— Здравия желаю, господин младший лейтенант… Вот и я явился. — И улыбнулся, смущенный тем, что забыл полную форму представления.
— Ну, говори дальше, Сэсэран! — ободрил я его.
— Господин младший лейтенант, все в порядке!.. Выяснили со мной все и прислали к вам во взвод. Мне вот и этих дали, чтобы я привел их как пополнение…
Я достал список взвода, чтобы вписать имена всех шестерых, и начал со списка первого отделения. Остановился на первом вычеркнутом двумя линиями имени: Мездря Карп. Я спросил самого себя: кто был Мездря Карп и где он теперь?.. Я посмотрел на первого из прибывших вместе с Сэсэраном.
— Тебя как зовут?
— Солдат Мындруц Константин, господин младший лейтенант!
Значит, вместо Мездри Карпа я впишу имя Мындруца Константина. Мындруц Константин, отныне ты будешь вместо Мездри Карпа, потому что Мездря Карп погиб. Ты не слышал о Мездре Карпе и не знал его. Я же знал его и чувствовал его рядом с собой. То был парень низкого роста, крепкий, у него были маленькие и всегда будто влажные глаза. Он держался поближе ко мне, особенно во время ночных маршей. Говорил, что боится отстать. Но это была неправда. Мездря Карп не боялся, он беспокоился обо мне. В то время, когда он был жив, мы совершали много быстрых маршей. Ели на ходу, спали на ходу. Нельзя было позволить противнику закрепиться на местности. Иногда полевые кухни не могли нас нагнать, и тогда Мездря Карп занимал место повара. На привалах он готовил нам еду. Для этого он раздобыл ведро и продырявил штыком дно. В ведро насыпал горячих углей, на угли ставил котелок с мясом. Уж не знаю, как и где, но он доставал и мясо. Он накрывал ведро плащ-палаткой и приносил нам.
— Господин младший лейтенант, не хотите ли перекусить?
— Я ведь не один, Мездря.
— У меня на всех хватит.
— Тогда, понятно, хочу…
— Приятного аппетита, господин младший лейтенант! Очень вкусным было жаркое, которое готовил Мездря Карп. Оно просто таяло во рту.
— Откуда ты достаешь все это, Мездря?
— Получаю в подарок, господин младший лейтенант…
— Мездря, ты, случайно, не…
— Чтоб меня на этом месте громом поразило, господин младший лейтенант! Только с доброго согласия!
— И что ты даешь взамен?
— Добрую душу, господин младший лейтенант…
— И им довольно этого?
— Они наши братья, господин младший лейтенант…
Когда же я исключил из списков взвода имя Мездри Карпа? В то сумрачное утро, когда на марше два немецких самолета напали на нас.
Мездря Карп был тогда необычайно весел. Нас нагнала полевая кухня, но солдаты не спешили к ней.
— Эй, что это с вами? Или на пиру побывали? — удивился повар.
— Хм, мы деликатесов наелись, жаркое по особому заказу, — со смехом ответил ему Мездря Карп.
Повар тоже рассмеялся.
— Не хочешь отведать гусиной ножки? — спросил его Мездря.
— Издеваешься надо мной?
— Почему это? Угощайся!
С этими словами Мездря извлек из своего котелка гусиную ножку и угостил повара. Повар поел с аппетитом, потом посмотрел на котел.
— А с этим мне что делать?
— Держи про запас и… следуй за нами!
— А ведь у меня там фасоль со свининой!
— Но ведь это не гусятина! Сам рассуди…
Это было около полуночи. Повар закрыл крышку котла и сказал:
— Хорошо, мы едем вслед за вами. Но прежде надо поспать пару часиков и дать отдохнуть лошадям.
Мы тронулись дальше. Мездря Карп шел где-то позади меня. Через час марша я услышал его голос:
— Господин младший лейтенант, далеко еще?
— До чего, Мездря?
— До конца, господин младший лейтенант…
— Ты сам как думаешь?
— Я? Откуда мне знать?
— Устал?
— Нет, я думаю, сколько мне придется идти, когда мы будем возвращаться. В какой стороне Олтения, господин младший лейтенант?
— Где-то там, сзади и левее.
— Точно левее, господин младший лейтенант?
— Абсолютно точно!
Мездря Карп остановился, посмотрел назад и влево. Было темно, но вполне возможно, что он и в темноте увидел свою родную Олтению.
Рассвело. Где-то далеко справа раздалось несколько взрывов, от которых задрожал воздух.
