздух пронизывающей стужей, а лес — серой мглой. Разведчики спешно скатывали палатки, запаковывали их в мешки, которые складывали под деревьями.

Генрик в мундире взятого в плен майора выглядел настоящим немцем. Остальные семь разведчиков тоже ничем с виду не отличались от солдат вермахта.

На назначенные места выходили небольшими группами. Те, кто шёл с Генриком, несли с собой кроме рации три брезентовых мешка, кляпы, верёвки. Выражение лиц у всех было серьёзное, почти торжественное. И лишь весёлый, как обычно, Тони, помогавший Тамаре тащить рацию, говорил ей, что, как только они высадят фрицев из машины, нужно будет обязательно поехать в Гижицко за водкой, так как запас спирта во флягах кончился. Тамара отвечала на болтовню Тони весёлым смехом.

Всю прошедшую неделю группа не предпринимала никаких действий. В лесу также было спокойно. Подошли к шоссе. Генрик с Андреем подползли к его обочине, чтобы ещё раз убедиться в том, что место выбрано правильно. Да, всё верно. Перед ними в утреннем сумраке, окутанное туманом измороси, лежало ровное полотно шоссе. Здесь пару часов спустя должна была разыграться схватка — одна из многих, которые ежедневно происходили в тени бурных военных событий. Примерно в трёх километрах к востоку отсюда разместился наблюдательный пункт Павла и Наташи, снабжённый радиостанцией. Они отправились туда из лагеря ещё раньше.

Осмотрев место будущей операции, Генрик и Андрей присоединились к остальной группе. Пётр, получив последние инструкции, исчез в зарослях, отправившись на точку, где ему полагалось быть по плану. По условному сигналу он должен был выбросить на шоссе горсть шипов для прокола шин. Коля с таким же поручением двинулся в противоположном направлении.

Время приближалось к семи утра. Тамара подсоединила питание к рации, надела наушники, отрегулировала аппаратуру и, настроившись на нужную волну, перешла на приём.

Ровно в семь в наушниках послышалось несколько равномерных радиосигналов. Это был условный знак от Наташи. Тамара подтвердила приём. Связь действовала.

Время тянулось всё медленнее. Движение на шоссе становилось оживлённым. Со стороны линии фронта прошло пять грузовиков, несколько мотоциклов, потом в обратном направлении проследовала небольшая автоколонна, а за ней — более десятка тягачей с орудиями. Через некоторое время на восток потянулся длинный хвост хозяйственных машин и полевых кухонь. До притаившихся в кустах разведчиков долетали обрывки немецкой речи. Вдруг в каких-нибудь ста метрах от них остановилось две машины. Из покрытого брезентом кузова спрыгнули несколько пожилых солдат и зашагали в кусты. Разведчики замерли в ожидании. Из-за этих несчастных интендантских крыс вся операция могла пойти прахом. Однако опасность миновала. Вернувшись на дорогу и попрыгав, чтобы разогреть озябшие ноги, фрицы отправились дальше.

Напряжение ожидавших возрастало с каждой минутой. Сейчас внимание всех было направлено на стрелки часов и полотно шоссе. Генрик то и дело спрашивал себя: удастся или нет?… Ведь этот день мог оказаться их последним днём в Борецкой пуще. Риск операции был слишком велик, однако он возвращался мыслями ко многим другим, не менее рискованным делам и утешал себя надеждой, что и это будет, непременно должно быть удачным. Но лучше всего, говорил он себе, не думать об этом, переключиться на что-нибудь другое. Вот хоть о том, что сейчас декабрь, через несколько дней Новый год. Он старался представить себе родной дом, ёлку, новогодний вечер, отца, братьев, подарки, песни в кругу семьи… А, чёрт! Это тоже нехорошо: такие воспоминания здесь, в зарослях борецких лесов. И вообще глупо заставлять себя думать о чём-то другом, кроме ответственности, которая легла на сердце тяжёлым камнем. Чтобы прервать эти размышления, он тронул Сергея за плечо, приказав записывать проезжавшие машины.

Тамара, ежеминутно встречаясь глазами с Генриком, потирала покрасневший на ветру кончик носа и, плотнее прижимая наушники, напряжённо всматривалась в рацию, стоящую перед ней. В наушниках, однако, по-прежнему было тихо.

— Слушай, Генрик, — шёпотом произнёс Юрий, — у меня предчувствие, что всё пройдет отлично.

— Откуда такая уверенность? — спросил тот, убеждаясь, что все они думают в эти минуты об одном и том же.

— А я сон видел. Интересный.

— Э, тоже мне, сон, — бросил кто-то из разведчиков. — Комсомолец, а в сны верит…

— Одно другому не мешает, — сказал Андрей. — Временами бывает, что приснится, то и исполнится. Давай, Юра, расскажи, что за сон.

— Мне приснился сад, точь-в-точь как у нас дома.

Тони расхохотался:

— И под яблонькой Маруся. Передаю по буквам: М — «мерседес»…

— Не перебивай, — сказал Юрий. — В том саду было полно яблок, таких спелых и красных, что я их столько нарвал, что унести не

Мог. А это хорошая примета. Бывало, дома как приснятся яблоки, так обязательно в школе четвёрка или пятёрка. Потом тоже: после яблок всегда с Настей встреча.

— То есть как: после яблок или после сна? — с серьёзным видом уточнил Тони.

— Конечно, после такого сна. Да и на фронте всегда, как только во сне яблоки, значит, всё в порядке. Сами увидите.

— А мне снилось, — сказал Тони, — что я ел ватрушки с творогом. А я уж подметил, что после ватрушек обязательно с каким-нибудь дуралеем повстречаюсь. И правда!

Все рассмеялись. Лес шумел угрюмо. Мокрый снег так усилился, что временами шоссе тонуло в его белёсой пелене.

В томительном ожидании прошло полдня. Они сидели в своих укрытиях молча, желая только одного: скорее бы началось, скорее бы бой, а не это проклятое бездеятельное нервное напряжение! Сразу после обеда на лес стали медленно наплывать ранние декабрьские сумерки. На операцию по захвату машины оставался час, от силы два. Потом в лесу окончательно стемнеет, и тут уж недалеко до оплошности. Правда, по предыдущим наблюдениям, «мерседес» мог проехать в сторону Гижицко и совсем под вечер.

— Помнится, — напряжённую тишину прервал шёпот Тони, — сбросили меня с одним десантом в Литве, так мы там целый штаб дивизии немецкой в плен взяли.

Все повернулись в его сторону.

— Сбросили нас, пятнадцать человек, вот в такие же леса, — продолжал он. — Дали задание: выяснить местонахождение штаба, не помню уж, дивизии или корпуса. Мы должны были либо захватить их всех в плен, либо уничтожить.

Командиром нашей группы был капитан. Боевой парень, не раз участвовавший в такой работе. Мы быстро установили связь с местными партизанами, захватили пару попавшихся фрицев и довольно быстро выяснили, где следует искать штаб.

Штаб этот, — продолжал Топи, — размещался в одном поместье, вернее, в его старых просторных винных погребах, настоящих пещерах, пролегавших на разных уровнях под домом.

В усадьбе проживал садовник, который ещё при владельцах хозяйничал в этих подземельях. Там хранилось вино, продукты и многое другое. Наш капитан познакомился с тем садовником. Старик, ненавидя фашистов, согласился помочь нам, и то, что он рассказал, было для нас дороже золота.