Лоренс кивает. Глаза поблескивают весельем в неярком освещении комнаты.

— Итак, ты разбираешься в искусстве и голливудских мелодрамах, а еще знаешь Джейн Остин…

— Точно. В смысле, без «Эммы» не было бы «Бестолковых».

— Интересно. Привлекательна и умна — мощное сочетание.

Не прерывая зрительного контакта, я склоняю голову набок и дерзко усмехаюсь.

— А ты красив и богат. Еще мощнее.

За это меня одаривают улыбкой. Невероятно приятной улыбкой, которая делает Лоренса не просто красивым, а прекрасным до умопомрачения. По мере того, как мы рассматриваем друг друга, веселость на наших лицах постепенно тает. Дружеская атмосфера рассеивается в воздухе, как дым, и все окружающее пространство заполняется эротическим напряжением. Я облизываю губы, а он внезапно потемневшими глазами следует за движением моего языка. Представляя, как эти губы обхватывают его член? Как я стою перед ним на коленях и, пока он сидит на кушетке, трахаю его ртом?

Момент прерывает стук в дверь. Кто-то входит, и мы слышим голос Уильяма:

— Ужин подан, мистер Ротшильд.

— Спасибо, Уильям. Можешь идти. — Лоренс коротко оглядывается назад.

Ох, он тоже это почувствовал. Я испускаю судорожный вздох. Он ведет рукой по волосам, потом обращается ко мне — вновь воплощенная сдержанность и бесстрастность:

— Продолжим наш разговор в столовой?

— Конечно.

Я встаю. Между ног тлеет огонь, требует, чтобы его потушили. Пока прихожу в себя, пользуюсь случаем и осматриваюсь — впервые после того, как зашла в библиотеку. Все стены, насколько хватает глаз, закрыты высокими, до потолка стеллажами из красного дерева. На них книги, много книг — фолианты в кожаных переплетах соседствуют с современными изданиями и потрепанными томиками в мягких обложках. Какое богатство.

— Вот это да… Вот это библиотека. Кажется, обувной этаж в Barneys только что стал вторым в списке моих любимых мест.

Обернувшись, я вижу, как Лоренс встает и идет мне навстречу. На мужественном лице прячется улыбка, точно мое поведение до крайности его забавляет. Приподнимаю бровь и складываю руки на груди.

— Что смешного?

Он не отвечает на вопрос. Молча подходит и останавливается так близко, что я улавливаю пряный аромат его одеколона, вижу на челюсти темную тень щетины. При желании, стоит положить руки ему на грудь, я могу ощутить биение его сердца. Интересно, оно стучит так же часто, как у меня?

Температура в комнате будто подскакивает на несколько градусов.

— Так ничего и не скажешь? — спрашиваю.

Он делает еще шаг, стирая расстояние между нами. Я глубоко втягиваю воздух и судорожно выдыхаю.

— Очевидно, нет…

На губы ложится его палец. Он заставляет меня замолчать. Глядя в глаза, расплетает мои руки, заводит за спину и берет мои запястья в плен. Загипнотизированная его цепким взглядом, я чувствую, как наших рук касаются мои длинные волосы. И в момент, когда кончиком носа он начинает вести по контуру моей челюсти… как же нежно… и по шее спускается вниз, моя бедная голова идет кругом. Его ласка поглощает меня целиком, она всюду.

— Как ты прекрасна, — шепчет он, задевая кожу губами.

Я с трудом сглатываю.

— Спасибо.

— Не благодари. Это не комплимент, а констатация факта.

— Ну, в таком случае… Спасибо, я знаю.

Он слегка отклоняется назад, в полуприкрытых глазах желание. Наверное, сейчас поцелует, думаю я. Инстинктивно закрываю глаза, привстаю на цыпочки, жду, но ничего не происходит. Вместо поцелуя я чувствую за ухом его щекотное дыхание, после чего он шепчет:

— Скажи, Блэр… а что случилось с тем твоим особенным?

И вновь я не могу ему лгать.

— С ним я слишком многое чувствую.

— Почему же, в таком случае, ты не с ним?

— Как раз поэтому. Он заставляет меня чувствовать. С ним я начинаю желать то, чего желать не хочу, то, что мне не нужно.

— Ну а я, Блэр? Что ты чувствуешь рядом со мной? — Костяшками пальцев он водит по моей ключице.

— С тобой я не чувствую ничего, и для меня это — главное.

— Ты любишь его?

— Если да, это будет иметь значение?

