Сопровождаемый этими душераздирающими звуками, мистер Бантинг тихонько вышел из комнаты.

Он бессильно опустился на нарочито деревенского вида самодельную садовую скамейку, которая когда-то казалось ему завершающим штрихом в художественном убранстве его сада, и отдался во власть противоречивых чувств. Неужели его семья никогда не будет довольна? При воспоминании о том, как рос он сам, он казался себе воплощенной щедростью, В первые счастливые дни отцовства он мечтал дать своим детям все, чего он сам был лишен: домашний уют, образование, приличные, «чистые» профессии. Он видел себя на склоне лет окруженным нежными заботами благодарной и счастливой семьи. Уважения, немножко любви — больше он ничего не просил. А вместо того, — и при этой мысли мистер Бантинг явственно ощутил, что, у него повышается кровяное давление, — вместо того вышло так, что худших мотов, сумасбродов и эгоистов, чем его дети, не найдешь во всем Килворте. А отчего? Да оттого, что по глупой доброте сердца он так их избаловал, что они вообразили, будто могут иметь все, чего ни попросят.

Сейчас он немного осадил мистера Эрнеста. И вот сидит теперь здесь, изгнанный из своей собственной гостиной, а там, в коттедже «Золотой дождь», который он и купил-то за безумную цену только ради детей, его жена втихомолку утешает Эрнеста, легковерным материнским сердцем внимая его жалобам.

Мистер Бантинг сидел на своей нарочито деревенской садовой скамейке в своих коричневых штанах-гольф и чулках в клетку и чувствовал, что к горлу у него подступает комок, а глаза как-то страшно жжет и щиплет.

— А, пропади все пропадом! — проворчал он, высморкался и сделал вид, что не замечает Оски, поджидавшего его у ограды, чтобы продолжить диспут о пригодности тяжелой, глинистой почвы для Garria elliptica.

Тут мистер Бантинг заметил на земле конверт, видимо, выпавший у него из кармана, когда он доставал платок. Содержание конверта было ему и так хорошо известно. Но сейчас, еще пуще растравляя себе душу, он снова открыл конверт и еще раз удостоверился в том, что должен внести килвортскому налоговому управлению девять фунтов десять шиллингов налога. Управление требовало — на этот раз в форме официального уведомления — немедленной уплаты этой суммы. Шесть фунтов десять шиллингов лежали в ящике туалетного стола, три фунта он дополнит из жалованья, которое получит по чеку в конце месяца — вот как мистер Бантинг намеревался разрешить эту проблему, именно так, а не иначе; а управление пусть себе требует и грозит сколько ему угодно. Из того же месячного жалованья нужно сделать очередной взнос по закладной, — эти платежи, к счастью, подходили уже к концу, — а также оплатить совершенно непредвиденные счета за линолеум в ванной комнате, за пальто для Джули и за новый кухонный буфет, без которого, как недавно выяснилось, невозможно обойтись. По правде говоря, количество непредвиденных расходов, из месяца в месяц нараставших в домашнем бюджете, было наиболее поразительной особенностью хозяйства Бантингов.

А что будет, если он перестанет получать свои ежемесячные чеки? Это будет, если Вентнор... Но при одной мысли об этом он вздрагивал, как от прикосновения к раскаленному железу. Стоило Вентнору завладеть его мыслями, и он терял последнее мужество. Он должен гнать от себя мысли о Вентноре. С тех пор как Вентнор три дня назад с шиком укатил в своем элегантном сером лимузине, мистер Бантинг ни разу не вспоминал о нем. В первый раз за последние недели он забыл о существовании Вентнора. И теперь ему казалось, что, перестав тревожиться из-за него, он как бы пренебрег каким-то священным ритуалом и тем накликал на себя беду.

И все же он не станет о нем думать. Благодаря наследству тети Энни он немного припас на черный день. На худой конец, он продаст «Золотой дождь», и поселится на Линпортском шоссе в одном из коттеджей, которые она ему оставила.

Мистер Бантинг вспомнил, какое горькое разочарование испытал он при виде этих коттеджей, когда в один из субботних вечеров отправился взглянуть на них. Четыре крошечных ветхих домика и участок болотистой земли, сданной в аренду желчному неудачливому огороднику. Мистер Бантинг приберегал эти коттеджи как последнее прибежище на случай, если грянет гром. Как-никак это крыша над головой, и очаг, и земля, которую можно обрабатывать; он будет вести суровую трудовую жизнь, но, прожить все-таки будет можно. Ничего не поделаешь, приходится считаться и с такой перспективой.

