А где ж я сам?
Однажды я, прислушавшись к себе,
Средь тишины заслышал сердца стук.
Всю жизнь моторчик трудится в груди:
Тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук…
Вдыхают воздух мои легкие легко.
Я задержать процесс могу на некий миг
Или вздохнуть, напротив, глубоко,
Но не могу совсем остановить.
Желудок, позаполненный едой,
Урчит довольно, словно сытый кот.
Кишечник, позабыв про выходной,
Как будто песенку веселую поёт.
А печень кровь фильтрует чрез себя.
У селезенки – сотня важных дел.
И свой же мозг не слушает меня:
Кидает мысли сам. Во беспредел!
И даже член, не занятый ничем,
Укромно примостившийся меж ног,
И тот, завидев прелесть женских тел,
Встаёт без разрешенья, идиот.
А где ж я сам?! О, как бы мне сбежать
От этих органов, живущих как хотят…
Ужель средь них болит моя душа?
Зачем я раб телесных поросят?!
Ганнибал
Говорят, что Ганнибал
Многих баб пере…любил.
Да, он малость подустал,
Но не выбился из сил.
Нет, не зря трудился он,
Эфиоп и ловелас,
Хоть в России много поп,
Пушкин – лишь один у нас!
Товарищу пути нету – пароходу и самолёту
(вспоминая поэму великого В. В. Маяковского)
Я недавно вздрогнул.
Что за странный вздор!
В мозг,
горячий
как расплавленное пекло,
разворачивалась
и входила
убийственная мысль:
«Нет теперь товарищей
на белом свете».
Это – вождь?!
По роже узнаю.
В блюдечках-глазах спасательных кругов.
В пиджаке, при галстуке, в жилете…
И, конечно, рад: супер-богатый и живой.
И дымит по жизни
средь таких отпетых дураков,
что глупее не найти на белом свете.
И куда он ни поедет, ни пойдёт,
всюду —
плоско,
пошло,
скучно,
мелко.
От Москвы до Бреста – беспредел.
И народ уж докипел до пенки.
Помню, помню,
в бытность человеком
он чаи гонял
аж в дип-купе.
Медленно
из мерзких кабинетов
поползли
его курьеры по стране.
Глаз
кося
в печати сургуча,
напролет
болтали и болтали.
Воровали,
наш народ уча.
Животами
сытыми
урчали.
Засыпали в закрома
песок.
Аж до отвращенья,
до икоты
речи так толкали,
видит бог,
будто осчастливили кого-то.
Думали,
что через год-другой
поплывут
на белом
пароходе.
И, деньжищи черпая кормой,
очень здорово
вздыхали о народе.
Залегли
в Кремлевских блиндажах.
Будто век
собою освещая,
в коридорах бюрократ-червяк
норов показал
и хряка харю.
В демократию червяк
поверил средне:
«Мало ли,
что можно
там с трибуны намолоть!
А бабло, товарищи,
не бредни,
а основа жизни из основ».
Нищий коммунизм
оплеванный,
распятый
умер на кресте.
Воняет плоть.
Мы живем,
зажатые
проклятой
бандой
под названьем
«газовая жмоть».
Это – чтобы жировать
за счет России
– олигархов верный интерес.
Жить народу
тупо и бессильно —
вот «демократический» прогресс.
В наших жилах
кровь течет водицей.
Мы бредем
сквозь револьверный лай,
чтоб бандит
смог в мэра воплотиться.
Банк его – швейцарский,
а банкир – английский.
Вот такие, брат, теперь дела…
Мне бы жить и жить.
Еще не пробил час.
Но в конце хочу —
других желаний нету —
Мордой сунуть
дерьмократов в унитаз.
Смерть иудам!
Жалко,
бомбы
нету.
Мне будет тебя не хватать
Мне будет тебя не хватать.
Но это нисколько не значит,
Что может случиться иначе.
Ведь я не умею прощать.
Мне будет тебя не хватать —
Очей обжигающе светлых
И платьев твоих разноцветных.
Я буду тебя вспоминать.
Мне будет тебя не хватать,
Тепла, пониманья и неги.
Гранит пробивают побеги.
Любить – значит, что-то терять.
Мне будет тебя не хватать.
По жизни ты в вальсе кружилась.
Пока только раз оступилась.
Но будет опять и опять.
Мне будет тебя не хватать —
Летящего милого чуда.
Хоть облик я твой не забуду,
Но мне на тебя наплевать.
Мне будет тебя не хватать.
Другая займёт твоё место.
А ты станешь чья-то невеста —
Красивая, яркая …лядь.
Мне будет тебя не хватать…