Он молчит перед ответом.

— Нет. Никакого.

***

Недолгая прогулка по дому — и мы в просторной столовой с натертыми до блеска паркетными полами, от которых легко пахнет лимоном. По пути к прямоугольному обеденному столу я едва замечаю затейливую резьбу на деревянных панелях, которыми обшиты стены, и китайские пейзажи. Все мое внимание приковано к мужчине, идущему рядом со мной.

На нем темно-синие джинсы, ладно сидящие на бедрах, и голубая рубашка. Две верхние пуговицы расстегнуты, оттенок подчеркивает цвет кожи и волос. Теперь мне ясно, почему он прослыл безжалостным человеком — и в бизнесе, и в постели. Полчаса, проведенные в его обществе, дали понять, что под дорогой одеждой прячется зверь, коварный и очень опасный хищник. В нем есть нечто неукротимое, дикое. Загадочное и темное, как ночь. Представляю, сколько женщин тешили себя иллюзиями, что сумеют приручить его, и какое разочарование их ожидало впоследствии, когда эти попытки с треском проваливались.

…В ожидании десерта я поглядываю на него. Он тоже оценивающе на меня смотрит. И выглядит при этом так же привлекательно и маняще, как бокал красного вина у него в руке.

— Ты какая-то рассеянная. О чем задумалась?

Его вопрос выводит меня из ступора.

— Так… о всякой ерунде. У тебя, кстати, очаровательный дом.

— Спасибо.

Я тянусь за бокалом, делаю глоток вина.

— Ты не очень-то разговорчив, да? Я весь вечер не затыкаюсь, а ты и двух слов не сказал.

— Правда? Не заметил, — с сарказмом отвечает он, поблескивая глазами.

— Окей, может, я и преувеличила, но ты же понял, что я имею в виду.

— Практически все, что я могу рассказать, ты, наверное, уже прочла в интернете.

Смеюсь.

— Виновна. Едва ли не первым делом.

Этим признанием я зарабатываю улыбку — порочную улыбку, которая не должна, но все-таки заползает под кожу, оставляя за собой жгучий след.

— Все в порядке. Кроме того, мне нравится тебя слушать. Это… бодрит.

— Ну конечно. Скорее вгоняет в сон. Хотя… знаешь, как говорят?

— Нет, не знаю. Просветишь?

Я усмехаюсь.

— В тихом омуте черти водятся. У тех, кто много молчит, на уме самые грязные мысли.

Он разражается хохотом, и я отчего-то испытываю прилив счастья. Отсмеявшись, Лоренс залпом допивает вино, ставит бокал на стол и поворачивается ко мне. В зеленых глазах пляшет веселье.

— Я не святой, Блэр. Я живу насыщенной жизнью, и у меня не одна, а множество слабостей.

— Это хорошо, потому что я тоже не ангел.

— Иди сюда, Блэр. Дай посмотреть на тебя, — говорит он, голос становится хрипловатым.

Я не спешу. Пью свое вино, растягивая момент. Меня нервирует то, как он на меня смотрит — пристально, без тени веселья, — но я не собираюсь поджимать перед ним хвост. Напротив, я полна решимости смутить его самого. Мне хочется сделать так, чтобы с него слетело спокойствие. Поставив бокал на стол, я промакиваю уголки губ салфеткой и, отложив ее в сторону, встаю.

Когда он считывает мои намерения сесть напротив него на стол, то немного отодвигается, освобождая мне место. И вот я сижу на краю. Мы с вызовом глядим друг на друга. Ждем, кто же из нас двоих первым перечет границу, на которой мы балансировали весь вечер, и тем самым признает, что это не романтическое свидание, а нечто совершенно противоположное.

— Вот. — Я раздвигаю ноги, насколько позволяет тесное платье. — Смотри. — Отклонившись назад, опираюсь о прохладную поверхность стола, а второй рукой сдвигаю свои черные стринги вбок, полностью обнажая перед ним свое естество. — Ну как, Лоренс… нравится тебе то, что ты видишь?

Он спокойно рассматривает меня. Дыхание ровное. Глаза, хоть и потемнели от желания, изучают мою плоть внимательно и не стесняясь. Он абсолютно невозмутим. Сидит напротив на деревянном стуле с высокой спинкой, пока я нагло выставляю себя напоказ. Мне должно быть стыдно, неловко, но вместо этого по венам, будоража кровь, разносится чистейшее, неразбавленное возбуждение. Этот мужчина — запретный плод. И этим манит меня еще сильнее.