— Там русские, господин младший лейтенант, верно?
— Да, русские.
— Ну и перемалывают они косточки немцам!.. Хорошо колошматят… Господин младший лейтенант, где-нибудь в другом месте доставалось так немцам?
— Думаю, что не доставалось…
— То-то и оно!.. И кто это тебя, Гитлер, надоумил? Кто только тебя надоумил, потому что, если бы ты спросил меня… А теперь вот получай…
Самолеты появились неожиданно. Мы быстро укрылись, но впереди выпустили белую ракету для опознавания. С самолетов ответили тоже ракетой. Сзади крикнули:
— Это наши!
— Конечно, наши!
И мы продолжали марш. Самолеты стали приближаться к нам.
— Снеслись на головы немцев и теперь возвращаются в свое гнездо, — сказал Мездря Карп.
Но самолеты с ревом начали пикировать… И я увидел, как у них из-под брюха отваливаются бомбы.
— Разбойники!
Я закрыл глаза и бросился на землю. Взрывы следовали один за другим, земля дрожала. Надо мной пронесся горячий, обжигающий ветер. Потом что-то ударило меня по спине и по правой ноге. Рот забило землей. Глаза жгло. Потом наступила тишина, обманчивая короткая тишина. Я открыл глаза. Вокруг меня остался беловатый удушливый дым. Я хотел пошевелиться, но было страшно. Страшно увидеть, что у меня не хватает правой, ноги. Зачем шевелиться? Чтобы наткнуться на кровь, свою собственную дымящуюся кровь? Лучше ничего не видеть. Сколько это может длиться? Десять минут, полчаса? Скорее бы все кончилось!..
Я оглушен. Я отдаю себе в этом отчет, раз не слышу ни одного голоса. А вдруг они погибли? Погибли все? Все? Может, только я и остался в живых, и то ранен? И если я не умру через десять минут, через полчаса, мне придется мучиться, бороться со смертью здесь, среди стольких мертвых? Я делаю усилие и с трудом переворачиваюсь на спину. Остаюсь лежать так, удивляясь, что у меня ничего не болит. Я только чувствую словно два ожога: на спине и на правой ноге. Значит, наверное, не прошло и минуты, как меня ранило. Раны начнут болеть много позже…
Смотрю в небо надо мной. Светает. Но рев самолетов усиливается. И только тут я осознал, что я не один живой на этом поле, и радуюсь, что не умер. Самолеты обстреливают нас из пулеметов. Я поднимаю руки и закрываю ими лицо. И снова становится тихо.
Я решаюсь протянуть руку к правой ноге и натыкаюсь на еще горячую кровь.
Значит, все именно так, как я и предполагал.
— Младший лейтенант Врынчану! Младший лейтенант Врынчану!
Я узнаю голос капитана Комэницы и отвечаю:
— Я здесь! Я здесь, господин капитан…
Слышу поспешные шаги капитана и вижу, как он наклоняется надо мной:
— Что с тобой?
— Не знаю! Ранило…
— Поднимись!
— К чему, господин капитан?
— Все же попробуй…
Я пробую. И странное дело: могу приподняться на локтях. Гляжу на свою правую ногу. Она на месте. Отбрасываю полу шинели, пропитанную кровью. Под ней, однако, нет никакой раны. Поднимаюсь на ноги, и тут падает мой автомат, разломанный надвое. Приклад — на одну сторону, ствол — на другую. Следовательно, если бы автомат не спас меня, осколок вошел бы в мое тело. Я готов кричать от радости, но не делаю этого: еще нужно выяснить, что за удар был в правую ногу.
В нескольких метрах от меня лежит Мездря Карп. Он лежит без движения. У него не хватает половины черепа. Именно эта половина и ударила в мою ногу и испачкала меня кровью.
Капитан Комэница протягивает мне сигарету. Я зажигаю ее дрожащими руками, а в голове у меня все вертится вопрос: «Далеко ли нам еще, господин младший лейтенант?..»
Я перевернул лист, на котором вместо имени Мездри Карпа написал имя Мындруца Константина, и спросил следующего:
— Тебя как зовут?
— Солдат Няшку Владимир.
Я хотел сказать ему, что вношу его в список вместо ефрейтора Т. Р. Никулеску Виорела, который… Но к чему ему говорить об этом? Да я и не успел бы, потому что линии, которыми было перечеркнуто имя Никулеску, моментально растворились и ефрейтор Т. Р. Никулеску, до крайней степени удивленный, глянул на меня с листа бумаги: