— Не сомневаюсь, — продолжил мистер Уоррена демонстрируя несколько пошатнувшееся достоинство. — Знаете, мистер Амери, что не так давно я был, скажем, гостем правительства Его Величества при несколько грустных обстоятельствах. Я совершил фатальную ошибку, доверившись своим ближним. Я заплатил за эту ошибку, мистер Амери, и, хотя больше не вращаюсь в привычных кругах, друзья оказались очень добры ко мне. Моя дочь и мой щедрый зять всегда рады видеть, скажем, расточительного отца, а теперь, когда великая тяжёлая утрата обрушилась на всех нас…

— Я не знаю, когда появится Лоуренс, отец. Он очень занят в театре. Пожалуйста, позвони и попроси, чтобы накрыли чай на троих. Нет, Клод, что за глупости! Конечно, вы не уйдёте.

Питер Уимзи обнаружил жену, пьющую чай в компании с книгой и большим полосатым котом. Быстро извинившись, он уселся и сам замурлыкал от удовольствия.

— Устал?

— Удручён. Почему это превосходное слово вышло из моды? Думаю о прошлом. Не так уж я и заработался. Был на ланче с Джеральдом, который пребывает в чрезвычайно подавленном настроении. Отправился на север и почти час бился с местными властями относительно партии контейнеров для мусора.

— Разве арендаторы не могли разобраться с этим сами?

— Они, кажется, считают, что моя личность имеет некоторый вес в городском совете. Так или иначе, мне пришлось пойти, чтобы заняться сносом ряда ужасных спекулятивных вилл в Сиреневых садах, ужасном пережитке послевоенного периода, когда я ещё пренебрегал своими обязанностями владельца. И испытаете наказание за грех ваш. [73] А некоторые люди желают построить уродливую, просто унижающую Господа часовню прямо напротив моего красивого нового паба на Биллингтон-роуд. То одно, то другое. Одна компания арендаторов делает трагедию из-за шумных соседей, а другая пара желает переехать, потому что в их блоке устрашающе тихо.

— Разве ты не мог просто поменять их местами?

— Между прочим, в этот раз так и сделал. Если бы только они всегда представляли собой противоположные пары! Ты удивишься, насколько люди помешаны на шуме. К четырём часам чувствовал себя, как потерявшаяся собака. Я уже готов был подбежать к ближайшему полицейскому, чтобы поплакаться ему а жилетку и попросить отвести меня в Баттерси, [74] когда внезапно вспомнил, что у меня есть дом, куда можно пойти.

Он позволил взгляду мгновение поблуждать по безмятежным георгианским пропорциям комнаты прежде, чем перенести его на жену.

— Всё это кажется очень мучительным.

— Да, Domina, [75] так и есть. Локальный кризис низкого уровня, не достаточно важный, чтоб натянуть решимость, как струну, [76] но сила духа всё же нужна.

— Разве нельзя их как-то отделить? Я имею в виду, ненавидящих шум.

— Построить для них специальный блок? Со звуконепроницаемыми стенами и полами и расположенный между женским монастырём и резиденцией отставного поверенного?

— И ввести специальные правила, чтобы вели себя тихо.

— Держать детей, собак и кошек строго запрещается, время звучания музыки и развлечений чётко регламентировано, и любая жалоба на шум, если она подана тремя арендаторами в письменном виде, позволяет немедленно изгнать нарушителя, — произнёс нараспев Питер. — Можно попытаться. С другой стороны, люди, которым нравится шум, страдают без него так же, как нервные страдают от шума.

— Тебе потребуется другой блок с дополнительными квартирами для них, — предложила Харриет. — Что-то прочное с умеренное арендной платой…

— Где наличие детей, животных и музыкальных инструментов всемерно поощряется, внутренний двор представляет собой детскую площадку, а на жалобы на шум имеется лишь один строгий ответ: «Договоритесь с соседями или уходите». Харриет, я действительно думаю, что мы к чему-то подходим.

— Конечно, могут иметься соседи через дорогу от блока с твоими любителями шума или по обе стороны от него.

— Я построю его там, где с одной стороны школа, а с другой — кирпичный завод, чтобы обеспечить надлежащее расстояние от нервных жителей. А я-то ещё недоумевал, чем мне занять это место!

— Мы ведь шутим, Питер?

— Конечно нет. Я складываю свои проблемы у твоих ног, а ты предлагаешь решения. Бальзам на моё утомлённое сердце. Сделаю эксперимент. Как мы назовём эти особняки с различным темпераментом? «Сцилла-и-Харибда-корт»?

— Мне действительно интересно, на что это похоже — заболеть в блоке любителей шума. Если, например, раскалывается голова.

— Доброжелательный владелец добавит небольшой звуконепроницаемый санаторий для изоляции больных, — сказал Питер. — Всё будет предусмотрено, и люди будут биться, чтобы попасть в списки очередников.

— Ты можешь шутить или не шутить, Питер, но ты действительно выглядишь измотанным. Немного чая поможет? Или это действительно лихорадка духа, которая требует гомеопатического лечения?

— Чай и сочувствие должны помочь. — Он подошёл, чтобы взять чашку с подноса, и остановился около стула Харриет для разговора и некоторых действий.

— Очень миленький воротничок. Возможно, препятствует выражению лучших побуждений мужа, но очень к лицу. Между прочим, глава семьи посылает тебе своё благословение. Полагаю, Джеральд почти уверен, что ты способна прибрать к рукам семейного безумца… Эй! Это мой стул, ты, несчастный полосатый бандит. Ничего себе! Неужели мужчина никогда не может чувствовать себя хозяином в собственном доме?

5

Когда небольшая процессия приближалась к Уайт-холлу, её сопровождало любопытное явление. При прохождении процессии шляпы слетали с лысых голов, лица поднимались, чтобы смотреть поверх мешающих плеч. Задолго до того, как можно было различить очертания лафета, вы точно знали, где он проезжает, видя, как тёмная толпа становится розовой, как если бы бледное солнце следовало за ним на запад. Это была малочисленная процессия — не более пятидесяти человек, — некоторые верхом, некоторые пешком. Новый король шёл позади гроба, смертельно бледный и, казалось, согнувшийся под весом своего длинного тёмного пальто. Не было никаких солдат сопровождения и никакой музыки. Глубокая тишина переполненных улиц позволяла чётко слышать шаги идущих мужчин и цокот копыт. И во всей этой сцене, приглушённой в туманном свете январского дня, единственным цветным всплеском был королевский штандарт, покрывающий гроб, и корона сверху, очень похожая на театральный реквизит.

У Харриет перехватило дыхание. Женщина слева достала носовой платок. Справа Харриет ощущала напряжённо застывшую фигуру, которая была Питером. Она опустила глаза на парапет: его рука лежала спокойно, но были видны белые полукруги вокруг кончиков вцепившихся в камень пальцев. Осторожно, как если бы даже малейшее движение могло нарушить напряжённую атмосферу, она подвинула свою руку вперёд, пока их мизинцы не соприкоснулись.

Процессия прошла, и толпа, сомкнувшаяся за ней, как осыпавшаяся листва, начала медленно расходиться. Она не была похожа на все другие толпы, потому что была безмолвной. Её движение сопровождалось лишь звуками, напоминающими волны, которые разбиваются о гальку на пляже.

— Вы в высшей степени необычная нация, — сказал низкий голос позади них. — Вы позволяете случайной толпе собираться под наблюдением лишь нескольких безоружных полицейских. Затем вы берёте своего нового короля и всех наследников престола, добавляете для ровного счёта корону Англии, собираете их на пятачке, который можно накрыть носовым платком, и заставляете медленно идти две мили открыто по улицам столицы. Кто может быть уверен, что у меня нет большевистской ярости в сердце и бомбы в кармане?