Такие мысли проносились в уме мистера Бантинга, пока он уныло сидел на садовой скамейке. По никто из членов его семьи не понимал его никто не хотел понять. Он должен думать о будущем, должен строить планы и заботиться о своей семье, даже если его семья мало заботится о нем. Вот что значит быть отцом.

— Папа, чай пить! — крикнула Джули, прервав его размышления.

Все сидели за столом, как пришибленные. Эрнест был все еще бледен, молчалив и очень вежлив с отцом. Все были очень вежливы с мастером Бантингом словно пытались умилостивить беспричинно разгневанное божество. Мистеру Бантингу было не по себе. Он сидел среди общего натянутого молчания, и в душе его поднимался протест, ему хотелось сказать им, что он совсем не такой, как они думают. Внезапно он с особенной силой почувствовал, как бесконечно, как мучительно они ему дороги. Он жаждал прервать это механическое наполнение желудков, открыть им свою душу; сказать им: я хочу только одного — чтобы всем было хорошо. Но он, понятно, не мог этого сделать. Он сидел за столом такой же подавленный и молчаливый, как и они, и выпив чай, торопливо проскользнул в гостиную и укрылся за вечерней газетой. Очень трудно объяснить кому-нибудь свои чувства.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Но Крис отличался неунывающим характером, как это свойственно молодым людям, целиком поглощенным своими личными делами, и поэтому, несмотря на подавленное настроение, царившее за чаем, час спустя он: с грохотом подкатил к воротам в автомобиле. Конечно, это была уже не та замечательная машина, о которой он рассказывал; тот уникальный экземпляр безвозвратно погиб на Килворт-хилле, под водительством юного Ролло, и Крис подозревал, что причиной гибели был лопнувший цилиндр. Новый автомобиль был гораздо более внушительным, лучше сохранившимся, более быстроходным и вообще несравненно более роскошным экипажем. Это был, как говорил Крис с благоговейной дрожью в голосе, двенадцатисильный «грандикс». Общее с прежним фаворитом Криса у него было только одно — оба продавались феноменально дешево.

Автомобили для Криса были тем же, чем для Эрнеста Шопен. Автомобильные журналы служили ему прибежищем, где он искал опасения. А спасения он искал преимущественно от занятий банковским делом и, в частности, от назойливых мыслей о предстоящем экзамене по этому предмету. Он видел неотвратимое, как сама судьба, приближение рокового утра, когда ему волей-неволе придется предстать перед экзаменаторами и подвергнуться испытаниям по теории и практике банковского дела, по вопросам процентов, учета векселей, валюты, курса и прочих затхлых, абстрактных понятий. Ни об одном из этих предметов у него не было сколько нибудь ясного представления. Его невежество было столь явным, что не могло укрыться от постороннего взора даже на той скромной должности, которую он занимал в банке Барклэй. Управляющий отделом, мистер Освальд Лик, бледный, тощий, костлявый и совершенно лысый человек, дал Крису понять, что он наблюдает за ним, и это предостережение прозвучало весьма многозначительно. Повидимому, мысль о Крисе беспрестанно посещала его среди его личных и служебных забот, так как он раза два пригрозил. Крису, что подвергнет его устному экзамену по книге Бенкхилла «Банковское дело в Англии».

Все предвестия и предзнаменования не сулили ничего хорошего, и прочность взаимоотношений Криса с банком Барклэй казалась довольно сомнительной.

Каждый раз, встречаясь взглядом с мастером Ликом, Крис чувствовал, что приближается день расплаты. Порой что-то похожее на совесть дремотно шевелилось в его душе, побуждая его взяться за книгу. Тогда он извлекал из ящика стола свои учебники и принимался за с отчаянной решимостью проглотить их как можно быстрее — одним глотком, как глотают касторку. Но с первой же страницы, при первом столкновении с тем особым складом ума, которым отличаются составители учебников по банковскому делу, в нем поднимался протест. Его охватывала досада, он даже начинал отпускать саркастические замечания вслух. Он останавливался, изо всех сил стараясь сосредоточиться, и снова пускался в путь, пробираясь через бесплодную пустыню бенкхилловских параграфов в поисках живительного источника, именуемого логическим смыслом. Но ему никак не удавалось обнаружить его.